Я потеряла ребенка во время родов, а теперь помогаю пережить это другим семьям

Я была мамой двоих детей, но не особо ценила свой статус и не умела глубинно переживать опыт материнства. Когда 14 лет назад у меня родилась первая дочь, я лезла на стенку от невозможности реализовывать себя, чувствовала себя запертой — мне казалось, что это навсегда. Я часто раздражалась и жаловалась на усталость. Сейчас мне стыдно вспоминать об этом. Мои беременности протекали нормально, дети рождались с хорошими показателями здоровья, и я воспринимала это как данность. Я не думала, что беременность может заканчиваться как-то иначе.

К рождению третьего ребенка мы с мужем готовились особенно, потому что шли на это осознанно и понимали, почему мы его хотим. Моя третья беременность, как и предыдущие, протекала совершенно нормально, а на 40-й неделе начались внезапные роды. Сын Егор умер от недостатка кислорода. Так я узнала, что дети не всегда рождаются живыми. Я не могла поверить в то, что он родился мертвым, к тому же у меня было ощущение, что такое произошло только со мной. Первые трое суток я плакала не переставая и совсем не спала. А когда на четвертый день на пару часов отключилась, то, проснувшись, как будто смутно начала вспоминать, что я уже не беременна, что я родила ребенка и что он мертв. Такое чувство после каждого пробуждения преследовало меня первые несколько недель. Я никогда не думала об этой стороне жизни, никогда с этим не соприкасалась раньше. Мозг настолько отказывался верить в это, что каждый раз, просыпаясь, я переживала трагедию заново.

Через неделю после родов мы с мужем и моей сестрой забрали Егора из морга и похоронили его в голубом атласном гробике. Гроб был настолько крошечным, что мы повезли его в своем автомобиле. Во время погребения моя сестра сыграла на скрипке колыбельную «Спи, моя радость, усни», это было очень трогательно, но с тех пор я не могу без содрогания слышать эту мелодию. Это может показаться странным, но когда мы забрали тело сына из морга, я почувствовала какое-то внутреннее успокоение, поэтому даже смеялась по дороге на кладбище. Ведь тело моего сына было рядом. Мои дети отказались идти на похороны брата, потому что были сильно потрясены его потерей; зато они передали Егору свои рисунки и послания, чтобы мы положили их ему в гроб. Моя мама не пришла на похороны внука принципиально — она считает меня виноватой в том, что я не родила его живым. Думаю, что она сама очень переживает потерю внука.

Когда это с тобой происходит, первым делом начинаешь искать причины, пытаться понять, в чем ты виновата и что сделала не так. Потом хочется узнать, что такое бывает не только с тобой. В интернете я нашла множество блогов и форумов, где женщины, также потерявшие ребенка в родах, делятся своим состоянием изоляции и одиночества, в котором нередко находятся продолжительное время. Эти истории, с одной стороны, помогают понять, что ты с такой трагедией столкнулась не одна, но в этом состоянии нельзя долго жить, поэтому постепенно начинаешь сходить с ума.

Почти каждая мама после рождения мертвого ребенка хочет родить еще одного — живого. Так было и у меня. Психологи говорят, что после потери ребенка планировать другого раньше чем через год не рекомендуется. Прежде всего потому, что организм женщины должен восстановиться после предыдущих родов. А еще из-за риска, что, если женщина родит ребенка раньше, она перенесет свои материнские чувства, которые появились к умершему ребенку, на новорожденного. То есть мать подсознательно заменит умершего ребенка живым и ей будет казаться, что это один и тот же человек. И еще хуже, когда женщина представляет, что ей дана вторая попытка родить того же ребенка и на этот раз она справилась.

Я готовилась снова стать мамой и работала над тем, чтобы дифференцировать свои чувства, исключить перенос. Спустя полгода я почувствовала в себе силы: мне казалось, что я хорошенько поработала над собой и готова родить снова. Но не тут-то было. Когда УЗИ показало, что у меня будет девочка, я расплакалась, потому что внезапно поняла, что подсознательно хотела сына. Чуть позже, на встрече с личным психологом, я осознала, что на самом деле хотела родить Егора заново. Это помогло понять, что во мне все же другая жизнь. И благодаря тому, что я ждала именно девочку, мне все же удалось осознать и принять это.

Новая беременность проходила тревожно. Я волновалась и боялась потерять ребенка. Уже тогда я стала помогать другим женщинам, потерявшим детей во время родов, и каждый день сталкивалась с такими историями. Конечно, это влияло на мое состояние и усиливало волнение. Каждый раз, когда мне казалось, что я давно не чувствую шевелений внутри себя, я клала руку на живот, и дочка отвечала на это толчком ножкой. Она как будто говорила: «Не волнуйся, мама, я тут». Эти роды были самыми легкими и быстрыми. Николь появилась через два с половиной часа после того, как начались роды. Она очень чуткая — легко считывает эмоции окружающих и тут же подстраивается. Все время я провожу рядом с ней. По всем делам, встречам, мероприятиям я езжу вместе с дочкой. Пока не готова оставлять ее с няней. Для меня сейчас лучшие моменты — это время, проведенное с ней.

Когда я столкнулась с рождением мертвого ребенка, я увидела, что в нашей стране нет системы помощи мамам, потерявшим детей. Ни близкие, ни даже врачи не знают, как себя правильно вести в этой ситуации. Все, кто окружает женщину в этот момент, чаще всего считают лучшей помощью уверить ее, что ничего серьезного не произошло. То есть женщина девять месяцев носит под сердцем ребенка, разговаривает с ним, заботится о том, чтобы ему было хорошо, мечтает, как обнимет его, в первый раз накормит, и все близкие радуются и ждут его появления вместе с ней. А потом ребенок рождается мертвым, и все вдруг говорят этой маме: «Да ты молодая, еще родишь!», «А чего ты расстраиваешься? Еще хорошо, что он умер, когда ты даже не успела с ним пообщаться». Либо вообще предпочитают с ней это не обсуждать, якобы для того чтобы не травмировать ее.

Я знаю женщину, которая родила мертвого ребенка и, находясь в больнице, очень ждала, что близкие навестят ее или хотя бы позвонят, чтобы поддержать. Оказалось, ей никто не позвонил за всю неделю из-за того, что ее мать попросила всех близких не разговаривать с ее дочкой об умершем ребенке. Она была уверена, что дочка переживет горе легче, если никто не будет обсуждать с ней произошедшее. А еще огромная ошибка в том, что женщине не предлагают посмотреть на ее мертвого ребенка, не предлагают самой его похоронить — почему-то считается, что это усугубит состояние матери. По умолчанию врачи отправляют мертвого младенца в морг, затем, если в течение определенного срока никто из родителей не приходит за его телом, труп кремируют.

Вся система направлена на то, чтобы внушить матери, что ничего не произошло. В нашей стране отсутствует культура поддержки родителей после потери малыша. Женщине в такой ситуации важно, чтобы окружающие признали, что произошла трагедия, что умер ее ребенок и это для нее отнюдь не легче, чем если бы умер человек, который был рядом с ней годы жизни. И матерям очень больно именно от того, что их страдания обесценивают. Ситуация с сочувствием к утрате еще больше усложняется, если женщина уже является матерью или если она настолько молода, что потенциально сможет родить еще. В подобных случаях женщинам заботливо советуют не зацикливаться на этом ребенке и смотреть в светлое будущее. Но будущее не может быть светлым, если горе не оплакано, а ребенок не признан полноценным членом семьи. Люди не понимают, что мать не может заменить одного ребенка другим — уже существующим или тем, который может появиться в будущем.

Мне в каком-то смысле повезло — муж очень поддерживал меня и переживал все вместе со мной. Я очень благодарна ему за то, что он сфотографировал Егора сразу после родов, и очень жалею о том, что не сфотографировалась тогда вместе с ним, потому что сын — часть семьи. Фотография — это то материальное, что от него осталось, она подтверждает, что он действительно был с нами. Я не сразу нашла в себе силы взглянуть на снимок, но когда решилась, почувствовала облегчение. Я стала смотреть на его фотографию регулярно, потом реже. Сейчас, когда я думаю о Егоре, я уже реже плачу, но чувствую грусть от того, что не могу его обнять, а еще благодарность за то, что он был.

После того как я стала вновь обретать почву под ногами, я решила, что обязательно буду помогать родителям, которые оказались в подобной ситуации. Вскоре мы с мужем на собственные средства основали благотворительный фонд «Свет в руках». Мы связались с британским благотворительным фондом Sands, который поддерживает родителей в такой ситуации, и попросили у них согласие на перевод брошюр для матерей, отцов, их близких. Брошюры созданы с участием психологов на основе многолетнего опыта работы с родителями после утраты малыша. Мы получили официальное согласие, затем привлекли десятки волонтеров, перевели материалы на русский язык, адаптировали их в соответствии с нашей российской культурой и законодательством, а потом опубликовали их на сайте фонда. Чуть позже мы набрали команду психологов, которые могут работать именно с темой перинатальной утраты. Мы запустили телефонную линию фонда, на которую может позвонить каждый, кто переживает боль утраты новорожденного. Хочется отметить, что далеко не каждый психолог может консультировать людей после перинатальной потери. Тут есть свои особенности и тонкости, поэтому мы тщательно отбираем специалистов.

С осени мы начали проводить тренинги для врачей и медперсонала роддомов и перинатальных центров. Многие специалисты сами зовут нас, потому что признаются, что действительно не знают, как вести себя с женщиной, которая родила мертвого ребенка, — в институте им этого не объясняют. Это очень важно, потому что пока мы слышим совершенно чудовищные истории от женщин. Например, о том, как женщину после родов, в которых ее ребенок умер, помещают в палату к женщинам с младенцами или в палату, за стеной которой постоянно слышится детский крик. Еще подопечная рассказывала, что после неудачных родов ее оставили в коридоре на кушетке прямо под плакатом, на котором изображена мать, кормящая ребенка грудью. А недавно женщина рассказывала, что родила мертвого ребенка в платном отделении московского роддома. По традиции этого роддома всем молодым мамам дарят комплект одежды для новорожденного. Можно представить себе шок этой женщины, когда на следующий день после родов медсестра по ошибке положила к ней на тумбочку вот такой подарок для ее младенца.

Чтобы врачи осознавали, с чем сталкиваются, с ними обязательно нужно работать. Мы просим врачей делать все возможное, чтобы маму, которая только что потеряла ребенка, определяли в отдельную палату, в другое отделение, но только не рядом с малышами. Уже сейчас мы видим, что повлиять на систему здравоохранения получается: нам приходят хорошие отзывы о роддомах, сотрудники которых нашли время пройти обучение у нас.

А еще мы проводим встречи и беседы с родителями и их близкими, на которых рассказываем, как пережить эту боль. Они проходят уже не только в Москве, но и в десяти городах России. Очень важно, чтобы и женщина, и ее близкие принимали, что ребенок, который умер, существовал по-настоящему. А значит, мама имеет право горевать по своему ребенку, и ей нужны поддержка и помощь, чтобы пережить это. Никто ведь не скажет матери, у которой погиб 15-летний сын: «Забудь! Ты молода и запросто родишь еще одного!» — это дико и жестоко. Мы всеми силами пытаемся донести, что нет потери более или менее значимой. Люди не знают, что сказать маме и папе в этой сложной ситуации, поэтому мы запустили флэшмоб #нужные_слова, где мамы и их близкие делятся словами, которые они хотели бы услышать, после того как потеряли ребенка. Это, например, фразы: «Ты — хорошая мама», «Хочешь поговорить о нем?» — и много других, суть которых сводится к признанию того факта, что ребенок существует, а родительство состоялось, к признанию боли от утраты и к выражению сочувствия.

Если бы мне вдруг предложили выбрать, прожить с Егором те девять месяцев и потерять его или жизнь, при которой он не появлялся бы вовсе, я однозначно выбрала бы первый вариант. Ведь этот ребенок принес в мою жизнь много любви, спокойствия, а также возможность жить так, как я и не мечтала, он повернул мою жизнь в совсем другое русло. Теперь я занимаюсь делом, которое несет свет в сотни семей по всей стране каждый месяц, и это невероятно наполняет смыслом мою жизнь. Некоторые считают, что для меня фонд — это памятник сыну Егору. Пусть так. Ведь кто-то проживает длинную-длинную жизнь, и после смерти о нем не вспоминают. А мой сын прожил всего 9 месяцев и оставил после себя яркий след в виде фонда «Свет в руках», который за полгода существования помог уже сотням людей справиться с горем от потери малыша и научиться жить заново.

Благотворительный фонд «Свет в руках» первый в России начал системно помогать семьям, потерявшим малыша. Сейчас он представляет Россию в международном альянсе по борьбе с мертворождениями. Вся работа ведется на личные средства, небольшие пожертвования и помощь волонтеров. Сейчас фонд находится в поиске попечителей. Если вы хотите внести вклад в культуру поддержки родителей после перинатальной потери, вы также можете помочь фонду. Подробности по ссылке.