Как жить с биполярным расстройством

Вера РейнерФотография: из личного архиваКогда точно это началось, сейчас сказать трудно. Первый маниакальный приступ, который дал мне понять, что что-то не так, произошел года четыре назад. Это было летом, когда я еще училась в университете. Я тогда жила в общежитии, в большой комнате с еще тремя или четырьмя девочками. И так получилось, что в какой-то момент все соседки разъехались по домам и я осталась в ней одна. И как раз после долгого перерыва снова начала рисовать. Я рисовала целыми ночами, бегала курить, ложилась спать часам к 10–11 утра, через несколько часов просыпалась, ехала в центр к друзьям, пила с ними вино, возвращалась обратно — и снова садилась за стол, к своим краскам и журнальным вырезкам. И через несколько дней в таком ритме вся эта увлеченность начала приобретать нездоровые формы. Энергия, бурлившая во мне, вылилась в настоящий психоз. Мне стало страшно находиться в этой пустой комнате даже при свете, страшно закрыть глаза хоть на секунду, любой шорох пугал до невероятного ужаса. Спасением были выходы на балкон, куда мы всегда ходили курить, но после этого еще страшней было возвращаться в комнату: мне казалось, что нарисованные мной персонажи могут в любой момент ожить — и что они, сошедшие с бумажных листов, могут ждать меня за дверью. Они смотрели на меня, когда я что-то делала в комнате. Заснуть было уже невозможно, даже если хотелось спать, и я просто тряслась, сидя на кровати, и рыдала. Думала только об одном: пусть это закончится, пусть это закончится… Потом, когда это действительно закончилось, я пыталась рассказать об этом своим друзьям. Но, когда тебя отпускает, все произошедшее начинает казаться уже не страшным, а глупым. И все, стоит заговорить об этом, превращается в какую-то шутку, а ты приобретаешь репутацию этакого безумного художника: ну ты даешь, только уши резать не начни, ха-ха.

БАР (биполярное аффективное расстройство) — это, коротко говоря, чередование маниакальных и депрессивных стадий. Они могут сменять друг друга практически по расписанию, регулярно, а могут приходить и уходить, когда им вздумается. Могут затягиваться надолго, а могут появляться на несколько дней и исчезать. Мании, как и депрессии, могут быть легкими — такие называются гипоманиями, а могут быть и тяжелыми, даже с бредом и галлюцинациями. А иногда мания с депрессией вообще развиваются одновременно, и такие смешанные состояния хуже всего. Потому что ты в глубоком отчаянии, а твой мозг продолжает работать на полную катушку, генерируя все новые идеи одна ужасней другой, — и если в обычной депрессивной стадии у тебя, допустим, просто нет сил на решительный шаг вроде самоубийства, о котором ты постоянно думаешь, то в смешанной проблем с нехваткой сил может и не возникнуть. 

Маниакальные стадии всегда длятся меньше депрессивных, хотя они (если остаются гипоманиями) куда приятней — и мне всегда нравились. Эти подъемы настроения, когда кажется, что ты все можешь, вовсе не кажутся страшными — наоборот, они радуют, и ты думаешь, что все наконец-то в порядке, и хочешь, чтобы они приходили почаще. Начинаешь спать по четыре часа в день, но все равно полна энергии. Мысли крутятся в голове с бешеной скоростью, идеи возникают одна за другой. В 4 ночи я, например, писала рабочие письма в духе: «Привет, вот мой список суперидей, давай я напишу вот эти 15 материалов!» Все люди кажутся прекрасными, тебе хочется со всеми общаться, всем писать и звонить, и ты серьезно становишься самым веселым, остроумным, талантливым и общительным человеком на земле — сами понимаете, в своих глазах. Чувствовать себя вандервумен классно. Правда, чем дольше находишься в этой легкой и приятной стадии, тем больше шансов, что уже скоро она перерастет в самую настоящую манию. С опасными приключениями, приступами ярости и прочим. Ну а после тебя в любом случае ждет холодный душ.

В периоды депрессии мне казалось, что я ни на что не способное ничтожество. Я, например, договаривалась, что сделаю какую-то работу к определенному сроку, потому что была полна энергии, — но потом все заканчивалось, и, вместо того чтобы сдать ее, я камнем лежала дома, не отвечая на звонки. Говорить с ожидающими не было сил, а еще было стыдно за то, что я просто не могу заставить себя что-то сделать. Тебя ругают, от тебя снова чего-то ждут, а ты и так чувствуешь себя самым ничтожным человеком на земле, который даже такие мелкие обещания сдержать не способен. В какой-то момент не можешь делать уже вообще ничего. Только бесконечно лежать, уставившись в потолок, даже в туалет не поднимаясь, — сначала думаешь, что сходишь чуть позже, терпишь, а потом вообще перестает хотеться. Я могла расплакаться по любому поводу. Иногда просто нападала тупость, которая лишала всех эмоций, кроме отчаяния и ощущения того, какой ты неудачный человек.

В такие периоды я могла спать целыми сутками. Как-то проспала двое суток подряд: просыпалась, понимала, что ничего не изменилось, и засыпала снова. Когда ты в депрессии, кажется, что у тебя нет друзей — и вообще рядом нет никого, кто спас бы тебя, когда спасти себя уже не выходит. Начинаешь думать, что те, кто до сих пор общается с тобой, делают это по привычке, ну а остальные и вовсе давно тебя бросили, сбежали к другим, более легким и приятным людям (как обстоят дела на самом деле, не так важно — ты уже живешь в своей измененной реальности). И ты отчетливо понимаешь, что твоим вроде бы друзьям гораздо лучше без тебя, — и начинаешь устраняться от их общества. Сделать это просто. Однажды к моим соседям пришли на вечеринку наши общие друзья. Я, услышав звуки, вышла посмотреть, а кто-то из них сказал: «О, а мы не знали, что ты дома». И все, в голове сразу только одна мысль: «Конечно, я же человек-невидимка», — и ты просто уходишь обратно к себе. Ложишься, слушаешь их смех и ненавидишь себя за то, что не можешь веселиться с ними. Это ощущение собственной невидимости, незначительности было постоянным спутником каждой депрессивной стадии. И, конечно, тотальная безысходность, безнадежность.

Был период, когда я пила при любой возможности: только бы развеселиться, только бы перестать быть собой, этим ужасным унылым человеком. Но вот ты пьешь, делаешь какие-то странные и жуткие вещи — и в итоге только ненавидишь себя еще больше. Это длилось довольно долго, но потом я сама положила этому конец, потому что поняла, что алкоголь (кстати, проверенный депрессант) не помогает. Допинг для ненависти к себе мне не требовался — с этим я справлялась и сама. Чувство вины, на самом деле, сопровождало меня долгие годы. Вины за эту переменчивость своего характера, за «неуживчивость», как ее иногда называли окружающие, за постоянные падения и взлеты, за периоды безумия. Я миллион раз спрашивала себя: ну что тебе стоит просто перестать быть такой и стать нормальной? Но не выходило.

Существовать бок о бок с другими людьми во время депрессии — настоящий ад (в маниях ты сама становишься адом для других — например, превращаешься в преследователя). Жить по рабочему графику и ходить в офис тоже невыносимо тяжело, хотя до какого-то момента можно заставлять себя, пусть это и отнимает много сил. А потом силы просто заканчиваются. Помню, был период, когда я начинала рыдать, как только выходила из офиса домой, и просто ненавидела свою работу. Хотя занималась одним из своих любимых дел в окружении приятных людей. И в какой-то момент, когда жить так стало невыносимо, я уволилась. Стоило мне уйти, как началась прекрасная жизнь: я порхала как птичка, и казалось, что меня ждет большое будущее русского Кунса, жизнь стала счастливой и свободной. Но потом подъем закончился и началась скучная реальность. Друзья были заняты работой, я весело тратила деньги, иногда подрабатывала — и постепенно снова скатывалась вниз. Я больше не могла винить суровый график или вечную занятость — а значит, дело могло быть теперь только во мне. Вся ненависть, которая до этого распространялась на некоторые аспекты моей работы, с новой силой обрушилась на меня. Я травила себя за то, что, уже будучи условно свободной, все равно не могла наслаждаться жизнью. Это, конечно, вернулась депрессия.

Ну а в августе у меня окончательно поехала крыша — именно так я и написала в заметках на айпэде. Вконец поехала. Первая неделя была потрясающей. Мне хотелось летать, в моей жизни появился новый важный человек, я снова рисовала и наконец дописала все тексты, которые обещала сделать в течение прошлых недель, — все было прекрасно. Но чем дольше ты в этом легком состоянии, тем скорее сорвешься. И моя чудесная легкая мания постепенно переросла в истеричное состояние. Я могла час смеяться над чем-то несмешным, срываться из-за каждой мелочи, ругаться с людьми, швыряясь вещами. Достаточно было одного слова, чтобы любимые друзья стали в моем сознании мерзкими предателями, которым ни в коем случае нельзя доверять. Новый важный человек, придя в ужас от новой меня, сбежал. А потом, в один вечер, после случайно сказанных одним моим другом слов, все полетело. И мои состояния начали меняться с убийственной скоростью: от ненависти к себе до ощущения собственных сверхсил, от ненависти к людям до святой любви ко всем вокруг, от непреодолимого желания крушить и ломать до желания делать прекрасные вещи… И, конечно, снова вернулся этот бесконтрольный и необъяснимый страх. Меня буквально разрывало от всего, что происходило в моей голове. И к концу месяца я была настолько измотана, что поняла: кажется, это точка невозврата. Я больше не справляюсь. Я не контролирую свою жизнь. Мне нужна помощь.

Что хорошо и в депрессиях, и в маниях при БАР, так это то, что они всегда заканчиваются. Правда, двумя способами. Либо фаза просто выдыхается и уходит, оставляя за собой самые разные последствия в виде разрушенных отношений, разбитого телефона или потерянной работы, либо вы до ее конца не доживаете. Последнее особенно касается смешанных фаз и вообще не редкость. Поэтому чем раньше вы обратитесь к врачу, тем для всех будет лучше. Пытаться излечить себя самого от маниакально-депрессивного психоза или вывести из депрессии — то же самое, что самому себе вырезать аппендицит. То есть абсолютная глупость. Не покупайте таблетки по советам друзей. Не назначайте сами себе антидепрессанты — у больных БАР они могут вызывать обострения маний.

«Найти психиатра Москва» — главный хит моих google-запросов в августе. Я часто смотрела страницы докторов, но никак не могла заставить себя записаться — но после очередного приступа все-таки решилась. Я пошла к психиатру, потому что мне было ясно, что просто разговоры о моем детстве, отношениях с людьми и самооценке мне уже не помогут. Хотя идея того, что кому-то можно заплатить, чтобы он наконец говорил с тобой о твоих проблемах, слушал тебя, а не просто отшучивался, мне давно нравилась. Но в этот момент я просто хотела, чтобы кто-нибудь уже выписал мне какие-нибудь таблетки и все это прекратилось.

У врача на столе стояла коробочка с бумажными платочками. Только войдя в кабинет, я сразу подумала: «Лишь бы мне не пришлось ею воспользоваться». Мне казалось, что это уже будет окончательным признанием своего убожества и слабости. Платочками я так и не воспользовалась, хотя все эти мысли, как я уже сейчас понимаю, были совершенно глупыми. Психиатр, дружелюбная молодая женщина, задавала мне вопросы: спрашивала, почему мне становится страшно, как меняются эти периоды, о каких «американских горках» я говорю. И потом спросила, как я сама думаю, что же со мной. Я осторожно сказала, что читала текст (статью Алисы Таежной) про депрессию. И там увидела термин «циклотимия». Я прочитала про это статью в «Википедии» и там же увидела термин «биполярное расстройство». Я вспомнила, что эта болезнь была у главной героини сериала «Родина», но сразу себе сказала, что у меня этого быть не может. «Родину» я не смотрела, но отдаленно что-то помнила: например, что Кэрри в какой-то момент решила пройти курс лечения электрошоком или чем-то подобным. А я никак не могла примерить к себе что-то такое. Но врач сказала, что у меня не циклотимия, а как раз биполярное расстройство. Я сразу сказала ей: «Нет, это не так. У меня его нет». В голове крутилось, что она ошибается с диагнозом, а я ей еще зачем-то плачу за это деньги. Меня затрясло. Но она начала мне рассказывать про БАР, говорила что-то про Пушкина и Болдинскую осень, приводила еще какие-то примеры. Я уже не могла сосредоточиться на том, что она говорит. Я не хотела себя признавать человеком, связанным на всю жизнь какой-то болезнью. И не была готова признать, что я, всю жизнь считавшаяся «эксцентричной» или «чудаковатой», на самом деле в течение последних нескольких лет была психически нездоровой.

Но, с какой-то стороны, в этот момент я почувствовала и облегчение: столько лет я жила с этим, скрывая все пугающие симптомы, чтобы только не дать другим возможности догадаться, что со мной что-то не так, что я «ненормальная»… Столько лет ненавидела себя. И я поняла, что больше не могу и не хочу жить так дальше — теперь, когда знаю, что все это не было моей виной. Поэтому я решилась написать о своем диагнозе в фейсбуке. И многие — неожиданно многие — меня поддержали. Хотя, конечно, я выслушала и кучу «полезных» советов в духе «приложи подорожник». Это типичное отношение к людям в депрессии, которые не могут встать с кровати, а им говорят: «Перестань быть эгоистом» или «Просто чаще выходи из дома» — такие советы не просто не помогают, они оскорбительные. Эти слова еще сильнее отдаляют человека, которому плохо, от других людей, заставляют его почувствовать себя каким-то уродом: для всех это нормально и просто, а ты не можешь. Просто не можешь. И в этом виноват только ты, ведь у других людей все получается!

Зачем вообще окружающие дают такие советы? Кем-то из них, наверное, движет страх. Пока ты уверен, что проблемы бывают только у слабых людей, только у тех, кто не может взять себя в руки, заставить себя заниматься спортом и так далее, тебе не страшно. Ведь ты знаешь, что у тебя-то такого быть не может. Но если признаешься себе, что это может произойти с любым — сильным, слабым, умным или глупым, — тогда тебе станет страшно. Ведь это может случиться и с тобой. Ну а кто-то, наверное, просто жесток.

Некоторые люди из моей жизни ушли, когда я стала неудобным человеком. Не веселым, не легким. Никто не любит грустных, «проблемных» людей, в этом я убедилась. Один друг так и сказал мне: «Ты слишком тяжелый человек, с тобой тяжело находиться рядом». Потом мы, правда, снова начали общаться, но осадок остался. Я до сих пор помню эти слова и чувствую себя каким-то камнем на шее тех, с кем пытаюсь начать общение. Я тяжелая и тяну их за собой — в свою невеселую жизнь и в свое безумие. Если не можешь жить с самой собой, как ты можешь жить с другими людьми? Я пока не знаю. Я пытаюсь.

Писать тот пост было страшно. Соглашаться на этот разговор было страшно. Понимаете, это ведь то же самое, что прийти на собеседование на новую работу и сказать: «Привет, я Вера, и у меня маниакально-депрессивный психоз». Или повторить это, знакомясь с родителями молодого человека. Ну или начать с этих слов свидание. Люди ведь ничего не знают о БАР, а «маниакально-депрессивный психоз» и вовсе звучит адски. Но для меня главное, что никто пока не сказал мне: «Ты не в себе, и нам лучше с тобой не общаться», — я боялась такой реакции. Боялась, что люди будут видеть во мне какого-то монстра  — и того, что он действительно может проснуться, если я не буду лечиться. А лечиться теперь нужно постоянно. И пока нельзя пить: все идут в «Арму», а мне даже пить нельзя! Обидно. Еще нужно стараться жить по расписанию. Иными словами, никакого веселья.

Сейчас я пью «Финлепсин», от которого первые дни постоянно хотелось спать. Ты ешь, пишешь текст, просыпаешься, моешь голову — и все это время хочешь только закрыть глаза и уснуть. Еще я в первые дни просто не могла соображать — голова была как будто набита ватой. Трудно было вспомнить, что происходило вчера. Вещи валились из рук. Берешь сигарету — она уже на земле. Друг просит подержать сумку — сумка падает на пол. Но сейчас все, кажется, нормализовалось. И скоро у меня новая встреча с врачом — может, она поменяет лечение и выпишет новые таблетки.

Я вернулась на прежнюю работу — коллеги нормально отреагировали на мой пост в фейсбуке, кто-то даже написал мне письма поддержки. Кто-то, правда, теперь постоянно спрашивает меня, как я себя чувствую, как будто боится, что у меня изо рта сейчас пойдет пена. Будущее свое я вижу очень разным. Сначала все было очень грустно — я видела себя человеком, который всю жизнь проведет на таблетках. На следующий день мне уже казалось, что это не страшно. Когда все приходит в норму, все вообще перестает казаться страшным. Но когда ты в депрессии или в мании, ты просто не можешь адекватно мыслить — ты живешь в измененной реальности, и никакой другой для тебя в этот момент нет. Поэтому, пожалуйста, не говорите мне, что все это ерунда, что мне нужно расслабиться и забыть об этом: я абсолютно расслаблена до следующего приступа. Но если они вернутся, то расслабиться, извините, не смогу.

Как понять, что что-то не так с тобой или твоим другом

Если ваш друг постоянно шутит о самоубийстве, не надо толкать его в бок и говорить «ну ты шутник». Даже если он говорит что-то типа: «Я настолько безвольный, что и с собой покончить не могу; иногда выхожу из дома и думаю — может, меня хотя бы сегодня собьет автобус?» (это было моей любимой шуткой; смешно, правда?) — это уже один из сигналов.

Если ваш друг неделю не выходит из дома, не надо обсуждать с другими друзьями, какой он стал нелюдимый, — стоит попытаться узнать, в чем дело.

Если человек перестает вести себя так, как всегда, если у него странные припадки веселья, если он начинает много пить — это тоже повод подумать, почему с ним такое происходит. 

Если друг пытается поговорить с вами о чем-то серьезном, о чем, как вы видите, ему трудно начать разговор, — не отшучивайтесь. Не сворачивайте эту беседу. И уж точно никогда не говорите: «Да ладно, ты воспринимаешь все слишком серьезно», — потому что воспринимать свою жизнь всерьез нормально.

Если друг бросает работу и зовет вас вместе с ним податься в Amway, это может быть манией. Такие вот дурацкие, совершенно необдуманные и нерациональные затеи — это в ее духе.

Если вы четко видите, что у вашего друга что-то не в порядке, а он на вопрос «Как дела?» отвечает «Да нормально», это не значит, что у него все действительно нормально. Просто попытайтесь поговорить с ним. Возможно, он просто уже отчаялся найти человека, который готов был бы его слушать.

Не нужно бояться идти к врачу. Это не признак слабости.