Татьяна, 28 лет: «Впервые с чувством нереальности происходящего я столкнулась, когда мне было 22 года. Однажды я просто перестала испытывать какие-либо эмоции; родные вдруг стали чужими, я не хотела ни с кем общаться, никуда выходить. Я не чувствовала себя — личность стерлась, а я стала другим человеком: ощущение, будто души больше нет, только одна оболочка. Это сопровождалось постоянной тревогой, самокопанием, головными болями, ощущением безысходности. Это страшное состояние, когда суицид кажется единственным способом все прекратить.
Я очень испугалась и срочно вызвала маму, так как сама даже к врачу не могла пойти. Невропатолог в больнице сказала, что у меня депрессия, и выписала коктейль из антидепрессантов и нейролептиков. Удивительно, но чуть ли не с первых дней приема таблеток я вернулась к жизни: симптомы прошли, улучшилось настроение, выросла трудоспособность, я стала общительной и открытой. Через месяц я перестала принимать эти препараты и к врачу больше не пошла (хотя меня предупреждали, что лекарства бросать нельзя). На четыре года я забыла о проблемах.
Симптомы вернулись, когда родственник предложил мне новую работу. Там были довольно высокие требования к сотрудникам — обязательное наличие водительских прав, профильное образование в сфере морских перевозок и свободный английский. Мне дали полгода на подготовку. Родственник оплатил все курсы, университет — и тут начались стрессы. Я чувствовала, что меня накрывает, поэтому самовольно вернулась к таблеткам. На время становилось немного легче. Я старалась из последних сил не ударить лицом в грязь, заполучить эту работу, не подвести человека, который верил в меня и к тому же потратил деньги. Но мне становилось хуже и хуже, и собеседование на работу я провалила. Это был очень сложный период.
После этого я стала сидеть на форумах, гуглить статьи о психических отклонениях с похожими симптомами. Были мысли, что у меня шизофрения и я окончательно слетаю с катушек. Я начала бегать по психиатрам, но все поголовно опровергали мои подозрения. Повторно диагностировали депрессию, назначили антидепрессанты — немного отошла тревожность, но эмоции и чувства так и не вернулись.
Однажды на каком-то сайте я увидела описание диагноза, который в точности совпадал с моими симптомами. Тогда и началось мое знакомство с расстройством деперсонализации-дереализации. Я обращалась к врачам, но они в принципе не знали, что это такое и как это лечить. Иногда меня просто не хотели слушать — сразу назначали лекарства и отправляли домой. Один профессор сказал, что это я «в интернете начиталась». Свое спасение я нашла в онлайн-консультациях с врачом, который имел дело с дереалом: по его схеме начала принимать антидепрессанты и противоэпилептические препараты.
Причина моей деперсонализации — невроз, который сопровождается тревогой: при стрессах организм защищается и мозг как будто отключается, происходит изоляция от внешнего мира. Такое случается с впечатлительными людьми, которые переживают по любому поводу, принимают все близко к сердцу. Я из таких.
Мой стаж — 2,5 года. Знаю, что может быть ухудшение, но выход есть. Сейчас я вышла на этап, когда новая работа в радость, я снова чувствую себя собой, умственные способности, эмоции и чувства как и до болезни. И, хоть я все еще на таблетках, лучше так, чем снова страдать. Надеюсь, когда-то получится их отменить. Странно звучит, но эта болезнь изменила меня в лучшую сторону. Благодаря ей я по-настоящему начала ценить жизнь и близких людей. Стала более терпеливой. Я радуюсь, что могу снова жить нормальной жизнью, чувствовать, любить, получать удовольствие от общения с людьми и от любимых занятий.
Наше общество очень презрительно относится к нуждающимся в психологической помощи. Если узнают, что человек был у психиатра, то сразу клеймят психом и сторонятся. Тем не менее не стоит бояться обращаться за квалифицированной помощью, главное в этом вопросе — найти действительно хорошего врача. А таких очень мало».
Николай, 27 лет: «Я с детства невротик: заикание, обсессивно-компульсивное расстройство (синдром навязчивых мыслей). В августе 2014 года я попал к психиатру с депрессией и нарушением восприятия реальности, мне тогда было 25 лет. Началось все с редких панических атак, которые сменялись приступами сильной дереализации. Мир переворачивался вверх ногами, и приходилось ложиться на пол и закрывать глаза, это помогало прийти в себя. После очередного такого приступа у меня появилась тревожность.
Ровно 6 месяцев я брыкался в поисках и придумывании физических болячек, чтобы оправдать свое состояние. Признаться самому себе, что ты немножко «ку-ку», трудно, так и появляется ипохондрия. Катализатором ипохондрии еще выступает такая неприятная данность, как неквалифицированная медицина. Инертность, идущая из СССР, еще сохраняется — врачи лепят диагноз «ВСД» (которого уже давно в мировой классификации болезней нет), говорят, что все в порядке, выписывают витаминки и отправляют домой. Поэтому и приходилось заниматься самодиагностикой и страшно бояться, что же там такое со мной на самом деле. К большому сожалению, диагноз «деперсонализационное расстройство» я поставил себе сам, в очередной раз бороздя интернет. Через знакомых мне удалось лечь в психоневрологический диспансер. Там меня качали теми же советскими препаратами, ставили капельницы, был даже массаж и циркулярный душ. При выписке значительных результатов не было: спать стало легче, но состояние оставалось таким же мучительным.
Наконец мне чудом удалось попасть к хорошему психиатру. Грамотно подобранные препараты построили надежный фундамент для моего восстановления. Сейчас фармакология достигла такого уровня, что лекарства работают надежно при минимуме побочных эффектов и последствий для организма. Безусловно, они не устраняют психологические проблемы, но предоставляют взлетную полосу для поднятия на ту высоту, где эти проблемы можно было бы устранить. Антидепрессант стал ощутимо действовать где-то через 3–4 недели после начала приема. Улучшилось настроение, появились силы, жизнь стала приносить удовольствие. Дальше потихоньку: начало восстанавливаться общение с друзьями, я стал выходить в свет, проснулось либидо и желание чем-то заниматься. Я восстановился на работе: когда дойти до туалета — огромное испытание, работа становится чем-то невыносимым.
Деперсонализация — это в привычном смысле потеря себя; когда не можешь понять, что ты за человек. Восстановление после этого приводит к переосмыслению жизненных установок. Например, в прошлом я ограничивал себя, старался соответствовать представлениям, диктуемым обществом. Жил по по принципу «как надо», а не «как хочу». В этот период и теряется понимание своей персоны: кто ты? зачем ты? кем ты должен быть? Ты деперсонализируешься. В переломный момент расстройства ты понимаешь, что жить нужно ради себя, а не для других, перестаешь постоянно искать изъяны и исправлять их, чтобы стать кем-то. Я принял себя».
Анастасия, 20 лет: «В школе надо мной часто издевались из-за лишнего веса, дома никто не воспринимал всерьез, были постоянные крики и скандалы из-за алкогольной зависимости отца. В 15 лет я решила попробовать наркотики и, не зная «правильных дозировок», приняла слишком много за один раз. После этого у меня резко ухудшилось самочувствие: начались кратковременные панические атаки, учащенное сердцебиение, появилась шаткость походки, головокружения. Сначала я думала, что у меня что-то с сердцем или сосудами; со временем это переросло в страх инфаркта, инсульта или внезапной смерти. Дальше было обследование всего организма, но ничего конкретного так и не выяснилось: врачи либо ничего не находили, либо ставили диагноз «вегетососудистая дистония». Один врач посоветовал мне провериться на рак.
Со временем ситуация прогрессировала. Появилось жуткое чувство внутри вроде тревоги: я не могла нормально спать, казалось, что я с минуты на минуту умру. В один день я поняла, что не ощущаю своего тела. Появилось одновременно чувство легкости и невесомости, а потом я стала ловить себя на мысли, что меня как бы нет. Ощущения в руках стали не мои, отражение в зеркале не то. Тогда я осознала, что мне грозит не инфаркт, а шизофрения. Я полностью отдалась этому страху: физические симптомы исчезли, остался неописуемый ужас, что сейчас я потеряю связь с реальностью и контроль над собой. Я стала прятать ручку от балкона, чтобы в порыве беспамятства вдруг не выброситься окно. Мир, каким я его знала, разлетелся вдребезги. Выходя на улицу, я понимала, что между мной и реальностью большой барьер. Мир за стеклом казался плоским, бесцветным, мертвым. Я не могла понять, сон это или реальность, а может, я вообще умерла. Время просто остановилось, его не было, не было для меня. А в душе пустота, тишина и никаких эмоций.
О том, что это никакая не шизофрения, я узнала на сайте о диссоциативном расстройстве. Так начался новый этап. В «ВКонтакте» я нашла группу о дереале, где таких, как я, были сотни. Около недели я просидела в сообществе, читая информацию, личные истории и рекомендации, пока полностью не поняла, что это оно — расстройство деперсонализации-дереализации.
В 11-м классе все дошло до того, что с ЕГЭ меня забирали на скорой. Когда я зашла к доктору, он что-то начал спрашивать, а я молчала: настолько устала от этого дерьма, что не могла сказать ни слова. Родители узнали о том, что у меня серьезные проблемы с психикой. Мне казалось, что мама меня не понимает. Меня снова повели по врачам, но найти толкового специалиста у нас не получилось. В больницах советских времен врачи с деперсонализацией вообще не знакомы: в одной из таких мне прописали 12 сомнительных таблеток в день, а еще глицин — от него совершенно нет толка при моих симптомах. Попадались такие врачи, которых больше интересовали мои взгляды на жизнь, чем мое здоровье.
В итоге своего психиатра, с которым мы поддерживаем связь и сейчас, я нашла через мамину знакомую. Если говорить о лечении, то без антидепрессантов не обойтись. Они помогают вернуться в прежний режим и значительно улучшают состояние. Сейчас мне 20, и я до сих пор на таблетках: решила, что лучше чувствовать себя хорошо с ними, чем каждый день думать о самоубийстве».
Мнение эксперта
«В основе синдрома деперсонализации-дереализации лежит попытка психики адаптироваться к стрессу в условиях его высокой интенсивности, например во время страха или паники. Этот синдром как отдельное расстройство внесен в международную классификацию болезней (МКБ-10), но нередко встречается в качестве вторичного синдрома при сильной тревоге, депрессии и других острых состояниях. Деперсонализация и дереализация хоть и объединены в один термин из-за своей схожести и общей природы, но представляют два самостоятельных симптома, которые могут проявляться раздельно друг от друга. При деперсонализации пациенту кажутся незнакомыми собственное лицо, фигура, улыбка, речь, будто наблюдаешь за собой как за посторонним. Дереализация же касается восприятия окружающей обстановки: места, времени, обстоятельств и т. д. Иногда добавляется чувство «пьяности», «нереальности» и «плывущей картинки».
Главная причина ДП/ДР лежит в активации опиатных рецепторов — есть предположение, что таким образом организм человека пытается снизить сильную тревогу. Стресс может стать поводом, если он был интенсивным и вызвал вегетативный криз (по типу панической атаки).
Ощущения при деперсонализации-дереализации пугают своей необычностью. Больному кажется, что он потерял контроль над собственным телом, а это само по себе провоцирует еще более сильный страх. От шизофрении это отличается прежде всего отсутствием симптомов психоза (галлюцинации, бред, кататония и др.). Также синдром ДП/ДР может наблюдаться при острых психотических эпизодах, но тогда должны быть соответствующие обязательные симптомы тяжелой психической болезни.
При всей распространенности, этот диагноз не до конца изучен в том, что касается механизмов и происхождения, что и приводит к сложностям в терапии. В США расстройство лечится преимущественно с помощью антидепрессантов и ламотриджина. В России четкого стандарта и рекомендаций нет: при ДП/ДР часто ищут «основное расстройство», надеясь, что синдром отступит сам. Нередко деперсонализация или дереализация быстро проходят, если встречаются в структуре панического или иного тревожного расстройства, но могут потребоваться годы на лечение этих расстройств при депрессии и биполярном аффективном расстройстве».