Пересадка в Стамбуле. Истории мужчин, которые решились на трансплантацию волос

Трансплантацией волос называют пересаживание графтов — кусочков кожи головы размером до 1 мм², на которых находятся от одной до четырех волосяных луковиц. Обычно донорской зоной является затылок, а пересаживать графты можно на линию роста волос, лобную долю и макушку. После операции волосы на затылке отрастают довольно быстро, а процесс восстановления в месте, куда подсадили луковицы, чаще всего занимает около года.

По данным турецкой Cosmedica Clinic, процент приживаемости волос — 60–70. Более надежной является прямая имплантация — она производится особой ручкой-имплантером, не оставляя надрезов. Клиника заявляет, что приживаемость по этой методике составляет более 99%, но из‑за высокой цены большинство выбирают FUE — поштучную экстракцию фолликулярных единиц, то есть классическую трансплантацию.

«Я сделал пересадку, потому что мне не нравились мои глубокие залысины на лбу. Они были с рождения, но замечать я их стал с 15 лет. С возрастом они становились глубже, и у меня появилось желание выровнять лобную линию: хотелось идеально прямой лоб, как у актеров в американских фильмах. А еще прическу средней длины: почему‑то у меня в голове всегда крутился образ ухоженных европейских мужчин с красивыми стрижками. Я понимал, что это такие инстаграмные* глянцевые картинки, но все-таки решил, что не хочу терять волосы, хочу быть привлекательным для самого себя.

С залысинами я справлялся подбором подходящей стрижки: мы с барбером нашли хороший вариант с зачесом влево, но желание нормально отрастить волосы и делать красивые укладки на любую длину оставалось. Я с детства помнил эту рекламу „Реал Транс Хайр“ из девяностых со сценкой на паспортном контроле и решил, что сделаю пересадку, как только появится возможность, но все время откладывал: то машина, то квартира, то переезд. А потом, когда мне уже стукнуло 35, пришла годовая премия, друзья меня поддержали, и я пошел на консультацию в московскую клинику. Там насчитали огромную сумму360 тыс. рублей; в Турции все в итоге стоило $1750, это около 160 тыс. рублей по тому курсу., и я уже хотел все снова заморозить, но коллега рассказал про своего знакомого, который сделал пересадку в Турции. Я позвонил ему, и первая его фраза была: „Если настроился, даже не думай — просто поезжай и делай“. Так я и решился, и уже через неделю полетел делать операцию».

«Тебе прокалывают буквально каждый сантиметр головы. Первый укол, он как шлепок. Звук такой, будто разбивается капсула, и дымок идет. Ты слышишь небольшой хруст от прокалывания кожи, и она начинает гореть. Это нужно перетерпеть, а дальше все каменеет. Ты просто лежишь, музыка играет, кондиционер шумит, и ты ничего не чувствуешь. Да, ты понимаешь, что тебе, по сути, разрезают голову, но ощущений никаких. Мне пересаживали 4080 графтов, то есть это 4080 крошечных надрезов на голове (из‑за этого ряды подсаженных волос более редкие, иначе кожа просто не затянется) — но боли нет.

Операция длилась около восьми часов — наверно, именно это было самым тяжелым. В целом все прошло спокойно. Я читал недавний твиттерский тред Феликса Бондарева: он рассказывал про пересадку волос и писал, как все было плохо, больно, печально, стрессово. У меня совсем не так: ни сильных воспалений, ни обилия крови (только сукровица в первую ночь), больно лишь в первый день, да и то все прошло после обезболивающих, на ватных ногах я не ходил, в первый месяц уже в командировки ездил. Понятно, что все по-разному переносят, но такой рассказ, мне кажется, может чрезмерно напугать людей. Я считаю, что все далеко не так страшно, как он описывает. Кстати, результат у него шикарный: волосы прям отлично отросли».

«Пересаженные волосы отрастают уже в течение первого месяца. Ты покрываешься корками, они сходят к концу второй недели. Появляются небольшие торчащие волосинки, по которым хорошо видно, что они пересаженные. Со второго месяца и где‑то в течение полутора-двух они выпадают».

«Это самый ужасный, мне кажется, период. Кожа красная и воспаленная, место видное, у тебя торчат две волосинки, заметны маленькие шрамы и проплешины. Ходишь реально как плешивый, замечаешь взгляды прохожих и людей в метро. Поэтому я старался повыше задирать голову, чтобы хоть как‑то скрыть проплешины.

Я еще по натуре немножко паникер: месяц все нормально шло, а потом вдруг что‑то происходит — и ты выглядишь, будто больной. Начинаешь чувствовать себя неуверенно, думать, а зачем ты вообще все это сделал, вдруг волосы не приживутся или ты теперь навсегда с проплешинами. Мне даже было бы легче, если бы волосы выпали полностью, чем вот так: я с красной головой, на которой сзади пусто, а по бокам отрастающие волосы торчат, как антенны. Получается, физический дискомфорт пропал, сразу как сошли корки, зато появился психологический».

«Первые результаты я увижу только спустя год после операции. Сейчас прошло шесть месяцев, по истечении восьми уже можно начинать отращивать волосы — посмотрим, как все пойдет. А пока я стригусь под машинку два раза в месяц: по бокам оставляю тройку, а наверху — шестерку, а сначала вообще подравнивал ножницами.

Я до сих пор не чувствую себя уверенным на сто процентов: например, по-прежнему задираю голову на фотографиях, потому что волосы еще не отросли так, как мне хотелось бы. Но я говорю себе: „Просто потерпи немного“.

У меня такой характер: я тяжело отключаюсь. Нужно забыть про все это дело и спокойно ждать, пока волосы отрастут. Но я никак не могу. Каждый день смотрю в зеркало: есть ли там волосинка, нет волосинки. После душа всегда изучаю ванну: выпали ли волосы или нет. То есть я еще на стадии ожидания чего‑то, а не принятия себя. Моя проблема в том, что я всегда строю большие ожидания, а потом расстраиваюсь, когда они оправдываются не в полной мере. Не хотелось бы, чтобы и с волосами так было, но меня успокаивает, что в случае чего можно сделать повторную пересадку».

«Сейчас я смотрю на старые фотки, где у меня прямая челка и думаю: „Господи, какая она убогая“. Но ведь нет ни одного человека, который любит себя на сто процентов, может, только какие‑то сверхгуру, которым пофиг на все. Те, кто с прямыми волосами, хотят себе кучерявые, те, кто с кудрями, хотят прямые. Блондины хотят стать шатенами, шатены рыжими».

«Смешно, но после этой процедуры у меня появился другой, можно сказать, комплекс. Оказалось, что у меня на затылке складки, похожие на кожу шарпея, и до операции я об этом не знал, потому что никогда не стригся налысо. Это можно попробовать убрать инъекциями ботокса, но я пока не хочу рисковать. И недавно я платил за стрижку, наклонил голову вниз, а девушка-администратор увидела эти складки и спросила: „Ой, а у вас так всегда на голове было?“ Я даже не сразу понял, что она не про последствия пересадки, а про эти бороздки на затылке. Так что я еще и из‑за них хочу себе длинные волосы».

«Я начал терять волосы рано — где‑то в 23 года. Через пару лет этот процесс резко ускорился, и буквально за год я потерял все волосы в передней части головы. Выглядеть на 45, когда тебе 25, — это не очень приятно, плюс чувствуешь себя не совсем уверенно, даже банально на свиданиях с девушками. Когда мне было 28, один из моих знакомых рассказал, что с этим может помочь пересадка волос. До него я и не знал, что такое существует, а потом поискал информацию, изучил технологии и понял, что эти операции доступные и поставлены на поток в Турции. Если на поток, значит, более-менее безопасно, хотя, конечно, все равно есть риски, что не приживутся волосы, останутся шрамы или в клинике что‑то пойдет не так.

В Турции их миллиард. Половина из них — это, скорее всего, скам, который набивает себе рейтинги, например, в гугл-картах. Поэтому процесс выбора сложный — хорошо, что у меня были знакомые, которые посоветовали мне клинику».

«Я прилетел в Турцию, меня встретили, отвезли в отель, потом на прием к врачу, который меня осмотрел и объяснил, как и что произойдет, и уже на следующее утро меня доставили в клинику для операции. Вся процедура — часов восемь, все это время я просто проспал. Меня будили на обед, я поел и снова уснул. Проснулся только на последние сорок минут. Неприятно, конечно, что у тебя в голове кто‑то ковыряется, но ты же все равно ничего не чувствуешь из‑за анестезии.

Первые два-три дня было сложно: все болит, надо держать голову в определенной позиции, стараться ничего не касаться той частью, куда тебе подсаживали волосы, спать со специальной подушкой на шее. Поэтому я заплатил больше, чем по обычному прайсу (в районе $4000), и остался в гостинице подольше — чтобы на всякий случай быть в контакте с врачами.

На третий день становится полегче, через неделю образуются корки, и голова начинает мучительнейшим образом чесаться. Чесать ничего, естественно, нельзя — можно только смывать корки специальным шампунем. И через две недели после операции — после того как сходят корки — твоей жизни уже ничего не мешает. Да, есть ограниченияПить алкоголь нельзя две недели перед операцией и месяц после нее, столько же нельзя заниматься спортом во время восстановления. по спорту и алкоголю, но это мелочи. В целом никакого дискомфорта уже не испытываешь. И где‑то через шесть месяцев у меня стали отрастать волосы».

«Перед пересадкой я начал встречаться с девушкой, с которой мы до сих пор вместе, — получается, она меня видела и до и после. Через полгода после операции я сменил работу, и мои нынешние коллеги даже не представляют, как я выглядел раньше, до пересадки. Я работаю в банковской сфере, и тут на самом деле довольно много людей без волос — так что уверенности в профессиональном плане тоже не прибавилось. Что точно изменилось: я перестал чувствовать легкую неуверенность в себе. То есть уверенность не пришла, зато неуверенность пропала.

Я бы не сказал, что пересадка волос была для меня приоритетом. Есть люди, для которых процесс облысения — одно из самых главных и страшных [событий], которые происходят в их жизни. У меня не так: я не думаю, что очень бы страдал, не пересадив волосы. Да, я чувствовал себя неприятно из‑за облысения, но если бы не локдаун и удаленка, то есть ситуация, в которой мне не нужно было вживую видеться с людьми, то я бы, возможно, никогда не сделал бы эту операцию. Слишком много факторов в тот момент сошлось.

Мне кажется, в пересадке волос нет ничего плохого. Женщины делают хирургические операции на своем теле, мужчины тоже могут, на это нет никакого табу. Люди же делают это, чтобы чувствовать себя увереннее, так? То есть это шажок на пути к личному или профессиональному успеху. Это здорово».

«Примерно в 22 года у меня появился островок залысины по центру головы. Не очень заметный, но я все равно испытывал из‑за него огромные комплексы, мне постоянно казалось, что все его видят и на него смотрят. Я даже стал его физически ощущать.

Еще я боялся облысеть, как мой отец, потому он лысел похожим образом. Плюс шуточки от друзей в духе „Ой, смотри, сейчас макушка загорит“. Плюс мои залысины были видны на некоторых фотографиях — например, на тех, где ветер приподнимает волосы. Короче, мне казалось, что все это неэстетично и некруто. Надо было либо подбирать прическу (например, бриться налысо или просто очень коротко стричься и осветлять волосы), либо что‑то кардинально менять.

На пересадку я решился в 35 лет, и это произошло довольно легко — потому что я вообще к ней не готовился. Знал, что ее часто делают в Турции — и все. Я особо не искал информации — наверно, просто не хотел разочароваться. Ну и к тому же: если что‑то пойдет не так, то всегда можно побриться налысо».

«Все получилось спонтанно: я знал, что скоро полечу в Турцию, и по совету друга решил попробовать, заплатив 1200 евро. В итоге ни страхов, ни ожиданий особо не было (только немного скепсиса), пока я не оказался в самой клинике, которую мне порекомендовали. Мне казалось, что это довольно простая операция, а в разговоре с врачами я стал понимать, что она, похоже, не такая уж и простая, а мне ее уже, блин, завтра будут проводить. К тому же турки все никак не подписывали никаких документов или договоров о том, что они несут ответственность за ее результаты, хотя я их очень просил. Они это сделали только спустя два дня, и уже впоследствии я узнал, что почти все турецкие клиники не любят ничего подписывать, чтобы ответственность лежала клиентах.

Я начал потихоньку паниковать, и на следующий день, когда меня спросили перед операцией: „Готов?“, я ответил, что не готов. И я реально не был готов. Я-то думал, что это лазером пшик-пшик, и я даже ничего не почувствую. Типа как зрение улучшить. А тут надо мной стоит куча врачей, и я чувствую, что назревает серьезный процесс.

Меня стали обкалывать шприцами, это было адски больно, и я окончательно словил панику: а вдруг меня сейчас на органы порежут? Ну и в целом неконтролируемость процесса добавила страха. А они еще вставили мне катетер в вену — в общем, я жутко боялся.

Многие засыпают во время операции. Я же был настолько напряжен, что вообще не мог думать о сне, а успокоительные как будто не помогали. Казалось, что у меня ковыряются прямо внутри головы, а анестезия периодически проходит. Еще я переживал, реалистично ли мне расчертили линию волос. Помню, как представлял во время операции, что скажу всем, кто хочет такую же: „Подумайте миллион раз, ребята!“ Больно, страшно, долго — лучше бы лысым ходил. А сейчас я думаю, что надо бы еще чуть-чуть пересадить волосы».

«Первые дни была дикая, невыносимая боль: ты не можешь нормально спать, нормально ходить. Ты вообще не можешь нормально существовать. Подушка все время в крови, кажется, что голова просто взрывается, ты на обезболивающих, тревога зашкаливает, постоянно думаешь: „А вдруг все эти волосы уже выпали?“

Я наконец осознал серьезность произошедшего, открыл интернет, прочитал кучу негативных отзывов о том, как плохо у людей прошла пересадка. Я запаниковал, мне стало казаться, что операцию сделали как‑то не так, что я все испортил, что вся жизнь теперь пойдет под откос. Паника была такой, что я не мог спать, а врачи говорили, что я должен успокоиться, потому что волнение плохо влияет на восстановление волос, а от этого я только больше переживал.

Я успокоился на третий день. Погуглил, кто еще делал такую операцию, — оказалось, что один из моих любимых музыкантов и один из главных красавчиков шоу-бизнеса Machine Gun Kelly».

«И меня реально отпустило. А потом я узнал, что люди в моем окружении тоже пересаживали волосы, а я даже не подозревал об этом. Я начал выкладывать фотки, и люди писали мне, что тоже прошли через это. Осознание, что ты не один в этом, успокоило меня окончательно.

Уже спустя неделю все выглядело очень круто — как‑то футуристично даже. Все из‑за светлой корочки на голове: казалось, что светлая вся голова. Я даже думал, что было бы прикольно, если бы все так и осталось».

«Первый месяц приходилось серьезно ухаживать за волосами и быть осторожным: аккуратно спать и мыть голову, особо не касаться ее, носить специальную шапочку. Причем я, наверно, слишком аккуратно мыл голову, потому что корочка у меня не сошла даже спустя месяц. Я написал в клинику и они такие: „Мойте тщательнее!“ А я реально боялся даже дотрагиваться до нее!

К выпадению всех пересаженных волос я был готов. Голова превращается не пойми во что, и я первые три месяца ходил либо в шапке, либо в кепке. Это время надо просто пережить и дождаться, когда спустя полгода волосы начнут прорастать. Они сначала редкие, маленькие, тоненькие — кажется, что это барахло какое‑то. Но постепенно они крепнут — крепнет и уверенность».

«Сначала мне было неловко рассказывать об операции. Во-первых, вдруг все профакапится? А во-вторых, казалось постыдным, что ты берешь и правишь себя, свои недостатки. Я даже в парикмахерской стеснялся говорить о том, что делал пересадку, — мне почему‑то казалось, что меня осудят.

Но мне нравится мой внешний вид, друзьям тоже. Люди, которые делали пересадку, понимают, что у меня была операция, а большинство не замечает и удивляется, когда я в этом признаюсь. Сам я, глядя на себя, конечно, вижу различия: волосы стали темнее и жестче, линия лба стала слишком ровной. Но я кайфую: я стал гораздо увереннее. Единственное, я боюсь, что когда‑нибудь волосы начнут выпадать, но это как с волком, из‑за которого в лес не ходишь. Думаю сделать еще одну операцию: макушка не до конца проработана».

* Instagram принадлежит компании Meta, признанной в России экстремистской организацией, ее деятельность в стране запрещена.