«Iron Maiden — это мое все»: интервью с Александрой Бортич

Этот материал впервые был опубликован в журнале «Афиша» №6 (390).

• Вы очень неожиданно появились. За одну секунду буквально. Раз — и Александра Бортич уже наша главная молодая звезда.

• Ой, я так не люблю это слово — «звезда». Меня от этого жутко коробит. Особенно когда звезды себя считают звездами. Заходит чувак в комнату: «Я пришел! Кайфуйте от меня!»

• Так себя большинство известных актеров ведут.

• На самом деле я стесняюсь, когда меня хвалить начинают. Было такое, что я приходила на пробы к режиссерам и они начинали что-то мне приятное говорить, а я багровела и думала: нет, нет, давайте лучше сценарий обсудим. Когда я в первый раз была на «Кинотавре» с фильмом «Как меня зовут», у нас была пресс-конференция, и я потом смотрела это видео. Я там просто девочка-цветочек. Меня что-то спрашивают, я краснею. Так вот, там был один очень странный чувак, я так поняла , что он всегда на пресс-конференциях задает странные вопросы. И вот он говорит: «Скажите, а почему вы снимали сцену подплытия к кораблю в ангаре и почему сцена потери девственности так топорно снята?» Я очень разозлилась. Потому что снимали мы ни в каком не в ангаре, а в море, и было очень-очень холодно. И вот тут мое смущение и возмущение схлестнулись. И было очень смешно. Я такая: «Вообще-то, там было настоящее море, было холодно. Очень холодно. Очень-очень холодно». 

• Я думала почему-то, что вы злая девчонка. И можете приложить, если что. 

• Ну я могу, конечно, вот в таких ситуациях. Но вообще я добрая. Я животных люблю! 

• Ну окей, но я вас немножко похвалю сейчас. Вы очень органичная и очень техничная актриса. Когда я читаю, что вас не взяли ни в один театральный вуз, я думаю — как такое могло быть?

• Сейчас я отлично понимаю, почему так вышло. Я готовилась сама, а для того чтобы в театральный поступить, не нужно показывать, какая ты есть на самом деле, нужно доказать, что ты подходишь, что ты соответствуешь правилам, которые правят в том или ином заведении. Я к этому была не готова. Но, мне кажется, и к лучшему. Если бы я после школы поступила, наверное, не случилось бы моего первого фильма. 

• Но при этом в театральном учат конкретному инструментарию. Вот так вытащить эту эмоцию, вот так — другую. Не бывает такого, что вам этого не хватает? Как вы вообще это делаете? 

• Как чувствую, так и делаю. И в этом, наверное, мой плюс. Ой, так звучит противно. Как будто я считаю, что я клевая актриса. Я потому и не люблю об этом говорить. На самом деле я все пропускаю через себя. Могу просто расплакаться на какой-то сцене. Мы с Ильей — это мой жених — вместе ходили на пробы. Там была очень мощная сцена. И мы дома репетировали, просто накидывали друг другу какие-то ходы. И вдруг я понимаю, что все: я больше не могу. Не могу, потому что по-настоящему пошла за материалом, пережила все это сама. Сказала: «Извини». Села и разрыдалась. Я просто стараюсь быть чуткой ко всему происходящему вокруг.

• Ну это довольно опасный метод. Надолго может не хватить.

• Я понимаю это, да. Но при этом я вот сейчас снимаюсь в «Викинге». Там есть очень тяжелые сцены. И вот ты выжат, выложил все, что было внутри. Но это такой кайф — понимать, что ты сделал все что мог.

• Нигина Сайфуллаева, режиссер фильма «Как меня зовут», заметила вас на кастинге сериала «Деффчонки» и позвала сниматься у себя в кино. Для вас была первая история, никакого опыта. Сложно было?

• Для меня это отдельная страница жизни. Благодаря Нигине, Константину (Лавроненко, играет отца подруги Бортич. — Прим. ред.), Марине (Васильевой, играет подругу Бортич. — Прим. ред.) все было очень просто. Мы все как-то вместе проживали. Но у меня были такие насыщенные полтора года, что в голове как-то все стерлось. И я уже не могу вспомнить, как все технически происходило. Главное, что мы каждый день проводили вместе. И просто делали, делали, делали.

• А после того как фильм вышел, у вас сразу карьера стремительно закрутилась?

• Нет, было совсем не так. Я вернулась со съемок, и никакой работы у меня не было. Пришлось опять идти работать официанткой. Я до этого почти год работала в баре Squat. Это бешеная страница моей жизни. Очень крутая. Я работала в пятницу и субботу в ночь. И это было клево. Помню, когда бар решили закрыть, была последняя пятница — и ко мне набился целый зал людей, которые меня знали, ходили ко мне. Типа они влюбились в мою манеру обслуживания.

• И что у вас за манера обслуживания была?

• «Че надо? Чего приперлись? Пожрать? Ну на». И все такие: «Ха-ха-ха, какая ты смешная». Ну они же понимали, что это шутка. А вообще там такая адуха происходила. Тогда еще можно было курить. И вот представьте — полные пепельницы, куча грязной посуды на столах. Я одна, ничего не успеваю, и все орут: «Саня! Иди к нам!» Конечно, это тяжелая работа — 13–14 часов на ногах. Но это очень весело.

• Да, но после кино возвращаться обратно в бар, наверное, уже не так весело?

• Да, это было сложно. Во-первых, тот бар закрылся, и те места, куда я приходила, мне совсем не нравились. Мне показывают заведение — кухню, зал, — рассказывают, как все устроено. А я думаю: «О-о, нет-нет-нет, ребята! Все должно быть по-другому. Я вам сейчас объясню». Одну ночь я даже отработала в жутком заведении, которое вышло из-под Crazy Daisy. И вот там мне было по-настоящему тяжело. После съемок я все-таки считала, что официантская страница закончилась. Сейчас будет что-то другое. И вот все стало как раньше. Даже хуже. Я стою, смотрю на этих бухих чуваков и вообще не понимаю, что я здесь делаю. Это было противно. Но после Нового года у меня появился агент, меня утвердили в сериал на Первом канале. Я была счастлива. Потом пришла на пробы «Неуловимых», там мы познакомились с Ильей, летом начались съемки. Потом я сходила на пробы «Духless-2», и меня снова утвердили. Вот тут я очень обрадовалась и удивилась. А затем были пробы у Ани Меликян (фильм «Про любовь», партнер Бортич по этому фильму — Евгений Цыганов. — Прим. ред.) — и меня снова взяли.

• Ваша героиня в «Духless-2» вроде как холодная стерва, а на самом деле ужасно смешная же!

• Ой, я обожаю момент, когда она говорит: «Как это интересно — помогать животным! Нет! Или лучше детям!» Она же просто маленькая. Она хочет любви. Но пока у нее такие жизненные установки: «Ой, он приехал на «феррари», и я сразу влюбилась». Такой деревенский подход: пробиться, выгрызть себе путь. Она, конечно, прямо скажем, не очень умная. Но знает себе цену. Понимает, как она выглядит. Но, я думаю, если бы с ней в итоге оказался правильный человек… Ой, уже не окажется. Она же умерла. Черт. Но если бы ее история не окончилась так трагично, она бы изменилась через пару лет. Она же не стерва, просто хочет выглядеть такой. Когда она говорит: «Я хищница, я же в топе», она же стебется. Так что, думаю, через какое-то время она бы пришла к тому, что семья, дом, любимый мужчина рядом — это главное. А на чем он ездит — неважно.

• Вы так говорите, будто это очень личная для вас история.

• Да. Я тоже к этому пришла. Два года назад я говорила: я не хочу детей, свадьба — бред, я буду тусить вечно. Я не тусила по клубам, больше по концертам. Вот группа Iron Maiden — это мое все.

• Iron Maiden? Серьезно?

• Ага. Я же девочка-скейтер, девочка-металл. Когда я тусовалась, все думали, что я бухаю нон-стоп. А я просто была бешеная. И буквально за год все очень резко поменялось. Когда мне было 18 и даже 19, я не верила, что в моей жизни вещи в принципе могут измениться. Например, я люблю металл, и это железно. Я не перестану слушать Black Sabbath, я буду слушать только хеви-метал и носить только футболки с рок-группами. А вся эта телочья херня никогда на меня не налипнет.

• На кастинг «Духless» вы тоже в майке Black Sabbath пришли?

• Нет, это уже был период становления моей женственности.

• Вы извините, но то, о чем вы рассказываете, — это же юношеский максимализм в чистом виде!

• Нет, правда, было четкое осознание, что так будет всегда. Я, например, говорила, что вся музыка, написанная после 1994 года, — говно. Сейчас я понимаю, что музыка бывает разная. Наверное, это влияние Ильи. Сейчас я понимаю, что не обязательно носить футболку с Black Sabbath, чтобы любить эту группу. Я могу просто слушать их музыку в наушниках. Была смешная история: мы с Ильей поехали в гости к моим родителям. Решили пойти погулять, а я была легко одета. Нашла среди своих старых вещей жилетку джинсовую. На плечах шипы. Я помню, как сама делала эти дырки и вкручивала туда шипы. Потому что изначально это была просто джинсовка из секонд-хенда, от которой я отрезала рукава. Сзади на всю спину я сделала нашивку «AC/DC». И вот я надеваю эту жилетку, выхожу в коридор, и Илья такой: «Саша, господи, пожалуйста, не надо». Хотя, когда мы познакомились, я ровно так и выглядела.

• Сейчас не самое простое для искусства время — мат запретили, секс запретили. Театры трясет. Вы это как-то на себе чувствуете?

• Конечно. Хотя вот считаю, что даже мат можно сыграть без мата. И это не такое уж сильное увечье для кинематографа. Но при этом, например, сцена в первом «Духless», где Маша Кожевникова сидит с размазанной тушью на роже и выдает сильнейшую матерную тираду, — это круто. Это телка, которая до этого только ходит на каблуках и фотографируется. Когда мы с Женей Цыгановым снимались у Ани Меликян, у нас была сцена ругани. Мы так отлично зацепились, прямо что-то такое пошло между нами. И я вдруг понимаю, что матом на него ору, кинула в него что-то. Очень клево получилось. Аня подходит и говорит: «Так, очень здорово! А теперь то же самое, но без мата». Мне кажется, когда политика пытается диктовать сферам искусства, как существовать, — это неправильно. Люди, которые ничего не создают, вдруг пытаются создавать каноны. 

• Ты не можешь ругаться матом, ты не можешь целовать на сцене девочку, если ты девочка. Я вот все жду, а дальше что?

• Меня это очень раздражает, я завожусь, как бык, когда вижу, что кто-то проявляет нетолерантность. Какая разница, какой человек ориентации? Какая разница, с кем ты сексом занимаешься? А что касается запретов — правда, не знаю, зачем все эти ограничения. Ведь дым от сигареты в кадре — это так круто. Я вот сама не курю, но мне кажется, что мы так можем плотность кадров потерять. У нас и так с этим все не очень круто. Ох, у меня аж мурашки по коже.

• Страшно, что творческие люди могут начать сами себя ограничивать. Чтобы, не дай бог, по голове не дали или деньги не отобрали. Хотя, наверное, молодые люди скорее пойдут вопреки этому всему.

• Это тоже крайность. Я, безусловно, против любых ограничений, но никто не может заставить тебя делать что-то плохо, без любви. Мне просто обидно, что фактура кино может стать беднее, вот и все. Киноязык же — он и без запретов сложный, на нем трудно говорить, а тут твои инструменты сокращают и сокращают. Но мне в любом случае кажется, что ты либо можешь быть халтурщиком, либо нет. Потому что самое ужасное в любой сфере искусства — это желание просто заработать денег, слепить не пойми что.

• А многие думают: да ладно, снимусь в говне или сниму говно — ничего, денег заработаю, у меня семья, все есть хотят. А в итоге говна становится столько, что в нем тонет все хорошее.

• Факт. Это так. Но при этом у меня появилось ощущение, что крутость у нас в кино есть. Есть люди, которые хотят делать искусство, хотят вверх. И несмотря на все то, о чем ты говоришь, мне кажется, мы все равно медленно движемся вверх. Много молодых, они хотят что-то менять. И я вижу, что им дают шанс. 

• Не могу не спросить про сцену из «Неуловимых». Каково это было — проехаться по Москве голой на лошади?

• Ох. Ну я все-таки была не совсем голая. И в тот момент я думала только о том, как бы ногами лошадь обхватить и не свалиться. Это меня спасло. У меня был такой своенравный конь. Я очень люблю животных. Собак. Котов не люблю, но пришлось полюбить. Потому что теперь у нас живут и собака, и кот. Но коты только прикидываются милыми, а на деле такие хитрые сволочи. И лошадей обожаю, когда-нибудь я хотела бы свою лошадь.

• Да-да, вместо платья за 300 тысяч скопить на лошадь.

• Лошади — это дико сложно на самом деле. Но ничего, когда у меня будет восемь детей, большой дом и мне не надо будет работать, я куплю лошадь!