Неделя Пола Томаса Андерсона «Ночи в стиле буги» (1997)

Хотя тот сезон чемпионата и увенчался водружением на оскаровский пьедестал неподъемного «Титаника», для нас 1997-й стал единственным и неповторимым, когда фильмы, овладевавшие душой настолько, что, сперва засмотрев их до дыр, мы, внявшие их зову, спускались с якоря и впрямь меняли оседлую жизнь на караван любви, приключений, достижений и успехов, шли косяком. «Гаттака», «Большие надежды», «Ледяной ветер», «Семь лет в Тибете», «Теория заговора», «Свадьба моего лучшего друга», «Секреты Лос-Анджелеса», «Без лица», «Пятый элемент», «Вход и выход» и, конечно же, «Звездный десант», выйдя с которого в первый раз, лично я, окинув взглядом обледенелый Невский, не нашел себе лучшего применения, как взять билет на следующий же его сеанс, — все это свершилось в те решающие осень-зиму-весну 1997/1998. С таким кино в режиме нормы было сладко дышать. Но больше всего мы ждали «Ночей в стиле буги». И, естественно, не имея терпения дождаться, когда весной пергамент этой летописи порноиндустрии 1977–1984 годов развернется во всю ширь экрана кинотеатра «Аврора» в сопровождении угодливых субтитров, уже посреди зимы, щурясь сквозь дымовую завесу наших прокуренных съемных квартир, вовсю пытались что-то разглядеть на перекособоченных «тряпках» и расслышать сквозь кашу любительского перевода — что интересно, в большой степени и это удавалось. Это даже до какой-то степени поначалу шло фильму: первому, рассеивавшему именно что завесу — неверной памяти и забвения — над миром нашего детства.

Тут я ловлю себя на том, что пишу эту статью для молодых, хотя и не обязательно смертельно молодых людей, — и правильно делаю: те, кому за 30, в комментариях к «Ночам в стиле буги» не нуждаются, зато рожденным в 1990-е можно открыть в фильме те ароматы, что нынче сами по себе уже не словятся и что так пьянили в год выхода картины (очень при этом надеясь, что раз на «Афише» неделя Андерсона, авторы других рецензий уж точно воспоют и его зоркость синефила, и вклад в развитие киноязыка, и своеобразие творческого метода, к нашим дням выродившееся стараниями эпигонов, в том числе таких искренних, как Антонио Бандерас с его «Летним дождем», в киношное общее место, и — сами понимаете). А я тогда со спокойной душой сосредоточусь на плане, который в советские времена окрестили бы «историческим значением» его картины. И попробую объяснить ее тогдашний эффект, пойдя от обратного.

Если вас, как и меня, тошнит всякий раз, когда телевизор изрыгает песню «Звенит январская вьюга» — хотя в моем детстве увидеть, как Селезнева ее поет, было праздником, потому что пела она ее от силы раз в году в новогоднем киноконцерте; если вы вырубаете антенну, когда из одной останкинской студии в другую начинают блуждать съемочные группы «Красной шапочки» и «Чародеев» по случаю юбилея фильма, — хотя лет 30 назад застать его в телесетке было счастьем; если вы 40 раз подумаете, прежде чем опустить иглу на пластинку ABBA, и в итоге, скорее всего, откажетесь от этой затеи — то вы совершенно правы, ибо нынешнее медийное идолопоклонство перед 1970-ми и должно вызывать эстетическое несварение.

А теперь вернемся в 1997 год. Активное молодое поколение — дети рубежа 1970–1980-х; самому режиссеру фильма, Полу Томасу Андерсону, на момент выхода фильма было 27, соответственно, действие картины для него происходит в самый важный для каждого период, когда ему было от 7 до 14 лет. Однако, в отличие от нашего времени, застревания в прошлом и превращения винтажа в ширпотреб, 1970-е, 1980-е и первые две трети 1990-х были отмечены не просто перманентным обновлением моды, эстетики и технологий (по пути удешевления и доступности), но и полной аннигиляцией предшествующих как нелепых, устарелых, допотопных. В конце 1980-х вы не нашли бы телеканала и радиостанции, передающих АВВА. В начале 1990-х песни Пугачевой с запиленной до невоспроизводимости материала пластинки «Зеркало души» вы могли бы воспроизвести разве что по памяти. В середины 1990-х даже острый бред не принудил бы музыкального редактора вставить в плейлист «Ягоду-малину» и «На теплоходе музыка играет». Однако людям свойственно получать сильнейшие впечатления, которые формируют основу их последующих предпочтений, в детстве. А теперь вспомните, что у нас не было торрентов, интернет едва появился, у нас не было даже мобильных телефонов и DVD! Можете ли вы представить себе ситуацию, когда, загоревшись желанием переслушать какую-нибудь песню из детства, вы бы уже через две минуты не смотрели бы ее клип на YouTube, увидеть фильм, сломавший вам голову, не скачать через час с торрентов, а порнуху, взбаламутившую ваш взор пятиклассника, шкодливо подглядывавшего через плечо старшего кузена, не обнаружили бы на соответствующем трекере? Так вот, 20–30-летним образца 1997 года это все было недоступно: мы полагались на неверные воспоминания, шаткие образы — и часто не могли, даже вспоминая за компанию с ровесниками, откопать на чердаках нашей памяти названий фильмов и песен, научивших нас мечтать, — не то чтобы услышать и посмотреть их. Разумеется, двух с половиной часовой фильм, который воссоздаст то время во всех его имиджах и саундах, ждали как шкатулку с джинном, выполняющим детские мечты; тот факт, что это — эпос о порно, бывшем самой трудноуловимой и самой острой из грез о тогдашнем, превратил «Ночи» в явление Христа народу.

Что-то, конечно, носилось в воздухе — неспроста над концом века распространялся богемный дух. Бритпоп заносил в наши дни отчаяние легкомыслия Боуи и Sex Pistols, Jamiroquai — воздушность «Мотаун», а песенки The Cardigans до боли напоминали сладкую вату виниловых сборников зарубежной эстрады типа «Радуга». Тот же «Ледяной ветер», прошедший в московской гостинице Radisson чуть раньше «Ночей», был про 1973 год. Но 1973-й и 1977-й — это как небо и земля: в 1973-м не было диско. А главное, Андерсон в своем фильме собрал то время — 1977–1984 — в энциклопедию. Свой фильм он начинает в 1977-м как тусовочное кино вроде «Премьеры» Кассаветеса или «В поисках мистера Гудбара» Брукса, превращает в производственный фильм, переживший краткий, но бурный взлет в конце 1970-х, а в 1980-х испытывает драмами — поочередно: судебной («Вердикт», 1982), драмой поколения («Большое разочарование», 1983) — и в итоге приводит к семейному эпосу («Санта-Барбара»). Пышный студийный свет первого часа, каким в 1970-е не только заливали таинственные морские научно-исследовательские станции («День дельфина») и романтичные рыбацкие бунгало («Смерть среди айсбергов») в приключенческих фильмах, но и самые заурядные квартиры в фильмах о городском одиночестве (тот же «Мистер Гудбар»), во второй части менял на ровный, рассеянный по коричневым панелям — как в восьмидесятнических «Вердикте» и «Без злого умысла»: и мы понимали, что когда к 1984 году нам показалось, что кино, еще вчера такое волшебное, стало скучным и невкусным, — это нам не показалось, это так и было; Андерсон не только воскрешал воспоминания, но и легализовал наши детские ощущения, выписывал индульгенции нашей интуиции.

Пересматривая ленту сегодня после 15-летнего перерыва — и сделав это дважды — я поймал себя на том, что, как и тогда, вторая часть, когда после трех отвратительных кровавых выстрелов четвертым на черном экране возникнет титр «80-е», хоть и важная и необходимая, смотрится на автопилоте. Она как раз для того и необходима, чтобы, как в доказательстве от обратного, мы с двойной силой пленились идеалами-77, чтоб мысленно мы ждали момента, когда перезапустим файл (перемотаем видеокассету, снова купим билет в «Аврору») и вернемся в начало, где ветер ласково обдувает брюки клеш, а неон щедрым сиянием освещает ночь для полных жизни и надежд героев. Это кино — как проигрыватель с автореверсом: доиграв дидактичную и изнурительную вторую сторону, он автоматически переворачивает пластинку и запускает сначала.

Так и жизнь. Сегодня мир скукожился, как кино эпохи «Вердикта», президентства Рейгана и второго «Оскара» Мерил Стрип. Но жизнь всегда возвращается к теплу, естественности, благоволению к человеку — и я бы хотел, чтобы, глядя фильм впервые, молодые это помнили и берегли свою юность для этих, лучших времен. То, что они не за горами, так же верно, как тот факт, что Солнце и Луна взойдут во всякий день, согревая и освещая эту планету — наш дом. Вспомните хотя бы, как скоро за нашим детством в стиле диско, воспетым Андерсоном, пришло ваше, когда мы так любили «Ночи в стиле буги».