Итальянка о плохом стиле Достоевского и чтении газеты «Красная звезда»

Франческа Лаццарин

Откуда приехала: Падуя, Италия

Что делает: работает переводчиком 

«Решение переехать в Москву я приняла сознательно — в отличие от многих иностранцев, я не стремилась поэкспериментировать и пожить в новой загадочной стране, а очень хорошо понимала, куда именно я еду. По образованию я славист, изучала в аспирантуре русскую литературу и много раз бывала тут на стажировках и конференциях.

Россией я решила заниматься по двум причинам. Во-первых, в старших классах, когда мы изучали историю XX века, меня заинтересовало, что было в в вашей стране до этого — потому что когда мы учим историю в Италии, кажется, что Россия выходит в мире на первый план только после Октябрьской революции. А ведь это не так! Во-вторых, как все итальянские подростки, я очень любила Достоевского, Толстого и Гоголя — у нас в Италии нет своих канонических романов XIX века, поэтому интеллигентные гимназисты штудируют русских классиков и Флобера со Стендалем. Я бравировала перед друзьями тем, что смогу читать все в оригинале, правда, делать это без словаря получилось только на пятом курсе университета. И когда я наконец осилила в оригинале «Братьев Карамазовых», я заметила, что Достоевский на самом деле очень плохо пишет! Да, литературоведы знают, что он писал залпом: очень быстро и сразу набело, поэтому стиль очень небрежный, но меня поразило то, что итальянские переводы его романов при этом очень гладкие и выверенные стилистически.

В мои обязанности пор работе входит чтение российскую прессы. Часто мне достаются издания на военную тему — вплоть до газеты Министерства обороны «Красная звезда»! Ну что я могу сказать? Для будущих историков это очень богатый материал. В июне в университете в Падуе пройдет конференция про идентичность постсоветских стран, и я решила сделать доклад про патриотизм в нынешней России и миф о Красной армии — зря я все это читаю, что ли? Бросается в глаза, насколько для русской власти важна идея военно-патриотического воспитания — вся эта пропаганда армии, мужества, патриотизма. Со стороны это выглядит очень странно — я сама из страны, где вообще нет культа патриотизма. У итальянцев, в отличие от России и Америки, нет мифа о великой державе: да, мы любим свою страну, искусство, еду, климат, но никогда не принимаем себя слишком всерьез. Зато у нас очень развит локальный патриотизм: флорентийцы, венецианцы, миланцы — это все разные идентичности. Мой родной город Падуя находится в получасе езды от Венеции, но у меня никогда не было комплекса, какой встречается у жителей Подмосковья!

Москва мне всегда нравилась и сейчас, признаюсь, нравится даже больше. Здесь очень много энергии и движения, и эта энергия обусловлена самой жестокостью жизни. Попробую объяснить. В Москве, конечно, жизнь непростая. Мегаполис, много стресса, много агрессии, климат суровый — все то, на что обычно жалуются иностранцы. Но, по-моему, все это в конечном итоге крайне хорошо влияет на людей. Они привыкли к тому, что должны бороться, чтобы жить, и это дает им сил. Когда среда слишком расслабленная, как, например, в моей родной Падуе, все просто прозябают, ничего не делая: мол, да, у меня нет работы, ну и что. Только в Москве я встретила энергичных, инициативных и творческих людей. В аспирантуре я изучала литературный быт раннего советского времени — издательство «Всемирная литература», которое основал Горький в 1919 году, и другие кружки вплоть до ассоциации в помощь голодающим литераторам в Петрограде. Когда я читала газеты и журналы того времени, я была поражена, в каких условиях писатели жили во время Гражданской войны: спали в пальто в издательствах, без угля, без хлеба — и при этом организовывали поэтические вечера. Как у них вообще находились силы думать о литературе и просвещении! В Италии это просто невозможно. Вот она, энергия русского человека.

Главное, что меня смущает в Москве, — обратная сторона того, что я только что описала. Русские люди, по крайней мере мои друзья и знакомые, умудряются совмещать эту энергию с какой-то достоевщиной. Очень часто я замечаю фатализм, пессимизм, ощущение, что все только будет хуже, неумение радоваться по-настоящему, тенденцию относиться ко всему скептически и критически. Какой-то когнитивный диссонанс: и активность, и одновременно тяга к бездне. Творческие, талантливые люди буквально на глазах могут впасть в глубокую депрессию. И еще я часто слышу упреки, что мы, западные люди, слишком оптимистично смотрим на вещи, что мы слишком инфантильные и наивные.

Практически каждый итальянец, приезжающий в Россию, в какой-то момент занимается тем, что преподает язык, — и неудивительно: спрос огромный. Мои ученики объясняют это тем, что якобы по духу Италия России ближе, чем все остальные нации. Я думаю, как раз наоборот: итальянцы похожи не на русских, а на то, каким русский человек хотел бы быть – позитивным, умеющим радоваться жизни и простым вещам. Италия — это утопическая Россия: страна с хорошим климатом, где есть море, горы, красота, искусство. Хотя Италия совсем не идеальна, конечно.

Где-то раз в месяц я устраиваю вечер итальянской поэзии в кафе «Циферблат» на Покровке: читаю стихи вслух на итальянском, а на экране проецирую русские переводы или подстрочники. Недавно я придумала другой проект — музыкальные вечера, посвященные итальянским бардам: будем петь под гитару и устроим своего рода итальянское застолье. Первое марта посвятим Фабрицио Де Андре, которого уже включили в Италии в школьные хрестоматии. Русские часто считают, что итальянская музыка ограничивается Челентано, и я хочу по мере сил бороться с этим клише. Если уж русские так любят Италию, пусть они узнают лучшее, что было у нас на родине».