Лучший вид на этот город
Еще раз о безыдейности Москвы для гостей столицы
В столице обустраивают пешеходные зоны, делают напольную навигацию в метро и усердно переводят топонимы на английский. Однако туристов в Москве больше не становится. Серафим Ореханов в очередной раз отвечает на вопрос, почему богатая Москва проигрывает в борьбе за гостей скромному Петербургу.
Никто не отрицает того, что туристы — вещь полезная, но все их не любят. Их не любят другие туристы, потому что они ищут «аутентичные места, где нет туристов» (парадокс в том, что как только такое место находится, там появляется как минимум один турист в вашем лице). Их не любят местные за то, что они лишают города обаяния и создают толкучку на исторической площади, через которую вы идете по своим делам. Сложно любить толпы японцев с одинаковыми фотокамерами на пузе, которыми они с одинаковым выражением лица фотографируют друг друга на фоне Пизанской башни, Джоконды или статуи Свободы. Несимпатичными кажутся со стороны немецкие пенсионеры в панамках, носках и сандалиях. Ну и, что греха таить, мало кому будут милы наши соотечественники, которые обожают ходить по курортным городам с голым торсом и придумывать хитроумные способы заплатить поменьше, а съесть и выпить побольше.
При этом польза туризма для города очевидна: в 2011 году туристы потратили в Нью-Йорке 35 миллиардов долларов. Более того, туристы некоторым городам концептуально необходимы. Взять, например, Рим: чем бы он был без отполированного приезжими фонтана Треви и семей, изумленно глядящих на Пантеон, пока их мороженое капает на мостовую? Печальным памятником давно прошедших эпох, безжизненным символом античности и Ренессанса. Примерно так оно и было в XVIII веке, когда знатная молодежь со всей Европы отправлялась в Рим побродить по развалинам, а в Колизее, натурально, паслись козы. Другое дело сейчас: на Испанской лестнице невозможно присесть из-за огромных толп, а от Колизея лучше держаться подальше, но уже не из-за коз, а из-за очередей, вечных, как сам Рим. Конечно, римляне, как и все остальные туземцы, туристов недолюбливают. Но польза городу от них — культурная, экономическая и даже гастрономическая — очевидна.
Впрочем, есть не менее наглядный пример благотворного влияния туристов на городскую среду гораздо ближе Рима — это Петербург, куда за год приезжает более шести миллионов человек, причем половина из них — из других городов России. Занятно, что петербургские власти в смысле туристического и любого другого менеджмента ничем принципиально не лучше московских, скорее наоборот. Однако городская среда в Петербурге рождает такие смыслы, ради которых люди готовы приезжать, несмотря на довольно дрянные климатические условия, необходимость получения визы, дороговизну билетов и так далее. Петербургу удалось каким-то образом склеить реку, дворцы, имперскую архитектуру, хостелы, пышечные, модные бары, рюмочные с водкой по сорок рублей за стопку, футбол, море, столовки и великие музеи в один привлекательный образ, который все успешнее продается как жителям других городов России, так и иностранцам, — за последние десять лет поток туристов в город удвоился. Город сумел избежать постимперского синдрома, когда место, бывшее в прошлом столицей великой империи, превращается в памятник самому себе. Получилось очень приветливое, недорогое, сильно пьющее и при этом обладающее огромными активами место, где хорошо провести время может и мюнхенская пенсионерка, и новосибирский студент. Последний — особенно важный персонаж, ведь в России, как известно, все плохо с внутренним туризмом, и Петербург здесь является удивительным исключением — туда действительно массово едут развлекаться и потреблять культуру люди со всей страны.
Зато мало какие города даже в России так неприветливы к туристам — неважно, из других регионов или иных стран, — как Москва. Начинается холодный прием с самого момента прибытия в город: это либо московские аэропорты, в которых приезжих обступают угрюмые мужики с предложением «подвезти до города недорого», либо вокзалы, попав на которые, сразу хочется вернутся к угрюмым мужикам. Сравните, например, Ладожский вокзал, типологически скопированный со старого берлинского Hauptbahnhof, с Ярославским. Отдельно стоит упомянуть, как столица относится к туристам из других русских городов. Им она предлагает довольно скромный набор развлечений: бросить монетку на нулевом километре, сходить в Третьяковку, прокатиться на кораблике под радио «Шансон», потолкаться в парке Горького и съесть «крошку-картошку». При этом все москвичи поголовно относятся к региональным туристам со страшным презрением, как будто приехать посмотреть Москву из Краснодара — это что-то чудовищно безвкусное. Если так и есть, то виноваты только сами местные жители, которые за последние двадцать лет так и не смогли придумать в плане гостеприимства ничего более осмысленного, чем вышеперечисленный набор.
А главное — не очень понятно, ради чего путешественникам все это стоит терпеть в Москве. Понятно, что в Рим люди едут, чтобы ощутить свою причастность к тому, откуда родом вся европейская цивилизация; в Лондон — попить чаю, приобщиться к британской чопорности, показать себя, наконец, и на других посмотреть; в Берлин — чтобы побродить по улочкам, съесть карри-вурст, купить винтажный бархатный пиджак в Мауэр-парке и выйти из Panorama Bar в час следующего дня; в Петербург — выпивать между Эрмитажем и Пушкинским домом и лазить по крышам. А вот зачем ехать в Москву, совершенно непонятно. Окей, есть Кремль с Большим театром в качестве ключевых достопримечательностей, но нет никакой программы, чем заняться до и после их посещения. Ну не за меховой же шапкой в Измайлово ехать?!
Разработка туристической политики для города должна начинаться именно с понимания того, что он может предложить миру, а не с транслитерации названий центральных улиц. Именно это называется брендингом города. И когда это будет осознано на уровне мэрии и рядовых москвичей, а не просветителей из Friendly Moscow, — тогда у нас, возможно, будет туристов столько же, сколько в условном Стамбуле. Задумайтесь, ведь Москва могла бы не менее успешно претендовать на статус главного культурного центра на стыке Европы и Азии. Станет хорошо хотя бы потому, что, поняв, зачем людям стоит сюда приезжать, мы сможем и сами разобраться, зачем мы с вами здесь нужны. Грубо говоря, сформулировать наконец свою национальную идею — точнее, заставить других сформулировать ее за нас.