«Когда я думаю о России, мне представляются гей-вечеринки, море водки и икры»

В пятницу, 14 ноября, в клубе «Солянка» должен был выступать артист Микки Бланко — яркий и мало на кого похожий рэпер, известный своей страстью к перевоплощению в женские образы, однако за несколько часов до этого события клуб атаковали люди в черном и закрыли его. Хотя спустя несколько часов выяснилось, что проблемы «Солянки» связаны с имущественным спором, а не с возмущением радикальных активистов, клуб не открылся (и не работает до сих пор), Микки Бланко пережил неприятный день — концерт экстренно перенесли в клуб LOL, где он выступил, — и еще перед рассветом уехал из города. После чего опубликовал в своем фейсбуке пламенный манифест о правах и свободах, о Москве и России, которую он успел узнать и полюбить. «Город» публикует перевод этого поучительного и трогательного текста.

Я уехал из Москвы в ночь с пятницы на субботу, в половине четвертого, сразу после концерта. А накануне, когда я отдыхал после перелета перед выступлением, посыпался шквал новостей о том, что в клубе, где я должен был выступать, проводит рейд специальный отряд полиции. Поначалу было непонятно, связано ли это с моим концертом и законами о запрете гей-пропаганды, действующими на территории России. Как оказалось, представители правых сил и раньше выражали недовольство клубом «Солянка», так как это одна из немногих в городе площадок, поддерживающих андеграундную и альтернативную музыку и культуру. Многие москвичи, с которыми я общался в этот вечер, признались, как больно им от известия о том, что «Солянка» закрывается, причем многие говорили, что они буквально выросли в этом клубе — и в той атмосфере и культуре, которую он проповедовал.

В «путинской России» я выступал с концертами уже пять раз. Впервые приехал в 2012 году, за несколько месяцев до принятия законов о гей-пропаганде, а потом бывал еще четырежды. Вместе с продюсером Сашей DZA я записал здесь часть своего микстейпа «Gay Dog Food». Многие спрашивали, уютно ли мне здесь находиться — да и зачем вообще выступать в стране, где меня могут заключить под арест просто за то, кто я есть. 

Понятно, что появляться в женской одежде на публике среди бела дня здесь было бы странно: я с этим смирился. И вот почему: хотя с момента появления музыканта Микки Бланко (подробнее о карьере артиста читайте в материале «Волны». — Прим. ред.) я практиковал кросс-дрессинг каждый день, я до сих пор не стал трансгендером. И хотя опыт, который я переживал, позволяет мне представить реалии жизни трансгендеров, у меня всегда была возможность выйти из этого образа, стерев макияж и сняв парик. И если мой образ отсылает к квир-трансам, я не могу сказать, что это буквально то же самое, что и быть трансгендером во всех смыслах этого слова.

Говорят, что я храбрец, раз поддерживаю ЛГБТ-сообщество в России и продолжаю ездить в эту страну, но если бы я в самом деле был трансгендером, вынужденным скрывать этот факт, тогда бы я чувствовал себя здесь в безопасности? Не было бы слишком смело, а то и глупо с моей стороны думать, что тогда бы меня не преследовали? Мог бы я тогда так же свободно бывать в России на пляже или в походе, танцевать в барах или гулять по улицам и фотографировать, пить пиво под эстакадами, чувствуя свободу в теле мужчины, данном мне от рождения? Я так не думаю — и поэтому я не считаю себя храбрецом.

Хотя я никогда не скрываю свою принадлежность к квир-культуре во время выступлений (об этом говорит макияж, парик, выбор одежды и костюмов, язык тела, образ панк-рэперши), я должен признать тот факт, что весь мой опыт в России основан на том, что я выгляжу как мужчина, а не как гомосексуал или трансгендер. 

Я высокий тощий черный парень в татуировках — и во многом благодаря этим татуировкам, по какому-то непонятному стереотипу, во мне не подозревают гея. Я могу, как шпион, обмануть радар, просочиться незамеченным мимо службы безопасности аэропорта, паспортного контроля и тому подобного — никто и глазом не моргнет. В прошлую пятницу в  Москве я первый раз столкнулся с неприятностями подобного толка в России, пришел к выводу, что эта проблема вообще не связана с положением дел в России и имеет отношение непосредственно к Москве.

Я выступал в Петербурге, Владивостоке и Нижнем Новгороде, и отношение, с которым я столкнулся в этих городах, радикально отличается от московского. На площадках за пределами столицы я почти не чувствовал себя жертвой контроля надсмотрщиков и государственного режима. Атмосфера была гораздо более открытая, я бы сказал, расслабленная, умиротворенная и космополитичная. А вот в Москве, когда я выступал здесь еще до того, как был принят этот самый закон, я чувствовал больше напряжения, чем где-либо еще. Москва — столица, политический и экономический центр страны, так что неудивительно, что любое явление, связанное с политикой или несогласием в обществе, будет здесь гипертрофированно.

О Россия, для разных людей ты значишь разные вещи, а что ты значишь для меня? Ты для меня как параллельная реальность, в которой мне выпала возможность провести время. Страна грез, окутанная небылицами и клеветой.

Когда я думаю о России, мне представляются тайные гей-вечеринки, где я пьяный целовался среди моря водки и икры. Я вспоминаю, как курил травку в лесах Сибири и спьяну заблудился на какой-то окраине в компании мужчин-гетеросексуалов. Я думаю о походах в подпольные гей-клубы, вспоминаю обнимающихся мускулистых мужчин в обтягивающих рубашках и сладкоголосых мальчиков, крутящихся под трансовую долбежку. Вспоминаю гламурных див, затянутых в полиэстер и вышагивающих в высоченных ботфортах: таким я представлял себе Нью-Йорк до распространения СПИДа, который сам застать не успел. Я помню, как бежал из клуба до машины, потому что гопники завязали драку на парковке. Я думаю о том, как валялся на пляже с кем-то в обнимку, воняя бухлом и жареной рыбой, слушая c айфона Гуччи Мейна. Помню, как мне с чувством говорили: «Я люблю американских «негров», они гораздо круче, чем белые американцы» («негры» — это темнокожие). Я думаю о том, как общался и флиртовал в приложениях вроде Grindr и PlanetRomeo, но боялся назначить свидание, наслушавшись жутких историй о подсадных утках, которые заманивают геев в ловушку, чтобы потом издеваться над ними. Я вспоминаю домашнюю еду, которую готовила мама моего друга Саши — она круглые сутки следила за тем, чтобы я был сыт и чувствовал себя как дома.

Россия значит для меня больше, чем Москва. Хотя у меня есть особые чувства к Москве из-за того, как неправильно понимают этот город. Может быть, я так сильно люблю Россию потому, что соотношу самого себя с ее «статусом аутсайдера». Ведь Запад боится России из-за всех этих ложных представлений и слухов. Может, я люблю эту страну из-за того, что остро ощущаю отчуждение и лицемерие как раз не в России, а в Америке. Я чувствую, что мое искусство, моя музыка и моя личность не встретили полного понимания на родине, зато их приняли мои поклонники со всех концов света.

Я узнаю в России самого себя. И потому что я люблю себя, я в ответ люблю Россию.