«Если ты мертв, никто не будет издеваться»: истории тех, кто пытался покончить с собой

Мы вырезали из текста все описания способов самоубийства, чтобы не нарушать законы РФ.

Если вы думаете о суициде, обратитесь к психологу или психиатру. Здесь мы собрали службы бесплатной психологической помощи.

Первые мысли о суициде у меня появились примерно в 15 лет. Они возникли из‑за того, что годом ранее меня изнасиловали: преступники сфотографировали этот процесс и выложили на «Двач», после чего меня несколько лет травили в интернете и в жизни.

Семья ничего с этим не делала: мы не обсуждали случившееся, я винила во всем себя, а заявление в полицию никто так и не подал. Близкие не знали, как вести себя в такой ситуации, поэтому просто дистанцировались от этого. Я ничего у них не спрашивала, потому что мы никогда не говорили на личные темы. У меня не было достаточного уровня доверия к ним, а мама иногда, когда я шла на улицу, бросала пассивно-агрессивные фразы типа: «Давай, чтобы не как в тот раз», хотя я выходила из дома, только чтобы бесцельно бродить по улице под музыку. О том, что со мной случилось, я рассказывала только молодым людям, с которыми строила отношения, — узнав о моей истории, они плакали.

В 11-м классе я совершила первую попытку. Тогда у меня случился сильный депрессивный эпизод, я очень волновалась из‑за ЕГЭ и поступления в художественный вуз. К экзаменам почти не готовилась, потому что не было сил что‑либо делать: я не мылась, была в ужасной апатии, начались компульсивные переедания после предшествующей анорексии. Я ничего не чувствовала. <…> Эта попытка ничем не закончилась — видимо, <…> были просроченными.

Экзамены в вуз я сдала хорошо, но ментальное здоровье по-прежнему было не в порядке. Из‑за тревожности и депрессии мне не хотелось жить. Я занималась селфхармом, ни с кем не общалась и держалась только на желании рисовать — как бы плохо мне ни было.

Второй раз покончить с собой я решилась в 20 лет. <…> Меня нашел мой молодой человек, вытащил из ванны за волосы, обматерил и вызвал скорую.

После реанимации я попала в психоневрологический диспансер, но пробыла там всего шесть дней. Мне не хотелось там находиться, и я показывала всем, что могу нормально функционировать: вежливо общалась с сотрудниками, улыбалась, делилась с бабушками едой, которую мне передавали мама и брат, рисовала других пациентов. Поэтому меня быстро выпустили. В больнице со мной ничего плохого не происходило, если не считать традиционно ужасную еду, угнетающую обстановку и бабушек в деменции, которые могли трогать чужие вещи или испражняться на пол — но это нормально в их состоянии.

Третья попытка случилась в феврале 2022 года. <…> Меня спас муж: он проснулся ночью из‑за того, что я без сознания свисала с дивана и блевала на пол, и вызвал скорую. Так я попала в одну из петербургских клиник, и там все было ужасно. Я, привязанная, лежала на грязном матрасе, по которому ползали клопы. У нас не было даже зубных щеток, нельзя было мыться. В эту больницу обычно привозят бездомных и людей после передозировок или алкогольных отравлений. Мужу сказали, где я, но он не знал, в каком я состоянии, а узнать хоть что‑то можно было только по внутреннему телефону. Он приезжал в больницу каждый день с другого конца города и звонил в отделение. На его вопросы о моем самочувствии отвечали скупо.

Примерно два дня я практически все время спала из‑за передозировки. Когда просыпалась, видела насилие над другими пациентами. На утро третьего дня был обход: у меня спросили, почему я <…>. Я сказала, что из‑за начала ***** — она правда пошатнула мое психическое состояние, как и у многих, и была триггером. Психиатр рассмеялась и сказала: «И что, теперь надо убивать себя? Сиди дальше». Я очень испугалась, что меня оттуда не выпустят и отправят в психлечебницу, и решила, что на следующий точно выйду. Сказала врачам, что сделала это случайно и обязательно пойду к врачу, плакала, говоря, что дома меня ждут муж и коты. Меня выпустили.

Я с 19 лет лечилась у психиатров, но эффект от этого был лишь временный, а сами специалисты не всегда были компетентными: одна врачиня на первом приеме, узнав, что меня изнасиловали в 14 лет, обвинила в случившемся меня. Другие просто спрашивали, что диагностировал первый врач, узнавали прошлые схемы лечения и ставили биполярное расстройство — но у меня стойкое ощущение, что это неверный диагноз, так как я никогда не ощущаю хоть какую‑то жизненную энергию, не говоря уже о гипомании. Пока я не пью таблетки и не посещаю врача — у меня нет сил на поиск нового, и я устала рассказывать одно и то же каждый раз.

Сейчас, спустя полтора года, у меня сохраняются тревожность, ненависть к себе, но уже не столь выраженные. У меня получается жить нормальную жизнь: я татуировщица, открыла свою студию, у меня коты и муж, который старается поддерживать меня — но это сложно, если я эмоционально замыкаюсь, а такое иногда происходит. От суицида останавливает осознание, что у меня, вероятно, снова ничего не получится.

Первые суицидальные мысли у меня появились в 11 лет. Тогда сначала развелись мои родители, а через полгода погиб дедушка — мне казалось, что только он меня любил. В том же возрасте меня начали очень сильно травить в школе. Отсутствие света в жизни в те годы привело к развитию депрессии. Плюсом ко всему рядом была нестабильная мама со вспышками агрессии и склонностью к насильственным действиям. Сейчас я понимаю, что ей тогда было тяжело: маме было всего 30 лет, и она справлялась как могла — жаль, что она не могла меня любить в тот момент и ее раздражало все, к чему прикасались мои маленькие руки. В том возрасте я впервые прибегла к селфхарму.

О своих трудностях и мыслях я говорила только с одноклассницами и виртуальными друзьями в интернете. Я мало с кем могла поделиться своими проблемами, потому что глобально меня, как мне казалось, никто любил. Я всегда была громким, эмоциональным ребенком, отличающимся от других: начала красить волосы с 12 лет, слушала тяжелую музыку — на меня смотрели как на фрика, а я вела себя все ярче и громче, потому что не знала, как можно по-другому. Мама, видя, как я меняюсь, насильно отправила меня к психологу, но я никому не доверяла, так что это было бесполезно. Я скрывалась, натягивая капюшон и бесконечно слушая музыку.

Первая попытка суицида у меня была в 13 лет. Я кое-как пережила развод родителей, совершенно никак не пережила смерть дедушки и абсолютно точно не знала, что делать с травлей в школе, которая только усиливалась. Меня травили жестко: оскорбляли, придумывали клички, снимали зимой одежду на улице, харкали в шапки, били, насильно раздевали при всех и всячески прилюдно унижали. После очередного такого дня я пришла домой и решила, что <…>. Я набрала ванну и подумала, что это тот самый момент, но мама вернулась с работы раньше, и я испугалась. Ей я ничего не рассказала, у меня был постоянный страх, что она узнает о попытке и буллинге. Я боялась, что она начнет мне это припоминать или придет в школу, а это точно навредило бы, потому что «стукачей» никто не любит — сильнее, чем кого‑либо другого.

Сейчас мне 24 года: я чувствую себя гораздо лучше, постоянно работаю над своим ментальным и физическим здоровьем, общалась с психиатрами и терапевтами, но мысли о смерти никуда не ушли. Они преследуют меня постоянно, особенно в трудные моменты. В 18 у меня была случайная передозировка антидепрессантами, после которой мое сердце едва не остановилось, а в 23 во время селфхарма я нанесла слишком глубокий порез, который навсегда останется со мной и который в тот момент очень меня напугал.

Все началось, когда я училась в восьмом классе, то есть в 13–14 лет. В тот год я заканчивала художественную школу и параллельно посещала разные курсы — занималась черчением, синхронным плаванием, учила немецкий. Большая нагрузка и отсутствие свободного времени сопровождались проблемами дома и первой неудачной влюбленностью, и все это сказалось на моем психологическом состоянии.

Почти каждый вечер у меня случались нервные срывы. В тот же период у меня возникли и первые мысли о самоубийстве. В семье к моему состоянию относились с раздражением, не обделяя дополнительными унижениями и критикой. Сейчас я понимаю, что проблемой в отношениях с родителями были их изначально завышенные требования. Я была для них не личностью, а инструментом для достижения собственных целей и воплощения своих желаний — настолько, что даже фортепиано занималась только потому, что об этом мечтала моя мама, а не я. Если кто‑то был успешнее меня в каком‑то деле, будь то музыкальный конкурс или спортивные соревнования, меня обязательно обвиняли в том, что я недостаточно стараюсь и прикладываю мало усилий. До сих пор помню день, когда шла с мамой из школы и сказала, что написала контрольную по геометрии на четверку, но подчеркнула, что обязательно перепишу. Мама разозлилась и ругалась всю дорогу до дома. В итоге я сама стала слишком резко реагировать на собственные промахи.

Отсутствие необходимой родительской поддержки привело к тому, что я стала отдаляться от всех и все больше замыкаться в себе, боясь вызвать у окружающих ту же негативную реакцию. Несмотря на то что помимо школы я занималась во многих секциях и дополнительных учебных учреждениях, друзей у меня практически не было, а со временем связь оборвалась и с редкими знакомыми. Поэтому я научилась сама разбираться со всеми проблемами — сама с собой переживала счастливые моменты и неудачи, а общение с кем‑либо было скорее навязанной привычкой, нежели необходимостью. Одиночество приносило удовольствие и насыщало энергией, а общение с людьми сводилось к вежливым разговорам, в которых не нужно было открывать душу. При этом я всегда завидовала тем, у кого есть настоящие друзья, с которыми можно чувствовать себя комфортно и непринужденно. Я боялась, что со мной что‑то не так, что у всех, кроме меня, есть круг общения и отношения — так возникла еще одна причина для самоненависти и желания покончить с собой. Но каков бы ни был соблазн наложить на себя руки, как‑то я все это терпела.

Девятый класс я закончила на одни пятерки: собиралась поступить в колледж, но не смогла набрать достаточно баллов на вступительных испытаниях. И если до этого мое ментальное состояние, несмотря на взлеты и падения, все-таки было стабильным, то тут я словно очутилась в глубокой темной яме совсем одна. Из‑за такой, казалось бы, мелочи от меня снова отвернулись родители — единственная опора. Они просто «разочаровались». Я впала в тяжелое депрессивное состояние и постоянно думала: «Неужели всех прежних усилий было недостаточно? Почему из‑за одной ошибки от тебя могут отказаться?» Хотелось исчезнуть навсегда, провалиться под землю и вычеркнуть себя из жизни всех людей — просто потому, что я оказалась недостаточно хороша.

В колледж я все-таки поступила — там у меня появились хорошие знакомые, но гадкое ощущение беспомощности, когда что‑то не удавалось, по-прежнему было сильным.

Мысли о смерти стали частью жизни. Я много говорила об этом с другими людьми, но обычно в формате шуток. Когда меня спрашивали, хочу ли я умереть, я всегда смеялась, говорила: «А вы разве не хотите?» Я думала так: если ты мертв, никто больше не будет издеваться над тобой, тебе больше не придется просыпаться по утрам и смотреть в зеркало на свое опухшее лицо, ты не будешь разочарованием. Но говорить про это серьезно я не могла из‑за страха быть отвергнутой. О помощи не просила: на психолога не было денег, а взрослые, которым я доверяла, в конце концов переходили на душную лекцию о собственном жизненном опыте. В голове это окончательно укрепило мысль: только я могу помочь себе разобраться во всем, а на остальных рассчитывать бесполезно.

Ближе к выпуску из колледжа ко мне вернулись нервные срывы. Времени на себя не хватало, я была перегружена новой работой, подготовкой к защите диплома, помощью однокурсникам. Истерика могла начаться где и когда угодно: я безуспешно пыталась спрятать неконтролируемые слезы, когда ехала в метро, рыдала из‑за любой мелочи и злилась, когда кто‑то пытался узнать причину. Хотелось надеяться, что все придет в норму после выпуска, но ожидания снова не оправдались — с окончанием учебы как будто исчезла существенная часть меня самой. Я чувствовала себя бесполезной: работа не приносила удовольствия, до учебы в вузе было еще несколько месяцев, и все свободное время я копалась в себе. Смотреть в будущее было страшно: цели в жизни я не видела, уверяла себя, что ничего не добьюсь и буду хуже других, а значит — стану разочарованием для всех.

После одного особенно трудного дня на работе я, прорыдав несколько часов дома, решила убить себя. Я поставила себе срок в две недели, чтобы решить все рабочие вопросы — и это дало мне умиротворение, потому что я знала, что скоро закончу свои страдания. Единственное, из‑за чего переживала, — что не успею дочитать начатую книгу. Я думала, что всегда была в тягость своим родителям и лучше у них не будет дочери вообще, чем будет дочь-неудачница. Я понимала, что закончила колледж с отличием и даже нашла неплохую работу по специальности, но все равно чувствовала себя жалким ничтожеством, которое снова всех разочаровывает.

Я очень хорошо помню тот вечер, в который планировала убить себя. Это было воскресенье — чтобы не начинать новую неделю. Я сходила в душ перед сном, специально достала чистую пижаму и как следует высушила волосы феном, затем достала <…>. После этого я написала сообщение двум близким друзьям, в которых благодарила их за время, проведенное вместе. Ответные сообщения пришли быстро, но я не читала их, чтобы не испортить настрой. Предсмертную записку специально не писала — только собрала в конверте и положила на рабочий стол все накопленные деньги и кредитные карты для родителей, ведь хоть что‑то достойное же надо после себя оставить.

Оставшаяся часть вечера прошла в тумане из слез. Я практически ничего не помню: не отдавая себе отчета, зашла в тикток, бесцельно листала ленту и случайно увидела видео, как какой‑то актер работает над озвучкой фильма. Обычный и непримечательный ролик, от которого у меня как будто случился серотониновый взрыв: минуту назад я плакала от боли и собственной ничтожности, а тут стала задыхаться от радости. Может, это какой‑то глубинный защитный механизм или инстинкт самосохранения, который остановил самоубийство, но я до сих пор вспоминаю это как очень странный порыв пересмотреть все прошлые поступки заново и понять, что я могу жить дальше, плыть по течению, что, может, если потерпеть, жизнь станет лучше. Возможно, это не дотягивает до привычного понятия попытки самоубийства, но это опыт одного человека, который так и не посмел обратиться к кому‑то за помощью и в итоге буквально спас сам себя.

С того вечера прошло несколько месяцев: я наконец начала учиться в вузе, стараюсь влиться в коллектив и сохранить отношения со старыми друзьями, продолжаю работать. Настроение по-старому портится от любой мелочи, но я загружаю себя так, чтобы времени на самокопание не было. В тяжелых ситуациях я все еще думаю о возможном способе самоубийства: для меня это старая успокаивающая привычка, но где‑то внутри я еще надеюсь преодолеть все трудности, связанные с моей личностью и взглядом на мир. Я не хочу обращаться к кому‑то за помощью, ведь в который раз доказала, что сама могу со всем справиться. Никто не виноват в том, что я такой человек, это только моя ответственность и моя жизнь.

Мы привыкли, что общество диктует нам обязательный успех — что в таком-то возрасте мы должны иметь семью, престижную работу, деньги, статус. Очевидно, что не всем это удается по разным причинам, и это нормально — но кто‑то может начать корить себя за это вплоть до мыслей о самоубийстве.

Навязанные стереотипы, например, о внешности, могут провоцировать психические расстройства, в том числе депрессию, чреватую суицидальным поведением. Если человек страдает от такого несоответствия, то рекомендуется поработать над самооценкой. В этом могут помочь упражнения с составлением списков:

• 10 качеств, умений, черт характера, которые, на ваш взгляд, помогли добиться каких‑либо положительных изменений в вашей жизни;
• 10 качеств, черт, привычек, которые мешают вам достигать желаемого.

После ответьте на вопросы: как вы воспринимаете эти качества у других людей? отличается ли ваше отношение к себе от отношения к окружающим?

Пока человек этого не замечает, он пытается изводить в себе эти черты — как правило, безуспешно. Эффективнее не бороться с ними, а узнать, в чем их смысл и задача, ведь ваши слабости — это ваши нереализованные возможности.

Возьмите второй список и представьте, что каждое записанное качество на самом деле выполняет важную роль. Попробуйте обнаружить, угадать или придумать, какую именно роль и почему она важна? Это поможет вам увидеть, что на самом деле это качество является вашим достоинством. К примеру: агрессия может быть способом защитить себя и добиваться целей, а боязливость — способностью быть внимательным к потребностям других.

Если ваш близкий собирается покончить с собой, необходимо быть внимательными и чуткими. Попытайтесь оказать поддержку и помощь, осознавая, что в данном случае несете ответственность только за свои действия и поступки.

Ситуация суицида требует вмешательства профессионалов, поэтому, если это все-таки происходит, стоит незамедлительно звонить в экстренные службы (112). Пока они будут добираться, можно помочь человеку самостоятельно.

• Говорите о суициде прямо: не стоит бояться, что эта тема подтолкнет человека к опасным действиям. Попытайтесь узнать, каким образом человек решил уйти из жизни и как давно он об этом думает — не оставляйте его наедине с самим собой.
• Не пытайтесь спорить и переубеждать — слишком бурные эмоциональные реакции могут вызвать негативные последствия.
• Слушайте человека как можно внимательнее — не перебивайте, будьте участливы и эмпатичны, проявляйте поддержку. Не пытайтесь найти выходы из всех проблем — доверьте это специалистам.
• Примите чувства человека и покажите это. Например: «Ты говорил, что не чувствуешь поддержки», «Я вижу, что ты удручен» и так далее — все это поможет понять ему, что он видим и не одинок.

Если вы не можете находиться рядом с человеком до приезда кризисных служб, попросите других людей остаться рядом с ним. Не оставляйте его одного. Избегайте осуждения, порицания и домыслов о сложившейся ситуации. В данном случае ваша задача — поддержать и показать небезразличие. Постарайтесь мягко, аккуратно и ненастойчиво предложить человеку уйти в более безопасное место, если это возможно.

После того как профессиональная помощь будет оказана, следует чутко отнестись к собственным чувствам по поводу произошедшего. Не игнорируйте моменты фрустрации и переживаний — своевременно обращайтесь за психологической помощью. Вам также важна качественная поддержка, опора и информирование о том, как вести себя дальше в сложившейся ситуации.

Серотониновый взрыв, о котором говорит Анастасия, скорее свидетельствует о эмоционально-неустойчивом типе личности, для которого характерны резкие смены настроения. В консультировании иногда удается вывести человека, находящегося в депрессии, на такое «ресурсное переживание». Оно действительно может на некоторое время кардинально изменить состояние. Его часто сравнивают с «Патронусом», заклинанием из «Гарри Поттера», отгонявшим дементоров. Джоан Роулинг писала эту книгу для преодоления депрессии, так что сравнение вполне корректно — если вы, конечно, думаете, что вы волшебник. Увы, в реальной жизни чудеса часто нестойки.

Биохимия нашего тела — очень сложный механизм, и то, что люди могут самостоятельно прийти к решению остановить суицид, является частью амбивалентного желания уйти или остаться. Есть ситуации, когда справиться самостоятельно непросто — в таком случае на помощь должны прийти близкие.

Эффективным решением может стать подготовка «плана безопасности», который стоит составить вместе с близким, пережившим суицид. Если он к этому не готов, сделайте это сами и покажите человеку. Например, в план могут войти такие пункты:

• самодиагностика, которая поможет выявить признаки ухудшения состояния;
• контактная информация людей, служб и организаций, которые могут помочь в кризисной ситуации;
• список действий, способных помочь отвлечься от негативных переживаний;
• организация безопасного пространства, в которых нет угроз для человека.

Чтобы избежать повторения трагических ситуаций, необходимо учиться навыкам саморегуляции и увеличивать собственную значимость. В этом поможет работа с мыслями (например, поиск причин, чтобы жить, и их фиксация в качестве напоминаний), создание плана повседневной жизни и небольших целей, развитие навыка отвлечения (к примеру, сосредотачиваться на своих телесных ощущениях при негативных мыслях — запахах, звуках, прикосновениях).

Особый акцент стоит делать на альтернативных способах решения той проблемы, которая подтолкнула человека к суициду. Вы можете подумать об этом вместе. Не пренебрегайте простыми и эффективными фразами, в которых открыто говорите о своих желаниях. Фраза «Я хочу, чтобы ты был жив и здоров» может казаться незамысловатой, но это совсем не умаляет ее силу. Человека, совершившего суицид, стоит обращать к чувствам других значимых для него людей — например, говорить о том, что его жизнь и здоровье играют весомую роль для них, и его смерть была бы большой потерей.

Напомните и по возможности помогите ему с закрытием базовых потребностей: это качественный и полноценный сон, регулярное питание, отдых, доступ к свежему воздуху. Важно также ограничить прием психостимулирующих факторов — алкоголя и наркотиков.

Постарайтесь принять чувства человека, который пытался совершить суицид. Хорошо мотивировать его на разговоры, в которых у него будет достаточно времени и места для выражения переживаний. В целом очень полезно научиться разговаривать конструктивно, без обвинений и переходов на личности. В этом может помочь техника я-сообщений: используя ее, вы научитесь лучше понимать других, эффективнее доносить мысли до собеседников, общаться экологично и бережно. Примерами таких сообщений могут быть фразы:

• «Я сейчас очень переживаю за тебя»;
• «Мне хочется помочь, подскажи, как лучше это сделать»;
• «Мне кажется, ты сейчас раздражен, что я могу сделать»;
• «Когда ты молчишь, я переживаю».

Еще один не менее важный шаг в вопросах помощи — понимание причин случившегося. Поэтому следует задавать прямые и уточняющие вопросы, не избегая темы суицида. Если вы понимаете, что человек пока не готов делиться этим, предложите ему описать их в письменном виде. Эта практика способна снизить внутренний эмоциональный накал, а также поможет быть более искренним.