Лучший вид на этот город
Покровка как Бронкс: правда ли в центре Москвы нет уличной преступности
Театральный критик Алексей Киселев стал свидетелем вчерашнего расстрела на Покровке. По просьбе «Города» он вспомнил и другие случаи из личного опыта, говорящие о том, что парки и велодорожки не уменьшили уличную преступность в Москве.
Скоро будет три года, как я живу на пересечении Бульварного кольца и Покровки. За это время успел привыкнуть не только к грохоту трамваев и оголтелым пятничным гуляниям под окнами, но и к отрядам ОМОНа, перестрелкам и прочим явлениям, которые потом наблюдаю в новостных лентах. Тут ночами маршировали самые активные оппозиционеры, пока не осели у Абая, тут же рапортовал о начавшихся обысках Удальцов. Люди с пистолетами бузят регулярно, вываливаясь гурьбой из всевозможных баров. Так что вчерашнюю картину с расстрелом и погоней я воспринимал с привычной дистанции, примерно как очередную серию диковатого сериала под условным названием «Страх и ненависть у Покровских ворот».
Экспозиция многообещающего детектива: валяется скутер, из-под него выкарабкивается мужик с каким-то огромным пистолетом в руках, но тут же оказывается в объятьях подоспевшего человека в голубой сорочке — это сбивший скутериста водитель. К происходящей борьбе присоединяются прохожие, пистолет отобран, возмутитель спокойствия обездвижен. «У кого есть скотч?! Как вызвать полицию с „Мегафона“?!» — все кричат и суетятся, ничего не понятно. Через полчаса читаю подробности в сети. Первой предлагается история про киллера-неудачника, безвинную жертву и героя-полицейского. Потом выясняются некоторые детали, превращающие киллера в озлобленного гражданина, а расстрелянного им мужчину — в, возможно, нечистого на руку бизнесмена. Ну а случайно оказавшийся здесь полицейский при любых раскладах остается героем. Но кто этот небритый 51-летний убийца в старых джинсах и зачем ему сомбреро в сумке? Продолжение в следующей серии: киллер — бывший военный из Подольска, якобы был нанят кем-то из недовольных расселением дома на Мясницкой улице.
Может, это покажется циничным, но для меня увиденное превращается в сиквел. Ровно год назад неподалеку, на Овчинниковской набережной, я стал свидетелем следующей драмы: на оживленной площадке у бизнес-центра какой-то ошалелый дед прострелил живот человеку, похожему на индейца. Смуглый, высокий, длинноволосый мужчина в кожаных сапогах и кожанке на голый торс. Он растерянно опускался на колени, глядя на вытекающую из него кровь. А дед, каких в подмосковных электричках без счету, в такой типичной рыбацкой жилетке с пятьюдесятью карманами, не сменяя гневной гримасы и не пряча оружия, пустился в бегство. Я проезжал мимо на велосипеде, решил преследовать безумного. Но тот довольно скоро юркнул в овраг и скрылся. Сообщений СМИ про стрельбу средь бела дня в 10 минутах от Кремля я не нашел.
Притом кажется, что это все — норма. При мне пятеро русских мужиков избивали неподвижное тело южанина у памятника Грибоедову, а через неделю — прямо у подъезда — к моему горлу приставляли нож два гастарбайтера со словами: «Атыдавай всио, что есть».
Однажды я провел ночь в приемном отделении Первой градской со своей подругой, которую трудно было узнать (о том, как пара гопников ограбили и зверски избили двух моих невероятной красоты и интеллекта однокурсниц, вообще вспоминать больно), — и этот экспириенс напрочь лишил меня всяких иллюзий по поводу относительного спокойствия ночной Москвы. Каждые пять минут в отделение поступают едва живые люди с проломленными головами, без глаз, с ножевыми и пулевыми ранениями. Среди них и респектабельные персоны, и бездомные в отрепьях, и гастарбайтеры, и пенсионеры, и опрятные молодые люди — кто-то стонет, кто-то синеет. С тех пор меня перестали удивлять истории не то что про ворошиловского стрелка на скутере, но и про подпольные бои без правил, где таджики бьются насмерть за скромное вознаграждение и почет у мафии.
Благоустраиваются парки, появляются пешеходные зоны, велодорожки, а ночью город все равно возвращается в Средние века. Мне нож у горла уже даже не кажется чем-то по-настоящему опасным; я научился истошно орать, отбиваться и в последний раз отделался «всего-то» сотрясением. Другое дело, что это уже третье мое сотрясение в подобной ситуации, и крики под окнами я слышу чуть ли не каждую ночь. Может, это последний гость «Кризиса жанра» изо всех сил воздает хвалу Всевышнему за прекрасно проведенный вечер пятницы в историческом центре прекрасного европейского города, а может, опять убивают кого. А может, и то, и другое.