Журналистка и блогерка
Мы познакомились на дне рождении у подруги, когда мне было 17, а ему 16 лет. Очень быстро нашли общий язык — у нас было схожее чувство юмора. В подростковом возрасте этого достаточно, чтобы понравиться друг другу. Мы то общались, то терялись: периодически ходили на свидания, списывались, чтобы узнать, как дела, и снова пропадали. А спустя три года внезапно решили провести 14 февраля вместе. Тогда мы поняли, что нам комфортно, весело и интересно друг с другом.
Первый месяц все было замечательно, и я даже познакомила его с родными. Мне нравилось, что он уделял мне много внимания, постоянно проявлял инициативу, напоминал, какая я замечательная. Но этого было недостаточно.
Постепенно я стала провоцировать парня на ревность. Например, как бы невзначай отправляла переписки с друзьями, где флиртовала с ними. Поначалу партнер никак не реагировал, но в конце концов злился и прямо говорил, что это неприятно. Я извинялась, становилась нежной и ласковой. Однако надолго меня не хватало, и через время все повторялось вновь. Думаю, ревность была для меня подтверждением романтических чувств.
Газлайтинг был излюбленным приемом, благодаря которому я выходила сухой из воды. Однажды мы ссорились по переписке, и я заявила партнеру, что он легкомысленный и безответственный. И когда тот иронично повторил про себя то же самое, ответила, что не говорила такого. Парень переслал мои же сообщения, а я съехала с темы. Сказала, что не хочу сейчас разбираться. Вообще, я часто давила на то, что он неправильно интерпретирует мои слова. Сейчас читать наши переписки жутко: не могу поверить, что я писала такие вещи.
Иногда я наказывала партнера за проступки молчанием. То есть переставала отвечать на сообщения и выходить на связь, хотя при этом активничала в социальных сетях. Даже не могу объяснить, зачем я это делала. Это кажется и нелогичным и очень жестоким.
К тому моменту мы периодически поддерживали связь. Я решила написать и спросить, почему он никак не реагировал на откровенные манипуляции и газлайтинг. Парень ответил, что не воспринимал наши ссоры как что‑то нездоровое, попросил успокоиться и не переживать по этому поводу. «Ничего плохого ты мне не сделала». Я же потом пришла к психологу с фразой «Кажется, я манипулятор».
Думаю, роль сыграли непроработанные травмы из прошлых отношений. В них парень говорил своим друзьям гадости у меня за спиной и выдумывал много неприятных историй. Конечно, когда я это узнала, доверие к мужчинам было разрушено. Но в 19–20 лет никто не говорит тебе, как правильно справляться с такими ударами. Я боялась, что меня опять обманут и бросят, а потом еще и посмеются над этим. Говорить о своей уязвимости прямо — безумно страшно, поэтому я токсично пыталась убедиться в чувствах другого человека. Делала гадости, как бы спрашивая: «А вот такой ты будешь меня любить?» Естественно, меня это никак не оправдывает. Но хотя бы радует, что теперь я могу работать над собой и не причинять никому боли.
Абьюз и насилие в отношениях — гендерная проблема. Согласно опросу СПбГУ 2019 года, в 75% случаев в России от домашнего насилия страдают женщины. Сколько российских мужчин подвергались абьюзу — неизвестно. Но статистика есть у британской организации ManKind Initiative, которая помогает мужчинам, попавшим в абьюзивные отношения. По данным НКО на 2021–2022 года, 14% мужчин старше 16 лет подвергались той или иной форме насилия со стороны партнерши. При этом они в 2,5 раза реже женщин рассказывают кому‑то о произошедшем.
Всему виной гендерные установки. Мужчина в нашем все еще патриархальном обществе должен быть сильным и физически, и эмоционально. Мужская уязвимость до сих пор воспринимается в штыки: парни даже не могут поплакать в одиночестве без осуждения. Что уж говорить о ситуациях, когда тебя абьюзит собственная возлюбленная. А если это сопровождается еще и физическим насилием, говорить об этом может быть еще более неловко. Как это — тебя побил тот, кто слабее?
23 года
В 2018 году я поступил в университет. Мне сразу понравилась моя одногруппница Лиза (имя изменено. — Прим. ред.). Осенью она проводила у себя дома тусовки раз в неделю. Там мы быстро напивались, и заканчивалось все тем, что мы целовались, а утром я просыпался в ее кровати.
Через пару месяцев у нее был день рождения, и она позвала меня и других друзей к себе в родной город. Она познакомила меня с родителями, и я даже пил с ее отцом. Позже ее лучшая подруга, с которой я тоже общался, написала мне: «Как ты не догадываешься, что она только и ждет, чтобы ты к ней приехал? Я это пишу все по секрету, как лучшая подруга». Уже после расставания я узнал, что это неправда: Лиза подговорила подругу это написать. Но я поддался, и вскоре мы начали встречаться.
Про подруг вообще можно было забыть, даже про тех, с которыми я общался с 12 лет. Она ревновала и устраивала скандалы. И ревновала она просто дико. Естественно, регулярно проверяла мой телефон, читала переписки, листала фотографии. Предсказать ее реакцию было сложно. Я постоянно волновался. Нужно было регулярно ей писать, говорить, что делаешь и что‑то спрашивать, иначе получаешь истерику за час молчания.
Однажды она увидела в телефоне селфи с двумя подругами, с которыми мы вместе участвовали в одной учебной программе. И она закатила скандал из‑за этого фото: «Уже нашел там себе кого‑то». И даже на общих фотографиях она находила к чему придраться. Если кто‑то из девушек клал руку мне на плечо или я смотрел на них — начиналась истерика длиной в несколько часов.
Еще она постоянно принижающе шутила про мой вес и называла меня пухлым. Хотя я никогда не был таким, и индекс массы тела у меня был нормальным. Когда я раздражался из‑за этого, она могла отвечать: «Ну ты как всегда злишься на меня. Я что, тебе не дорога?»
Когда вербальные манипуляции не работали, включались слезы. Мне и сейчас сложно совладать, когда человек при мне плачет. А тогда меня убеждали, что это я довожу ее до такого состояния. Конечно, я бросал любой спор, любую попытку защитить свою позицию и успокаивал девушку.
Все мои желания были вторичны, а ее всегда должны учитываться. Это касалось как мелочей, так и более серьезных вопросов. Спустя полгода отношений она предложила съехаться. Это звучало абсурдно. Нам тогда было по 19 лет, и я только нашел работу. После отказа мне закатили трехчасовую — я не преувеличиваю — истерику со словами, что я ее никогда не любил.
В итоге это привело к проблемам с потенцией. И, конечно, это запускало только дополнительный круг обвинений и манипуляций. «То есть ты меня не хочешь?»
До этого у меня не было нормальных длительных отношений, и я не подозревал, что что‑то не так. Я думал: «Все ругаются, это нормально для долгих отношений. Споры и споры, ничего такого». Поэтому и смысла расставаться тоже не видел. Казалось, что все отношения рано или поздно становятся такими.
За расставание я должен благодарить карантин. Мы с Лизой договорились, что я проведу неделю в доме ее родителей, а потом поеду обратно к своей семье. И вот я еду в поезде домой, и партнерша внезапно говорит, что я должен сойти и вернуться. Ведь ее родители не пустят меня больше к себе домой, пока не закончится пандемия. Я был настолько забитый, что в течение часа реально рассматривал вероятность вернуться. Но в итоге остатки собственного достоинства все же пересилили, и я доехал до дома.
Спустя две недели я отправил Лизе сообщение, что мы расстаемся. Она сразу позвонила. Но после написанного я чувствовал такое облегчение и спокойствие, что уже фиолетово было на ее истерики. Я ни на минуту не жалел о своем решении. Только жаль, что я не сделал этого раньше.
Эти отношения сильно на меня повлияли. Это полезный опыт: через него нужно пройти, чтобы никогда в жизни не повторять. У меня реально выработались антитела к манипуляциям, сейчас я распознаю их по щелчку пальца. Но пережитый абьюз откликался в других отношениях. Я стал встречаться с другой девушкой, все было хорошо месяцев десять, а потом она предложила съехаться. И меня так накрыло. Я испугался, и мы расстались. Но я пошел на терапию и все это проработал. Думаю, сейчас мне более-менее удалось пережить абьюзивный опыт.
35 лет
В 32 года у меня закончились долгосрочные отношения. Я не хотел ничего серьезного вновь и полез в тиндер. У меня были свидания с девушками, и на одном из них я познакомился с Ирой (имя изменено. — Прим. ред.). И если с другими все было в формате one-night stand, с ней мы стали «играть в ухаживания». То есть пару недель гуляли по паркам, я провожал ее до дома, и на этом все заканчивалось.
Я согласился на этот ритуал ухаживаний, потому что меня зацепила ее образованность. Она казалась очень умной и начитанной: цитировала философов, была очень интеллигентна. К тому же казалось, что у нас много общего. Ира слушала ту же музыку, что и я, мы ходили на одни и те же вечеринки. Все это подкупало, поэтому мы начали встречаться.
Первые месяцы все было замечательно, но отношения развивались очень быстро. Сейчас я знаю, что это признак абьюза, но тогда меня это не насторожило. Я получал много положительных эмоций, максимальное понимание и обожание. Уже на начальном этапе мы дали друг другу много обещаний и сказали громкие слова.
Но вскоре появилось ощущение, будто я не ее уровня. Она часто говорила про бывших. Про плохие случаи, где ей изменяли, и про хорошие. Особенно про парня, который был до меня. Какой он был замечательный и крутой. Когда ты в отношениях с человеком, а он рассказывает, какие у него прекрасные бывшие, — это неприятно. У меня тоже были хорошие партнерши, я всех их уважаю. Но не вспоминаю постоянно об их достоинствах.
Вообще, во всех историях из ее жизни, которые она рассказывала, всегда присутствовали крутые мужчины, сохнущие по ней. Ей же они были неинтересны. Она часто говорила о парнях в уничижительном ключе. Это вызывало неоднозначные чувства, ведь не было никаких гарантий, что обо мне не будут отзываться так же. Возникало ощущение ненадежности.
Крупные проблемы начались, когда появились конфликты. Во время них она сильно менялась. Например, однажды я сказал, что до начала наших отношений, в период ухаживания, у меня были параллельные истории с другими девушками. Она отреагировала так, будто я убил ее собаку. Посмотрела на меня с ненавистью и холодным тоном спрашивала: «Да? Интересно. И кто это у тебя там был?»
В этих отношениях я постоянно чувствовал себя как на вулкане, потому что угадать, из‑за чего она может злиться, было невозможно. Однажды мы дискутировали, какая «Русалочка» лучше: диснеевская или советская. В какой‑то момент из безобидного спора это превратилось в скандал. Она стала говорить, что у меня дерьмовый вкус, что я ничего не понимаю. Тон разговора стал агрессивным и злобным.
Часто во время бурных конфликтов я брал вину на себя, пытался извиниться, успокоить ее. У меня была установка с детства: раз я мужчина, я должен заботиться о партнерше. И если ей эмоционально плохо в отношениях — это моя вина. Во время скандалов в глазах Иры я превращался в абсолютное зло, она была железобетонно уверена в своей правоте.
Я оставался в этих отношениях, потому что ссоры были такие же яркие, как и прилив позитивных эмоций. Она могла осыпать обожанием. Я вообще не понимал, что меня абьюзят. Считал, что это я делаю какую‑то фигню. Что я неосторожный, или нечуткий, или дурак. Не возникало ощущения, что со мной поступают неправильно.
Если первые месяцы у нас был замечательный нежный период, под конец отношений скандалы вспыхивали буквально из‑за мелочей. Последний случился спустя полгода отношений. Я предложил заказать доставку еды, она отказалась. Через десять минут предложил снова, потому что забыл. В мой адрес сразу прилетели претензии, что я наседаю, давлю и не могу принять ее решение. Я пытался увести разговор в другое русло, потому что это был абсолютно дурацкий конфликт из‑за доставки еды. Спросил, можно ли ее обнять. Она разрешила, но была такая напряженная и смотрела с такой ненавистью, что я решил уехать домой. Мы продолжили ссориться в переписке. Тогда я задал вопрос: «Ты хочешь расстаться?» Она ответила, что да. Так все и закончилось.
У меня была очень сильная эмоциональная зависимость. Я писал ей, что мне плохо и больно. Было обидно, что мы разошлись из‑за такой фигни. Но мне очень помогла моя гордость. Я помнил, как она рассказывала, что мужчины ее обожали и ползали на карачках, и не хотел быть героем таких историй. Через два дня после расставания я заблокировал ее в социальных сетях и пошел на тиндер-дейт с новой девушкой.
Это заслуживает осуждения, потому что после этого я полтора года был в отношениях с замечательным человеком, но обходился с ним плохо. У меня не было с ней химии, но было большое желание, чтобы меня кто‑то обнял и пожалел. При этом параллельно я месяцев восемь страдал, что потерял прекрасные отношения с абьюзивной бывшей.
Со временем пришло осознание, что они не были прекрасными. Все благодаря нормальным здоровым отношениям, где я не чувствовал тревогу, что могу потерять что‑то дорогое, и меня не держали в постоянном напряжении. И ссоры происходили по-другому: меня не выставляли вечно виноватым, а проблемы решались общими усилиями.
32 года
Моя бывшая девушка зацепила меня тем, что у нее психологическое образование. Казалось, что она проработанная, поэтому с ней будешь чувствовать себя комфортно. Но в итоге почти сразу у нас появились сложности. Во время ссор она переходила на пассивную агрессию. «Конечно, ты такой хороший, а я такая плохая». Поначалу я пытался что‑то отвечать, но потом понял, что это бесполезно. Спустя несколько дней тот же конфликт все равно всплывал снова.
На меня постоянно сыпались термины «абьюз», «газлайтинг», «токсичность». Поэтому через полтора месяца эти отношения тоже закончились.
Но больше всего негатива досталось от последних «полноценных» отношений. Мы познакомились два года назад в дейтинг-приложении. Она слушала ту же музыку, что и я, была очень активной, постоянно делала комплименты. И сами отношения стремительно развивались. Уже на четвертом свидании я познакомил ее с семьей.
В первый месяц отношений я уезжал на Байкал, и мне нужно было где‑то оставить кошку. А когда вернулся, то подумали, раз кошка уже у нее, то можно и съехаться. Уже спустя пару недель партнерша стала сильно ревновать. Сначала к бывшей, с которой мы поддерживали дружеские отношения, а потом в целом к другим девушкам. Например, однажды она услышала, как я с коллегой обсуждал поездку со своими друзьями. Партнерша спросила, будут ли в поездке женщины. А у нас была компания из 15 человек, где большая часть — семейные пары. Я объяснил ситуацию, но она закатила сцену ревности.
Конечно, я пытался обсуждать эти моменты, но они перерастали в конфликты. И во время них девушка вообще вываливала ком всех своих обид. Конструктивного диалога не выходило. В итоге она предложила разъехаться, объяснив это тем, что мы приняли такое решение слишком рано. Я согласился, хоть это и показалось странным.
В один из дней, когда я перевозил вещи, она позвонила. Она попросила забрать ее после тусовки. Когда я довез ее до дома, она предложила зайти. Я объяснил, что у меня вещи в машине и мне нужно заняться ими. Она начала плакать и просить подняться. Я отказывался и попытался забрать из ее рук ключи, чтобы открыть квартиру. В ответ она оцарапала ключами мои локоть и кисть.
Я помог ей подняться. В тот момент я понял, что это конец, поэтому решил забрать свою кошку. Тогда в меня полетели консервы с кормом. А после девушка встала на колени и стала просить прощения. Я все равно уехал, и она звонила мне три часа подряд, угрожала самоубийством. Все это было очень пугающе.
Мы расстались, но продолжали общаться. Она извинялась, писала, звонила, приезжала ко мне. В итоге я списал все произошедшее на алкоголь, и мы снова возобновили отношения. Конечно, ничего путного из этого не вышло. Она постоянно устраивала сцены ревности, ей не нравилось, что я общаюсь с другими девушками. Часто кричала и повышала голос. Я предлагал поговорить спокойно, сходить к психологу, но это никак не помогало. От похода к специалисту девушка отказалась, и мы снова расстались. В общей сложности мы провстречались полгода.
Мне кажется, что я из раза в раз попадаю в абьюзивные отношения не просто так. Во мне есть нюансы, которые к этому располагают. Возможно, влияние воспитания. Потому что многие мои бывшие в других отношениях никого не абьюзят. А я, может, в силу своей мягкости легче поддаюсь манипуляциям.
