Franz Ferdinand как классики, The xx как гении, Grimes как проблема и другие

Фотография: Дани Канто/Primavera Sound

Танцы Каролин Полачек

«Наша вокалистка сегодня отравилась, и мы думали, что концерт придется отменить. Но не пришлось», — сообщает кудрявый басист Chairlift причины сорокаминутного опоздания группы (для «Примаверы» это дело неслыханное). Следом на сцену выбегает та самая вокалистка, Каролин Полачек — в умопомрачительном трехтомном платье и с улыбкой, как у доброй волшебницы из хорошего детского фильма; как и у той волшебницы, у нее, кажется, в принципе не может болеть живот. И не болит. Басы гудят слишком громко, голос местами слышно плохо, но триумфу группы, которая играет еще накануне основной программы фестиваля в клубе Apolo, это совершенно не мешает. Нельзя сказать, что концерт сообщает про Chairlift что-то, что мы не знали раньше: ну да, современный бруклинский инди-поп с неотвязными мелодиями и витыми синтезаторными линиями, песни для того, чтобы прыгать, подпевать и танцевать; и вы бы видели, как танцует Каролин — одновременно сверхпрофессионально и как-то наивно, невинно, трогательно, не сдаться невозможно. Ну то есть — не то что концерт сообщает про Chairlift что-то, что мы не знали раньше, кроме одной детали: кажется, лучше современный бруклинский инди-поп сейчас в мире не играет никто. Отрадно, что через десять дней у всех желающих будет возможность убедиться в этом в Москве.

Найдены продолжатели Bow Wow Wow

И это, как ни странно, группа Friends. Хорошая новость: за последние десять лет десятки, сотни и тысячи групп перемолотили весь золотой и не очень фонд постпанка, но вот сильно любимое лично мной детище Малкольма МакЛарена, группа, сводившая вместе этнический грув и педофильские провокации, оставалась вдалеке от мейнстрима — а зря. Не уверен, конечно, что Friends прямо нарочно штудировали альбом «See Jungle! See Jungle!» (более вероятно, что они много слушали продукцию лейбла DFA), но тем не менее — в смысле какого-то девичьего пацанства, полиритмической изощренности и одновременно просторного и плотного звука, в котором верховодит ритм-секция, ассоциации напрашиваются. Да и вообще ансамбль хорошо упакован — вокалистка правдоподобно изображает школьницу-оторву, басистка — ее меланхоличную подругу, есть еще веселый барабанщик-перкуссионист, который играет стоя и без бочки, и смешной увалень-басист; периодически все музыканты и вовсе переходят на коровьи колокольчики, шейкеры, маракасы и прочие шуршалки и шумелки. Есть, правда, и не очень хорошая новость: кроме «I’m His Girl» у Friends найдется еще пара-тройка состоятельных песен — но вот именно что пара-тройка; остальные кажутся недодуманными, недоделанными, слишком аморфными, что в такой гибкой и упругой музыке ощущается особенным недостатком. «Через пару дней у нас выходит первый альбом, не забудьте бесплатно его скачать где-нибудь», — рекомендует Саманта Урбани, перед тем как запустить финальный джем, и мне приходит в голову, что индустрия изменится по-настоящему, когда количество музыкантов, привыкших получать новые звуки через торренты и блоги, превысит количество музыкантов, которые этому не обучены; и произойдет это, по всей вероятности, довольно скоро.

Grimes как олицетворение проблемы новой независимой поп-музыки

«Кажется, это самый большой концерт в моей жизни»: Клер Буше смущенно хихикает в микрофон, запускает сэмпл, слушает, останавливает, бежит общаться со звукорежиссером, возвращается, запускает опять, зачем-то громко крякает, опять останавливает. Да уж, оно и видно, что самый; и, вообще говоря, можно было и подготовиться. Сочинительница одной из лучших пластинок текущего года, Grimes явно хочет преподнести свою тихую и умную психоаналитическую эстраду — как если бы Милен Фармер начиталась книжек и освоила бы компьютер — нескольким тысячам человек, собравшимся перед сценой, но получается у нее не очень. Голос слышен плохо, знакомые хиты вроде «Oblivion» публика встречает с большим энтузиазмом, но они как-то распадаются, расползаются, превращаются в маловнятную дискотеку с дубасящим с пульта тустепом, завываниями и кряканьями. В какой-то момент, видимо, чтобы поддержать певицу, на сцену выскакивают пять непрофессиональных танцоров — с этого момента и далее самым интересным на концерте Grimes становится наблюдение за приключениями пятой точки девушки в платье в горошек, которая в конце концов переходит в лежачий партер и в прямом эфире стаскивает с себя чулки, выкидывая их в публику. Ужасно занимательно, чего греха таить, но я бы предпочел, если бы героиней сета стала все-таки музыка и ее автор. К самой Буше нет особых претензий, и ее можно понять; она просто воплощает собой общую проблему: новая одиночная независимая поп-музыка явно стремительно выходит за пределы собственной спальни — но пока не понимает, как вести себя на людях. И это касается не только Grimes и ее соотечественниц; достаточно взглянуть на многих фигурантов нашей рубрики «Новые русские»: отчего кажется, что они появились и пропали? Оттого, что они не выступают. Потому что не знают, как. Впрочем, жизнь не стоит на месте, и кто-нибудь совсем скоро наверняка придумает, как, — а пока будем считать, что с интересом следим за процессом.

Песня «I Will Possess Your Heart»

Лично я без всякого пиетета отношусь к Бену Гиббарду и имею к нему кипу эстетических и этических претензий; ровно того толка, какие и принято высказывать Death Cab for Cutie, — ну типа что они зарабатывают на том, что превращают инди-рок в носовой платок. И, в общем, после первой четверти с сета его группы ушел с легким сердцем и без сожаления. И ведет он себя уж слишком как крупнобюджетная звезда — даже подбородок как-то так держит. Но нельзя не признать, что песня «I Will Possess Your Heart», которая в каком-то смысле идеально воплощает гиббардовские методы (монотонный краутроковый грув, емкая меланхолическая мелодия, текст, с чувством проговаривающий прописные истины), — это все-таки маленький шедевр. Точнее, большой — на девять минут, затягивающий, засасывающий, и к тому моменту, как Гиббард садится за фортепиано и начинает порывисто бряцать по клавишам, заставляющий-таки выдать автору определенную индульгенцию. Пусть и ненадолго. Да, и еще одна хорошая черта группы Death Cab for Cutie: ее басист, чернобровый человек с интересной прической и повадками, как у бывшего бас-гитариста Interpol Карлоса Ди, не дающий забыть, что в группе Death Cab for Cutie все-таки играют мужчины.

Kindness: новые английские джентльмены

Фотография: Дани Канто/Primavera Sound

«World, You Need a Change of Mind» — так называется недавно вышедший первый альбом молодого человека по имени Адам Бейнбридж и по псевдониму Kindness; и это правда: на его выступление собирается раз в двадцать меньше народу, чем на Grimes, — при этом концерт Kindness раз в двадцать лучше, чем у Клер Буше. Худой долговязый юноша с комплекцией богомола, Бейнбридж физиономией напоминает Алекса Тернера, сценическими повадками — Джарвиса Кокера (что означает наличие очаровательного шила в одном месте), а музыкой — всех подряд больших людей, от Дэвида Боуи и Артура Расселла до Джеймса Блейка и Hot Chip. И если в записи Kindness немножко мотает в разные стороны, то вживую это крайне собранное и зрелищное шоу. Во многом из-за того, что у Бейнбриджа отменная группа: черный барабанщик в кепке, проводящий весь концерт с крайне восторженной улыбкой, усатый басист, похожий на мудрого школьного воспитателя, гитарист-клавишник, а также — last but first — две девицы для подпевок, подтанцовок и общей красоты. Результат — выдающийся сет, включающий в себя братания с толпой, пение а капелла, полную перемену мест слагаемых и высококультурный бедлам; концерт равно интимный и светский, равно хулиганский и аристократический; благородный цирк по мотивам богатых культурных традиций предков. Брависсимо. Мир, хочется верить, и правда передумает.

The xx — великая группа

Фотография: diariopop@flickr

Да, именно так — уже великая, что бы ни произошло дальше. Говорят, когда-то они играли робко и хлипко, но, видимо, быстро учатся: вчера британская троица выдала абсолютно безупречный концерт. От начала до конца. От звучавших фоном (явно по требованию группы) перед выходом музыкантов на сцену Chromatics, плавно перетекших в новую, донельзя красивую песню про то, что никто никогда не любил тебя так, как я, до финального, повисшего в наэлектризованном воздухе «If you want me/Why I go». От крестов-декораций и рассеянного полумрака на сцене до лиц самих участников The xx — это на студийных фотографиях они выглядят как студенты-гопники, а вот так, на сцене, это невероятно красивые люди, как будто вышедшие в мир из какого-то великого черно-белого английского фильма. От экипировки битмейкера Джейми, перемещавшегося подобно призраку между коробочками, синтезаторами и электронными барабанами и выстукивавшего все эти колокольные перезвоны и рваные ритмы буквально пальцами, до потрясающе выстроенных мизансцен между Оливером и Роми, которые сходились и расходились, как взаимопритягивающие и взаимоотталкивающие полюса. На больших фестивалях в толпу обычно неизбежно затесываются какие-нибудь левые балаболы, и тихая музыка обычно от них страдает; The xx играют одни из самых тихих и внутренних песен в мире, и я не помню, чтобы когда-нибудь еще видел, как столько народу стояли, затаив дыхание, будто боясь спугнуть это воплощенное в людях и в звуках чувство. В конце концов, The xx уже достаточно повлияли на современную поп-музыку, чтобы не бояться громких слов, — я уверен, что без них не было бы ни Джеймса Блейка, ни The Weekend. В конце концов, они и правду выступают так, будто уже высечены в мраморе, — в самом лучшем смысле. И новые песни прекрасны — ни одного лишнего звука, только любовь, только дивные мелодии, держащиеся на одной невероятно точной интонации, на двух брейках, на коротком гитарном проигрыше. И пусть эти новые песни во многом похожи на старые — я лично не возражаю, если The xx напишут таких еще пару сотен. Этой музыки не может быть много. Ее органическая природа заключается в том, что ее мало.

Новые песни Franz Ferdinand так себе, но это неважно

Фотография: Дани Канто/Primavera Sound

Неважно, потому что вслед за ними начинается «Walk Away», или «Dark of the Matinee», или «Ulysses», или превращенная в долгий трибьют Донне Саммер «Can’t Stop Feeling», или, чего доброго, «Take Me Out» — и пара десятков тысяч женских балеток начинают в интенсивном режиме пробовать на прочность барселонский асфальт. То есть да, новые сочинения шотландского квартета мало кого возбуждают (по крайней мере, пока; но в этом уже их разительное отличие от тех же The xx), ну так положа руку на сердце — а кого сильно возбуждают новые сочинения The Rolling Stones? Или, уж покусимся на святое, The Cure? Franz Ferdinand и так протянули дольше всех своих коллег-конкурентов по гитарному ревайвлу начала нулевых — и не то чтобы все это время влачили жалкое существование; напротив, только закрепляли успех: свидетельствую, FF являются испанской народной группой настолько же, настолько российской. И раз уж ортодоксальный рок-н-ролл на данном этапе своего существования все равно являет собой глобальный архив, то Franz Ferdinand — последние представители золотого фонда, и свою роль они отрабатывают сполна, так, что никто не уйдет сухим. Ну и вообще — может, все дело в том, что Алекс Капранос простудился и был не в голосе, а уж если это звучало так, когда он был не в голосе, можно только воображать себе, как оно будет, когда все будет в порядке, 21 июля в Москве в рамках сами знаете чего.

«Ladies and Gentlemen, We Are Floating in Space»

Три часа ночи, пространство перед сценой Mini завалено пустыми пластиковыми стаканчиками, слева — открытое море, над головой — звездное небо. «Леди и джентльмены, мы в открытом космосе», — говорит в динамики женский голос, и группа на сцене затягивает первую и титульную вещь своего неопсиходелического наркотического шедевра конца 1990-х. Джейсон Пирс, сочинивший этот шедевр и вдоволь за него пострадавший, стоит в черных очках, хотя давно уже темно, вполоборота к публике, не глядя на людей, а глядя на море, — и к нему, кажется, и обращен этот раскидистый гитарный госпел с душевными женщинами на подпевках; к нему — и к тому, кто все это создал; и песня о любви в таком ракурсе равнозначна молитве. Неподалеку я замечаю несколько человек, которые уже не стоят и даже не сидят, но лежат на асфальте, запрокинув головы к звездам; и я думаю, что они, может, и не в кондиции, но по большому счету они правы — эту музыку уместно слушать так, устремивши глаза вверх, как Андрей Болконский глядел в небо Аустерлица.