«Репрессии ничего не остановят»: что нам делать с теориями заговора о коронавирусе

— Для начала расскажите — какие самые главные теории заговора, связанные с пандемией, сейчас существуют?

Кирзюк: Одна теория — очень мрачная, антиутопическая — заключается в том, что государство в содружестве со СМИ (в некоторых вариациях — с фармкомпаниями и «хозяевами денег» типа Билла Гейтса) искусственно раздувает панику вокруг коронавируса, чтобы потом загнать людей в «цифровой концлагерь». Чтобы потом над ними взять полный контроль и всем внедрить чипы. Один из очень распространенных вариантов этой теории — что коронавирус специально создали, чтобы потом обязать всех вакцинироваться, а вот через эти вакцины как раз людям чипы и внедрят.

Архипова: То есть коронавирус — это предлог для манипуляций с человечеством.

— Речь о том, что коронавирус используется для предлога, или о том, что коронавируса вообще нет, и все это выдумка?

Кирзюк: Это разнится. В наиболее радикальной версии никакого коронавируса вообще нет. Но если даже он есть, то его опасность очень сильно преувеличивают, и вся паника вокруг него искусственно раздувается СМИ. Они навязывают картину мира, которая не соответствует реальности, и мы все начинаем в нее верить — ну а тут уж и до чипирования недалеко.

Архипова: Это можно проиллюстрировать интересной историей.

Кирзюк: Да, в конце марта на маленьком конспирологическим сайте «Союза возрождения России», который уже давно беспокоится насчет повального чипирования и «цифрового концлагеря», было опубликовано письмо, содержащее популярную конспирологию: коронавирус — это предлог для чипирования, искусственной паники и скоординированной лжи СМИ. Обычно продукция авторов из «Союза возрождения России» за пределы их сайта не выходит. Но сейчас очень многие люди пребывают в состоянии тревоги и чувствуют, что они не могут контролировать свою жизнь.

Архипова: Текст был опубликован как обращение на этом сайте в конце марта, а потом кто‑то его скопировал и приписал вначале: «Ассоциация российских медиков». Все это произошло первого апреля — возможно, это была шутка. И вся эта теория — в виде официального письма-обращения — в первых числах апреля начала гулять по мессенджерам и соцсетям. Теперь уже перед нами открытое письмо от некоторой «Ассоциации российских медиков» в разные официальные инстанции. В шапке было написано: «Правительству Российской Федерации, Президенту РФ В.В.Путину, Министерству образования» и т. д.

На самом деле, «Ассоциации российских медиков» не существует. Но если особо не вчитываться, это все выглядит как официальный документ. Читатель видит название какой‑то ассоциации, видит формальные признаки официального документа, и это делает его более доверчивым к тексту. А внутри него зашита вся эта дичайшая конспирология.

Кирзюк: Да, очень даже вероятно, это была шутка, но очень многие восприняли ее всерьез — если не с полным доверием, то по крайней мере как повод к серьезным размышлениям. И пересылали это со словами: «Ну вот смотри, что я там сегодня в сети нашел» или «Смотри, что мне там дядя Паша переслал», например. Даже газета «Новые известия» его опубликовала, видимо, просто не вчитавшись в содержимое, а потом вчиталась и удалила.

Архипова: Получается, что конспирология все время существовала в «пузырях» — внутри одного сообщества, другого. А сейчас, в ситуации паники, неопределенности и презумпции опасности, конспирологические толки очень легко нарушают границы между этими пузырями.

Кирзюк: Вторая конспирологическая теория заключается в том, что государство, наоборот, скрывает истинный масштаб бедствия. И в разных городах — причем не только в России — возникают слухи о том, что «наш местный Ледовый дворец переоборудуют под морг, и там уже складывают трупы». Это противоположная история: тут государство от нас скрывает истинную опасность вируса, а мы пробиваемся к правде.

Архипова: Да, это две такие противоборствующие метаконспирологические структуры. При этом, на самом деле, видимо, люди могут верить одновременно и тому и другому. Не одно когнитивное исследование проводилось на эту тему, и выяснялось, что адепты одной конспирологической теории легко верят в другую.

Кирзюк: …даже если они будут друг другу противоречить!

— А как эти ключевые конспирологические модели соотносятся с теориями прошлых лет? Вот вторая, про то, что власть скрывает масштаб, звучит абсолютно так же, как многие фейки во время трагедии в Кемерове.

Кирзюк: Да. А первый сюжет звучит примерно так же, как очень популярная конспирологическая теория — что теракт 11 сентября на самом деле устроило американское правительство, чтобы усилить контроль над обществом.

— Ну и про каждый большой теракт в России такая теория есть.

Кирзюк: Совершенно верно, такие же теории появлялись после взрывов домов в разных городах (в Буйнакске, Москве и Волгодонске. — Прим. ред.) в 1999 году (сторонники теории заговора связывают серию терактов с желанием усилить роль ФСБ в политической жизни России, а также необходимость оправдать только что начавшуюся Вторую чеченскую войну. — Прим. ред.).

Сегодня ты еще гуляешь себе спокойненько по городу, наслаждаешься солнышком и неспешно относишь, например, продукты маме, которая входит по возрасту в группу риска, — но в один прекрасный день ты идешь тем же самым маршрутом, и тебя три раза подряд останавливают полицейские в масках и в перчатках. И еще ты внезапно обнаруживаешь, что этих полицейских в городе стало очень много, хотя вчера вообще не было видно. А что произойдет завтра — не знает никто.

Архипова: …и в результате возникает ощущение депривированности прав.

Кирзюк: И депривированности контроля. Ты никак не можешь контролировать происходящее: не знаешь, какой очередной указ завтра издаст Собянин, будут ли тебя на улицах родного города ловить патрули и штрафовать или не будут. И это от тебя совершенно не зависит. Такое состояние, как показали многие когнитивные психологи, очень способствует усвоению конспирологических теорий.

Архипова: При этом важно понимать, что это происходит в ситуации, когда люди не считают, что их государство стабильно или что их политическая система разумно устроена.

Кирзюк: Если отдельный человек чувствует, что не может контролировать свою жизнь, он будет более восприимчивым к конспирологическим теориям. На уровне группы это тоже работает: когда большие массы людей не могут контролировать происходящее, они начинают массово обмениваться вот такими вот текстами.

— Можно ли сказать, что это прямая или непрямая функция, которую выполняют теории заговора? Они затыкают дырку в том месте, где у человека должно быть ощущение контроля над ситуацией?

Кирзюк: Ну да! Мир становится понятным и непротиворечивым. Ты понимаешь, как он устроен, понимаешь, откуда исходит опасность, кто враг, кто не враг. Эта простота уже сама по себе оказывает психотерапевтический эффект.

Архипова: Это называется «стремление к когнитивной завершенности». Человеку хочется получить быстрый, короткий ответ на вопрос, как все устроено. А история с коронавирусом крайне непонятна. Там все время какие‑то возникают новые нюансы, версии — откуда это произошло, как лечить, надо или не надо носить маски.

— А как сочетается эта простая и непротиворечивая картина мира, которую дарят конспирологические теории, с тем, что они сами друг другу легко противоречат?

Кирзюк: Этот большой нарратив — о могущественном враге, которые строит козни, — под него очень легко подтягиваются разные мелкие факты действительности. Тебя внезапно озаряет, как вообще устроен мир, и ты можешь какой‑то такой очень бытовой факт, например, отсутствие зубной пасты в магазине, подверстать вот под эту картину и сказать: «Это потому, что они хотят нас всех уморить без товаров первой необходимости».

Архипова: Это нарушение правила бритвы Оккама (философский инструмент, помогающий отбрасывать неправдоподобные объяснения событий. — Прим. ред.): изобретается сложное объяснение…

Кирзюк: …но оно оказывается более психологически комфортным.

— Но по большому счету тут же выбор не между простым и сложным. Ведь реальная ситуация как раз очень сложна — почему она менее привлекательна, чем не менее сложные конспирологические теории?

Архипова: Тут выбор не только между простым и сложным, это выбор еще и между старым и новым. Коронавирус — это новая угроза. А эти конспирологические модели — старые, они хорошо известны.

Кирзюк: Когда в 1830 году в Российской империи была эпидемия холеры, то тогда тоже были распространены противоречащие друг другу теории. Первая — что это некие чужаки запустили холеру, отравили реки и колодцы. А противоположная теория была, что вообще никакой холеры не существует, а это просто вот садисты-доктора по поручению правительства хотят нас всех загнать в свои больницы, в карантин, и запретить нам хоронить наших родственников так, как мы привыкли. Вот они такие просто злодеи и садисты, им нравится людей мучить.

— То есть это получаются те же истории?

Архипова: Да. Либо это какие‑то внешние враги, которые прокрались и нам вредят, — поляки, евреи, французы, — либо это государство нас специально травит, чтобы убрать бедных, которых нечем кормить.

Кирзюк: Все повторяется.

— Но понятно, что сейчас по сравнению с XIX веком изменились способы передачи информации. Как это влияет на распространение теорий заговора?

Кирзюк: Сейчас рядовой пользователь фейсбука или «ВКонтакте», который имел в среднем 20–25 лайков за пост, может набрать сотни тысяч лайков, если даст своим подписчикам какую‑то очень важную для них информацию — например, о том, как обстоят дела в странах с тяжелой эпидемиологической ситуацией. Например, русская женщина, живущая в Италии, пишет: «Я живу в Италии, и я сейчас расскажу, что здесь происходит…» Дальше она описывает то, что описывают СМИ, но текст построен таким образом, что читатель уверен: пишущая видела все это лично, своими глазами.

И пользователь, который такой текст предложит, может стать на некоторое время звездой — набрать сотни тысяч лайков и репостов в соцсетях, попасть на страницы электронных СМИ и даже стать героем передачи НТВ с многомилионной аудиторией.

— То есть если обычно главная мотивация для распространения конспирологических теорий — рассказать людям о том, что от них скрывают, то тут, получается, может быть, еще и стремление заработать какой‑то социальный капитал?

Кирзюк: Я думаю, что когда Полина Головушкина писала этот текст, она делала это без всякого расчета на зарабатывание капитала. Она совершенно искренне хотела предупредить соотечественников о грозящей им опасности: «Дорогие россияне, не повторяйте ошибок Италии, а то у вас будет все так же ужасно». Про «вас власть обманывает» в ее тексте ничего не было. Было паническое свидетельство, которого люди ждали. Когда оно появилось, российские власти уже начали вводить ограничительные меры и все настойчивее призывать к самоизоляции, что говорило о серьезности угрозы и усиливало тревогу.

Архипова: Надо понимать, что существует несколько мотивировок. То есть человек может распространять информацию, потому что он реально хочет предупредить. А с другой стороны, человек может, например, хотеть как‑то выделиться.

Кирзюк: Да, такую мотивацию тоже нельзя исключать.

Архипова: Например, журнал National Geographic предполагает, что именно так появился знаменитый пост «Дельфины вернулись в каналы Венеции». Впервые эта информация появилась в твиттере жительницы Индии, которая таким образом получила больше миллиона лайков — и отказалась его удалять после признания информации фейковой.

Но все-таки причины, почему люди придумывают что‑то и почему они это распространяют, бывают самые разные. Кроме желания получить какой‑то профит — накрутить лайков или разыграть — человек может хотеть как‑нибудь выделиться. Это эффект «запроса на уникальность», о котором говорили психологи Роланд Имхов и Пиа Каролайн Ламберти. Они сначала проводили с людьми длинные биографические интервью, а потом предлагали распространять разные конспирологические слухи. Выяснилось, что люди, у которых был «запрос на уникальность» — то есть те, кто чувствует, что ничем не выделяются, а хотел бы выделяться, — гораздо лучше соглашались распространять подозрительные конспирологические слухи и еще лучше соглашались распространять, если им сообщали, что это непроверенная информация.

— Потому что в случае, если эта информация все-таки подтвердится, выигрыш сильнее, а в случае, если не подтвердится, и проигрыш небольшой, так?

Кирзюк: Да, и ты все равно привлечешь к себе внимание такой теорией.

Архипова: Кроме этих причин заставить человека распространять конспирологию и фейки может состояние повышенной тревожности. У канадско-американских когнитивных психологов Кэмерона Мартела, Гордона Пенникука и Дэвида Рэнда, которые написали какую‑то чертову прорву статей про фейк-ньюс, есть совсем свеженькая статья, конца 2019 года. Участникам эксперимента искусственно повышали «уровень эмоциональности». А контрольной группе, естественно, ничего не делали. Дальше им предлагалось два типа действий. Им показывали картинку, выглядящую как новость в СМИ, и они должны были сказать, фейк это или не фейк, и дальше — согласиться или не согласиться это репостить. Так вот в состоянии тревожности и повышенной эмоциональности они очень хорошо репостили — и именно фейки.

Кирзюк: Понимая, что это фейк.

Архипова: Ну распознавание фейков у них тоже упало на самом деле. Люди в контрольной группе сильно лучше отличали не фейк от фейк-ньюс и гораздо хуже соглашались репостить какие‑то странные новости.

— То есть от тревожности человек репостит даже откровенный фейк просто «на всякий случай»?

Кирзюк: Именно так. Потому что когда мы вообще перестаем понимать, как все устроено вокруг, мы уже ни в чем не уверены. А вдруг это правда? Вдруг что‑то в этом есть?

Архипова: Гордон Пенникук и его группа только что проверили эксперимент про фейки о коронавирусе. Они сделали практически то же самое [что и в эксперименте, описанном выше]. Испытуемые должны были опознать фейк и дальше согласиться или не согласиться расшарить. Они взяли как раз самые известные конспирологические толки о коронавирусе.

Выяснилось, что нет прямой зависимости между умением распознать правду от лжи или желанием расшарить. То есть люди часто говорили, что это фейк, но все равно соглашались расшарить. Вывод следующий: это не один и тот же когнитивный процесс, это два разных процесса — различение правды и лжи и принятие решения о распространении информации.

Но есть большое но. Они прогоняют [испытуемых] по разным тестам: на когнитивные способности, на базовые научные знания. И вот очень умные, у них высокий результат по когнитивному тесту, и очень образованные, у них высокий результат по тесту на базовые научные знания, вообще отказывались что‑либо распространять.

— Хоть фейки, хоть достоверную информацию?

Архипова: Да, они хорошо отличали правду от лжи, а на вопрос, будете ли расшаривать, умные отвечали нет, а образованные — нет именно для фейков.

— То есть можно сказать, что есть корреляция между уровнем образованности и стремлением распространять фейки?

Архипова: Нет. Это очень важный и тонкий момент, потому что все остальные исследования показывают, что нет разницы между образованностью и необразованностью. Фейки распространяют врачи, учителя, про это много исследований. А тут — конкретно высокий уровень когнитивных способностей и высокий уровень личных научных знаний. Грубо говоря, какой университет ты заканчивал — это не важно; просто наличие диплома не значит ничего. Главное — что умные и образованные вообще отказываются что‑либо распространять.

— Недавно биоинформатик Михаил Гельфанд в интервью сравнил конспирологические теории с вирусами, которые подобным образом размножаются, мутируют, находят новые способы внедряться в новую среду. Как вам кажется, справедлива ли эта метафора?

Кирзюк: В фольклористике и антропологии есть меметический подход, который исходит из того, что тексты распространяются как вирусы, как мемы по Докинзу. Они действуют как почти самостоятельные сущности, их главная их задача — распространиться любым способом, и, подобно вирусам, они мутируют, чтобы выживать.

Архипова: Обрати внимание, что ровно на этой же позиции стоит Всемирная организация здравоохранения, которая придумала слово «инфодемия».

Кирзюк: Собственно, сам термин «инфодемия» уже говорит о том, что это эпидемия каких‑то ментальных вирусов.

Архипова: В ноябре 2019 года выходит статья двух специалистов по математическому моделированию и эпидемиологии Брайнарда и Хантера. Они изучали распространение болезней — вспышки желудочного гриппа в Канаде, вспышку кори в Англии. И они обратили внимание, что люди крайне плохо следуют медицинским советам и хорошо следуют «плохим советам» — буквально bad advices: привязывать имбирь, натираться чесноком. Дальше они построили математическую модель, взяв реальную статистику заражения этими болезнями и посмотрели, с какой скоростью там все будет заражаться. Потом в эту модель внесли изменения, при которых каждый, кто заражал другого человека, давал другому плохой совет — привязывать имбирь, пить водку, вот это все. И пришли к выводу, что при распространении плохих советов на сорок процентов возрастает вероятность риска заражения.

Кирзюк: То есть это действует на физическом уровне. Есть прямая корреляция между распространением ментального вируса, если текст мы воспринимаем как вирус, — и реальным физическим заражением.

— Ого! А есть какое‑то рациональное объяснение этого феномена?

Архипова: Они объясняют это следующим образом. Есть хороший совет — например, соблюдать социальную дистанцию и мыть руки, а есть плохой — устраивать вечеринки, пить водку, натираться имбирем. Информационное пространство забивается, и при соотношении 50/50 хороших и плохих советов вероятность того, что люди последуют хорошему, падает в два раза. Соответственно, они в два раза с большей вероятностью заразятся и заразят других. То есть забивание информационного пространства мешает проникновению нормальных медицинских инструкций и таким образом подвергает человека риску. Эту статью постоянно упоминают врачи, которые обсуждают вопрос инфодемии. Я иногда шучу, что журнал «Ланцет» — главный медицинский журнал — превратился в журнал по фольклористике.

(Все смеются.)

Архипова: Да! Там постоянные темы — инфодемия, слухи, народные советы, фейк-ньюс — в каждом номере у них есть по несколько статей про это.

Дальше в начале марта этого года выходит статья итальянских исследователей. Они рассчитали распространение текстов о коронавирусе и о пандемии в пяти социальных сетях: двух маленьких американских и трех крупных — инстаграме, ютьюбе и твиттере. Они применили ту же самую модель заражения, про которую мы все знаем: эпидемия начинается, когда R, репродуктивность, больше единицы. То есть человек может заразить другого вирусом или — в этой модели — информацией, в том числе опасной. Они сделали сногсшибательный вывод, что все сети себя по-разному ведут. И твиттер наиболее спокойный, неспешный, там уровень зараженности текстами самый низкий. А самый панический — это инстаграм, там уровень заражения R больше 2,2: то есть в среднем каждый житель инстаграма заражает двух с половиной людей паническими текстами. И при этом на втором месте по типу этих текстов — это как раз плохие советы по спасению: есть имбирь, натираться чесноком, пить водку.

Главный вывод такой же: это страшно вредно. Потому что это забивает эфир и не позволяет проникать обычной медицинской информации.

— Потому что конспирология, как правило, занимает место какой‑то не жизненно важной информации, а вот эти советы прямо влияют на жизнь, так?

Кирзюк: Ага.

Архипова: Да, ровно так получается. Поэтому ВОЗ и врачей больше волнует не конспирология, а такая псевдомедицинская информация.

— У вас как у людей, профессионально работающих с вот этими ментальными вирусами, есть какие‑то правила гигиены? Вот врачи советуют мыть руки и не подходить друг к другу на полтора метра — вы можете посоветовать, что делать человеку, чтобы не стать передатчиком такой заразы?

Кирзюк: Проблема в том, что гораздо проще натренировать человека на то, чтобы он отличал фейк-ньюс от не фейк-ньюс. Но заставить не репостить — вот это сделать гораздо сложнее. Мне кажется, почти невозможно.

Архипова: Кстати, сейчас, с первого апреля, уже активно сажают за фейк-ньюс, и штрафуют, и уголовные дела заводят. На самом деле это очень порочная практика. И я очень огорчена, что этот репрессивный механизм вообще введен.

Если вернуться к вопросу о том, как это остановить, то тот же самый Гордон Пенникук и его команда когнитивных психологов 15 марта провели еще один эксперимент. Они взяли группу испытуемых, которую опять прогоняли через все тесты, и попросили распознать как бы фейк-ньюс, а потом отрепостить или не отрепостить. А другой группе они смягчили условия. То есть человека заводили и говорили: «Мария Ивановна, вы потренируйтесь. Это еще не эксперимент, это тренировка». На самом деле это уже был эксперимент, но Мария Ивановна расслаблялась, и таким образом у нее было на одну попытку больше. В результате выяснилось, что в этой группе испытуемые лучше определяли фейк-ньюс и гораздо лучше репостили именно правдивые новости. Причем все — умные и неумные.

— То есть, если возвращаться к метафоре вируса, можно сказать, что это условная наработка какого‑то иммунитета?

Архипова: Да. Они ровно это слово используют — «иммунитет». Надо вырабатывать иммунитет, тренировать, и тогда с развитием механизма распознавания у людей меняется политика репоста.

— По большому счету мне видится в этом вред репрессивных мер: во-первых, сажая людей, они подкрепляют конспирологические теории, которые говорят, что государство хочет все скрыть, и, во-вторых, не дает людям выработать вот эти антитела.

Кирзюк: Получается, что так, да.

Архипова: Это нарушение свободы слова в абсолютном виде. Вот был материал журнала «Холод»: там четыре случая людей, которые там услышали что‑то на остановке и написали об этом где‑то. И им дали за это штраф. Хотя мы все это делаем — передаем информацию, это естественный процесс. За него нельзя сажать.

Репрессии ничего не остановят. Единственный способ — это усиливать способности людей анализировать сообщение и более вдумчиво принимать решение о репосте. В США, например, существует сайт www.snopes.com, на котором можно найти анализ новостей, фейковые они или нет. И вот прямо сейчас, на этой неделе, мы запустили российский сайт «Энциклопедия слухов и фейков» на научно-популярном сайте Nplus1.

Там есть специальная форма: нам можно прислать удивительную историю, и мы ее проверим. Результаты проверки мы выкладываем и подробно объясняем, как и зачем возникают те или иные слухи и фейки.