Канадец о филигранном знании мата и грайндкор-сцене

Иэн Хендерсон

Откуда приехал: Торонто, Канада

Кем работает: в крупной компании — название и должность не раскрывает, также является лидером грайндкор-группы Phenolhouse 

Я изучал международные отношения в Торонто и решил, что нужно бы знать еще один язык — не только французский. И выбрал русский, потому что с подросткового возраста очень любил русскую литературу — Достоевского и Чехова. А мой учитель по джазу с детства привил мне любовь к классической музыке — Чайковскому, Скрябину, оттуда же, кстати, пошла и моя любовь к грайндкору: если ты хочешь найти в роке сложные гармонии, как в классике, ты приходишь к тому, чтобы играть экстрим.

В первый раз я приехал не в Москву, а в Тверскую область — по институтской программе обмена, изучал язык методом погружения. Конечно, там было все не так, как в Канаде, — с этими домиками в советском стиле, дачами, довольно низкими стандартами жизни, когда людям приходится постоянно откладывать деньги, копить на что-то, ждать помощи от родственников. Но когда я потом приехал в Москву, она меня шокировала не меньше — какая тут была страсть к показухе, к пафосу. По улицам ездили шикарные машины, люди носили выпендрежные шмотки, Dolce & Gabbana, женщины в огромных солнечных очках… В Канаде все ведут себя скромно, даже если ты из богатой семьи и ездишь на BMW.

Очевидно, что эта страсть к показухе связана с тем, что люди 70 лет жили при коммунизме, где не было никакой культуры потребления. А потом у них появилась возможность зарабатывать деньги и позволять себе роскошные вещи — это нормальная психологическая реакция. В 2005–2006 годах, когда я переехал жить в Москву, это был город-бум, где постоянно открывались новые рестораны и клубы, и казалось, что сюда стекались все нефтяные деньги. Сейчас же все постепенно обретает баланс: может, сейчас тут не так интересно, но по крайней мере гораздо более стабильно, чем было до кризиса 2008 года.

Сначала я работал в канадском посольстве, потом частным учителем английского, а после этого устроился в новостное агентство — не хочу его называть — и делал переводы для его английской версии. Я занимался бизнес- и экономическими новостями — к политике иностранцев не допускали, хотя, конечно, я понимаю, что экономика и политика в России тесно связаны друг с другом. Не могу сказать, что у нас были случаи явной цензуры, но это потому, что информацию мы получали непосредственно от правительства или крупных компаний типа «Газпрома» — то есть уже в том виде, в котором нужно. Только иногда нас просили поменять пару слов, изменить сюжет немного, иногда говорили: «Ой, это была ошибка. Уберите!» — хотя дело было не в ошибке. Работа в агентстве мне ужасно нравилась, хотя и была очень тяжелой: это был настоящий адреналин, драйв, все вокруг происходило молниеносно, у тебя было четыре текста в час, которые ты должен был обработать. Быть в центре новостного процесса классно, я и сейчас стараюсь следить за повесткой дня — читаю «Ведомости» каждый день. 

Какого-то всплеска негатива к экспатам я сейчас не чувствую. В конце концов, мы живем в Москве — тут и так все всегда друг друга ненавидят вне зависимости от того, кто ты. Агрессия была и до кризиса: в метро, где вечно все толкаются, — такова человеческая натура. Самый негативный опыт в Москве я получил задолго до всей этой украинской катавасии. Несколько лет назад мы сидели с друзьями в баре, потом гуляли и слишком громко разговаривали по-английски, и, когда все разъехались на такси, ко мне подошли, отобрали деньги и избили так, что я лежал в больнице, — типичный гоп-стоп. Это было в 2 часа ночи, мы все были достаточно сильно пьяны.

Иногда таксисты могут обозвать меня «америкосом», но я им всегда объясняю, что я канадец, и отношение сразу меняется: Канада, хоккей, Торонто — у всех ассоциации хорошие. А однажды мне попался армянский таксист, который был очень рад мне, потому что Канада признает геноцид армян, в отличие от Америки, которая этого не сделала из-за отношений с Турцией.

Самые неприятные истории происходят тогда, когда окружающие люди не понимают, что ты говоришь по-русски. Мы как-то сидели в баре с моим другом, американским военным, который знает русский лучше, чем я, и в совершенстве владеет русским матом. Рядом с нами сидело несколько типов, которые начали сыпать фразами из разряда «Я, … [падшая женщина], ненавижу американцев. Какого … [мужского полового члена] они говорят по-английски в моей стране». Мой друг филигранно покрыл их матюками, а я еще добавил пару слов, и они заткнулись. 

Я играл в паре групп в Канаде, здесь собрал свою первую команду спустя пару лет после того, как приехал. В моем первом проекте, Inducers, все были экспатами, мы играли психоделик-серф-рок. Мы собирались выпустить альбом, но двоим участникам группы пришлось уехать из-за кризиса. Еще у меня был грайндкор-проект Urstaat, а сейчас я играю в группе Phenolhouse, это тоже грайнд, однако более экспериментальный. Только что из нашей группы ушел басист, у меня уже есть на примере пара хороших ребят ему на замену — я хочу наконец уже записать альбом своей группы, после которого я, возможно, покину Россию. Я здесь уже 10 лет, и, кажется, этого достаточно.

Самое классное, что я пережил в России за это время, — это музыка. Хотя заработать, играя такую музыку, как Phenolhouse, невозможно, поэтому у большинства моих друзей-музыкантов есть обычная офисная работа. Вообще вся андеграундная музыкальная сцена здесь делается энтузиастами. Есть, например, Олег Olemus, который своими силами привозит такие группы, как Krupskaya, Bongzilla, устраивает фестиваль сладжа Tune Low Play Slow, работает как заведенный, вкладывает свои средства и при этом нередко теряет деньги. Без таких людей, как Олег, у меня не было бы возможности играть свою музыку, потому что таких концертов больше никто не устраивает, — не говоря уже о том, чтобы заморачиваться с визами для зарубежных музыкантов. В Канаде-то все намного проще: американские музыканты просто говорят, что едут записываться, а не на концерт, и пограничникам все равно.

Сейчас, конечно, с концертами металл-групп все стало сложнее из-за религиозных фанатиков — вы, конечно, слышали историю с Cannibal Corpse? Мне так жалко организаторов, потому что я знаю, сколько стоит привезти группу такого уровня — это гигантские убытки! Хотя вот мои друзья, петербургская группа Bolo, недавно ездили в тур по России, я устраивал их концерт в Москве — как ни странно, мы даже заработали денег и смогли расплатиться за ущерб клубу, но владелец все равно был не в восторге. У меня же никогда не хватало времени на тур, к тому же пришлось бы вкладывать собственные деньги — у меня лишних средств сейчас нет. Многие мои знакомые говорят о местной музыкальной сцене: «Ох, было бы в России как в Европе, было бы как в Америке». А я считаю наоборот — здесь сейчас очень много интересного происходит, куча концертов, групп, Россия ищет свой голос. 

Некоторые мои коллеги знают, что я играю в грайндкор-группе, и просят послушать, на что я им отвечаю: «Знаете, это не будет похоже на Oasis или какую-нибудь группу из «Кризиса жанра». Мне страшно не нравятся все эти их инди-рок-группы — за все время, что я там бывал, мне понравился только концерт каких-то неизвестных финских серферов. При этом «Кризис» — клуб с едва ли не лучшим звуком в Москве. Было бы здорово, если бы у них были какие-то возможности для групп потяжелее: могли бы устроить, например, ночь сладжа. Но они не сделают, конечно, я даже спрашивать не хочу, потому что в курсе их политики: они не будут отпугивать своих постоянных клиентов. В здешних клубах по-прежнему силен стереотип о том, что если ты слушаешь хеви-метал или грайндкор, то у тебя длинные патлы, ты воняешь и ведешь себя, как дебил. Между тем мои друзья по грайндкору в Канаде служат профессорами в университетах, они уважаемые люди, и это нормально. Меня, к счастью, на работе ценят как профессионала — никакого неприятия моей музыки нет. Большая часть моих коллег при этом увлекается какими-то сумасшедшими йога-практиками, духовным поиском, «Харе Кришна», вот этим всем, — как по мне, так вот это куда более нездоровая вещь.

У меня не было какого-то озарения, после которого я понял, что пора покинуть Россию, – кризис здесь является причиной только отчасти. Просто я начал все больше скучать по Канаде, решил осесть поближе к моим родителям и создать семью. А покупать недвижимость здесь мне — как иностранцу с рабочей визой — достаточно сложно.

Очень немногие из моих друзей-экспатов потеряли работу из-за кризиса, многие уехали сами, потому что их зарплаты в переводе в валюту сократились почти вдвое. А моего друга его компания отправила в Сингапур: он очень расстроился, потому что у него была шикарная квартира на Фрунзенской и он страшно любил Москву. Зато его русская жена рада. У меня была возможность уехать на высокооплачиваемую работу на Ближний Восток еще до кризиса, но я не люблю жару. А вот московская зима меня не смущает — в Торонто также полгода серо и холодно.