— «Квартету И» исполнилось 30 лет. Вы столько и дружите? Или даже больше?
Камиль Ларин: Да. Уже 30 лет вместе, даже больше.
— Вот мы и решили вас как экспертов по дружбе с детства привлечь к нашему разговору про дружбу.
К.Л.: Ну, как сказать, с детства… С детства у нас дружат Леша (Леонид Барац) и Слава (Ростислав Хаит). А наша дружба… Меня как‑то спросили — как давно вы стали болельщиком «Динамо»? И я задумался: ну, вот когда я реально им стал? Я из Волгограда, и я вдруг болельщик «Динамо». С какого перепуга? А у меня просто не было выбора. Я с рождения болею за «Динамо». Почему? Да потому что! Потому что я родился 10 ноября, а это День милиции. А «Динамо» — это, собственно, МВД. Судьба так распорядилась. Так и с нашей дружбой.
— А как вы в ГИТИСе познакомились? Когда друг друга впервые увидели? Я не знаю, на экзаменах? В знаменитом гитисовском дворике, где все ждут своей очереди на туры?
К.Л.: На вступительных экзаменах. Во дворике, наверное. Когда объявили, что у меня семь баллов, и я кандидат на вылет. Думаю, ну, все, не возьмут. А ребята там как раз во дворике сидели. Саша сидел точно, а Лешу и Славу я увидел позже. Славу вообще не помню в тот момент почему‑то.
Александр Демидов: Я вот их тоже не помню.
К.Л.: А Лешу я помню, он ко мне подошел —дескать, рад тебя видеть.
Это мы уже поступили и приехали. То есть, мы приехали к первому сентября — участвовать в конкурсе, знакомиться с первым курсом, получать студенческие билеты. А результаты поступления были в конце, наверное, июля. Мы их узнали, а потом разъехались, естественно, по домам — собирать вещички, чтобы переезжать уже в Москву. С Сашей мы поселились в одном номере! Ну, то есть в одной комнате в общежитии. Три с половиной года жили, да? Или три года?
А.Д.: Три года.
К.Л.: Ну, то есть до моего «замужества» (смеется). Мы жили в одной комнате, это Трифоновская, 45б, общежитие ГИТИСа. Нам дали комнату на три посадочных места, что называется…
— А кто третьим был?
К.Л.: Кровать. То есть третьим был Сережа Притворский, но он, к счастью, прописался, но не жил. Это было очень удобно. У нас комната на троих, третий человек прописан, то есть к нам никого не имеют права подселять. Соответственно, мы жили вдвоем довольные. И подселяли уже родственников, когда они приезжали на какой‑то период. На Сашу неизгладимое впечатление произвел мой папа, когда он в шесть утра вставал и брился. Шесть утра, когда хотелось спать, а он… Помнишь?
А.Д.: Да, помню. Камиль говорил: «Папа, утро же». А папа ему отвечал: «И что»?
К.Л.: А у папы была бритва «Харьков» или какая‑то похожая. Конкретная такая, громкая. Он приезжал в командировку и утром собирался, ему надо было выходить. А у нас в семье в принципе не было такого понятия, чтобы было тихо, когда другие спят. Все, пробудился, значит, я уже и делаю свои дела.
— Никаких личных границ.
К.Л.: Никаких там границ! Все, встал и вперед. Хочется поспать еще. А нет, жизнь уже закипела, мама там что‑то на кухне делает. И здесь такой же порядок, житие естественное. Ну а что я ему скажу?
— Значит, первой проверкой вашей дружбы стала бритва папы Камиля?
А.Д.: Это была проверка нервов, точнее их крепости. Я вот, видишь, закалился. Пожил в общежитии. Так что засыпаю при любых условиях и при любом шуме. У нас ребята-соседи из музыкального театра могли завести в два или три часа ночи песни с барабанами, с аккордеонами, с гармошками… Как тут спать? Но надо было как‑то спать. Общежитие было еще и безумно безмятежным временем, текущей своим образом жизнью.
— У вас было распределение, кто моет посуду, как вы разбрасываете или не разбрасываете носки? Какие‑то такие бытовые банальности.
К.Л.: Саша привозил банки с огурцами, с соленьями, мешки картошки. Я привозил горчичное масло волгоградское. Сашка нашел сковородку: взял у каких‑то девочек ненадолго. И эта сковородка у нас осталась. Все пять лет у нас была, такая выпуклая. В ней было очень хорошо жарить. Потом купили чайник.
А.Д.: Еще купили накладку специальную, потому что у сковородки не было ручки.
К.Л.: Для меня и для Саши это с детства все было привычно. Мы были воспитаны в семьях, где был порядок.
— А девушек вы водили?
А.Д.: А то.
— В эту самую комнату? По очереди или как?
К.Л.: По очереди, да. Ну, по-разному было. Я куда‑то уезжал — Саньке праздник был. Я когда приезжал, спрашивал: «Сань, ты где там?» — «Я сегодня там‑то». Ну, хорошо.
А.Д.: Еще у нас был однокурсник, он на режиссера учился, армянин Андроник. Он жил один.
К.Л.: Один, да.
А.Д.: У него двое было прописано, а жил он по-королевски один, к нему можно было всегда прийти. То есть он какой‑то мажорный был.
К.Л.: Он не мажорный был. Он был армянин.
А.Д.: Да, он был армянин. Вот и все. У него был телевизор, он взял напрокат. Цветной. Мы потом черно-белый взяли, это был наш бытовой триумф.
К.Л.: Да. Рядом же прокат был. У Андроника водились деньги. И поэтому он мог там позволить себе что‑нибудь. Тогда же очень голодное было время. Это 1993-й год, когда сахар по талону, водка по талону. Когда вообще ничего нет в магазинах. Сигареты на Рижском рынке —мы рядом жили и там их покупали. А Андроник был просто богаче. Еще у него пластинки были, он мог поставить. Утром варил кофе, звал к себе. «Эй, куда ты спешишь, все успеем, давай кофе выпьем».
А.Д.: Через комнату жил. Да. Так и говорил: «Потом на такси поедем, все успеем». А такси до Таганки стоило три рубля, мы либо сбрасывались по рублю, либо он за нас платил. Возможно, потому что он был режиссером. Наш курс был актерско-режиссерский, и вот было пять человек на курсе режиссеров и 10–12 актеров.
— То есть вы исходно были теми самыми двумя друзьями, с которых начался «Квартет И», или нет?
А.Д.: Нет, квартет появился позже. Режиссер наш, Сережа Петрейков, обратил внимание, что когда нужно делать этюд с четырьмя участниками, и в нем участвует кто‑то из нас, этюд становится смешным. Если двое — еще смешнее, трое — еще.
— А если четверо, то совсем смешно?
А.Д.: Да, совсем смешно. Это было во время учебы выявлено.
К.Л.: Однажды нас попросили то ли до первого сентября, то ли после поубирать ГИТИС, там тогда ремонт шел. Основное здание было на Таганке, нас привели в подвал и сказали, что мы должны его почистить. И почему‑то на эту задачу нас вчетвером бросили.
А.Д.: А, ты помнишь, как там, где мы что‑то убирали, мы играли в футбол. Или это потом? В подвале мы еще и чем‑то творческим занимались. В футбол-то мы везде играли.
К.Л.: А потом был трудовой лагерь, где мы тоже как‑то все подружились. Хотя Слава, по-моему, не поехал.
А.Д.: Я не помню. Нет, Слава был. Мы в другом корпусе жили. Слава был, я был, ты был. Все были, практически. Мы там такое дуракаваляние в этом лагере устраивали, что из‑за него нас со Славой хотели отчислить. А когда мы уже заканчивали институт, то проговорили между собой, что классно было бы театр организовать. Это был момент, когда началась волна образования новых театров из курсов. «Мастерская Фоменко» появилась, «Ученая обезьяна».
К.Л.: Короче, в результате все сказали: «Да, мы хотим театр». Театр оформлен, как говорится. И все однокурсники куда‑то делись. Кто на телевидение пошел, кто уехал к себе [в родные города]. Кто просто вписался в сериал. И вот мы остались вчетвером. А у нас был студенческий спектакль «Это только штампы». И какое‑то время мы его играли. Сашка придумал название «Квартет И».
— А почему? Я читала, что «И» — это ваш режиссер Сергей Петрейков?
К.Л.: В том числе. «И» — это союз, это все остальные. То есть «Квартет И», и дальше прибавляйте имена тех, кто с нами.
А.Д.: Мы уже тогда понимали, что какое бы название ты ни придумаешь, если ты не станешь популярным, оно тебе не поможет. Назовись как угодно. Вокруг было столько названий! «Наутилус Помпилиус», «ДДТ»…Но название-то надо было придумать все равно. Конечно, можно было придумать что‑то эдакое. Хотя вот «ДДТ». Что это?
К.Л.: Еще есть версия, что «Квартет» — это просто как квартет скрипачей или кого‑то еще, музыкантов. А название у нас «И».
— Я прочитала, по-моему, Камиль, в вашем интервью, что вы все заработки делили на всех. И когда вы первым стали вести какие‑то мероприятия, вам все скинулись на смокинг, но и заработок пришлось нести в общую кассу.
К.Л.: Да, действительно. По-моему, сто рублей смокинг стоил или сто долларов, уже не помню. Я в нем пошел на первую свадьбу. Ну в смысле, не на свою, а вести.
— Потому что стало дорого?
К.Л.: Мне стало невыгодно. Потому что до сих пор люди удивляются и возмущаются, говорят: «Почему вы так дорого стоите». А я отвечаю: «Ребята, потому что нам приходится делиться».
— То есть вы до сих пор по этой системе живете?
К.Л.: Да.
— 30 лет?
К.Л.: Ну да. Ну не 30 лет, система же не сразу появилась. Потому что мы в 1996-м начали так зарабатывать. А потом, я не помню, в каком году это произошло. Может, в 1998-м. Через какое‑то время.
— То есть «День радио» пришлось сочинить, чтобы всем достались деньги и не пришлось бы скидываться?
А.Д.: «День радио» сочинили после нескольких спектаклей.
К.Л.: То есть сначала пьесу сочинили, потом сделали спектакль, и уже после этой постановки нас стали узнавать за МКАДом, скажем так.
— У меня у мамы в родном городе до сих пор лежит диск, на который мне кто‑то из одноклассников переписал «День радио».
К.Л.: По-моему, в доинтернетную эпоху он так еще и передавался.
— Пиратским, естественно, образом.
А.Д.: Вроде его снимала «Россия». В общем, переписать можно было — с кассеты на кассету или с диска на диск.
— А вы почувствовали в тот момент, что вот, вы добились успеха?
А.Д.: Нет.
К.Л.: Ну мы почувствовали, что нас стали активнее узнавать. И все. Наш первый фильм, «День выборов», в 2007 году усилил этот процесс, а «О чем говорят мужчины» уже совсем усилил.
— Но все-таки вы почувствовали славу?
К.Л.: Естественно, потому что афиши «Дня выборов» висели по всему городу.
— Вы помните, как вы сочиняли «День радио», «День выборов»? Вчетвером садились и работали?
К.Л.: Раньше мы действительно впятером с режиссером Петрейковым садились сочинять. И, понимаете, впятером сложно это делать. Вот прямо впятером придумывать. Саша такой неуемный в этом смысле, неусидчивый.
А.Д.: Я пойду что‑нибудь там снимать, клипы какие‑то. В общем, я пошел что‑то еще делать.
К.Л.: Я тоже так посидел с ребятами, попридумывал и понял, что я тоже хочу какие‑то мероприятия вести или сниматься где‑то. И Леша, Слава и Сережа как‑то сели втроем писать. Мы спросили с Сашей: «Справляетесь?» — «Справляемся». — «Ну и хорошо, давайте».
А.Д.: Два человека — это как бы Ильф и Петров, а третий — это уже иначе. И вот Петрейков сидит с ребятами, печатает что‑то там, корректирует. Ребята набрасывают идеи. А мы с Камилем в это время можем другое дело делать.
— Ссорились ли вы по-крупному хоть раз за эти годы?
А.Д.: Да не раз.
— Ну вот прям по-крупному, чтобы прямо не разговаривать друг с другом?
А.Д.: Ну слушайте, если надо выходить на сцену, а ты поругался с партнером, это очень тяжело делать. А выходить надо — так или иначе.
— А как вы мирились? Или вы шли, играли и мирились после?
А.Д.: По-разному. Либо один к другому подходил, либо время должно было пройти, либо как‑то еще, не знаю. Кто‑то быстро отходит, кто‑то затаивает. Потом со временем поняли, что а хрен ли это все затаивать надолго. Себе хуже только сделать.
— Кто самый обидчивый в «Квартете И»?
К.Л.: Не знаю, может, Леша, а может, и я. Как‑то так.
— А кто всех мирит? Есть человек, который такой добрый кот Леопольд?
А.Д.: Всегда по-разному, мне кажется. Иногда Слава, иногда я прихожу к ребятам, я говорю: «Ну извини» — что‑то такое говорю. По-разному было. Нет такого, что один отвечает за равнодушие, а другой — за душу.
— Есть точка зрения, что когда у людей начинает бизнес идти в гору, они начинают ссориться. Можно ли ваш проект сравнить с бизнесом? И если да, то что вам помогло не поссориться?
К.Л.: Ну это бесспорно бизнес-проект, конечно.
А.Д.: Да, это бизнес-проект. Но нас не рассорила слава и не испортили деньги — ну в том смысле, что никто не стал говорить: «А давайте мне больше платить, я тут делаю больше». Разговоров о том, кто должен больше получать, никогда не было.
— Из‑за женщины? В том смысле, когда жена кому‑то что‑то нашептывала или когда все в одну влюбились?
К.Л.: Я говорю про явление, которое называется «женщина на корабле», которая пришла и просто элементарно сказала, что кто‑то (ее мужчина, естественно) более талантливый. И дальше начала: «Ой, а что это ты получаешь поровну, ты же такой талантливый».
А.Д.: Понимаете, мы же с одного курса все, так что изначально все равны. И если бы кто‑то сказал: «Слушай, старичок, а я делаю больше, я должен больше получать…» или «Просто я не хочу с вами, у меня сейчас проект…», а мы бы ему: «Подожди, нам надо сейчас сделать спектакль». — «Да не хочу, если мне некогда». — «Вот как некогда? Мы же театр». — «Да пошли вы, ну на хер». И человек уходил бы в съемки, в сериал, а другие бы ждали. У нас такого не было никогда. Мы просто поняли, что то, что мы делаем вчетвером или впятером с приглашенными нашими друзьями, другими артистами или музыкантами, всегда успешнее, чем когда кто‑то работает сольно. Поэтому никто сольной карьеры и не старался сделать. Конечно, были какие‑то сольные проекты, но всем комфортно быть вместе — и финансово, и творчески.
— Про женщин. Вам всем разные женщины нравились? Неужели никогда не было, чтобы одна понравилась двоим из четверых?
А.Д.: Почему, бывало. Одна была, с тремя крутила.
— Это одна и та же женщина? И вы про это не знали?
А.Д.: Нет, мы про это знали, но просто подробностями не хочется сейчас делиться и вспоминать те хитросплетения.
К.Л.: Но такого, что я хочу на ней жениться и другой хочет, не было. Или вот как у Шацкой: была женой Золотухина, а стала женой Филатова. У нас такого не было. Но историй было много.
— Ваши женщины общаются друг с другом? Или это суровая мужская дружба и вы никого туда не пускаете?
К.Л.: Раньше мы в Новый год вместе встречались, отдыхать ездили, в один отель приезжали.
— То есть сейчас вы уже так не делаете?
А.Д.: Сейчас мы редко вне театра общаемся. Леша со Славой вот до сих пор в футбол вместе играют, еще куда‑то ходят. А у нас семьи, поэтому дети, жены и много всего всякого. И надо отдыхать друг от дружки.
— В чем, как вам кажется, секрет такой долгой жизни и долгой дружбы? Кроме того, что вы всегда все четверо отдавали приоритет этому проекту?
А.Д.: Ну мне кажется, самое главное, что мы сразу поняли, что вчетвером или впятером, коллективно пробиться и сделать что‑то гораздо проще.
К.Л.: Наверное, если бы у каждого были сольные проекты, черт его знает, как бы все сложилось.
— Но вы же не по расчету остались вместе, квартетом?
А.Д.: По любви. Просто раз — спектакль получил успех. Ой, классно, а мы же его сделали вместе. А теперь фильм — опа, снова успех. Сейчас нас уже воспринимают как квартет, как четверых. И соответственно, мы уже заложники образа и жанра, который сами же придумали.
К.Л.: Я могу сказать, что мы вместе, потому что нам уже давно вместе хорошо. И потом это время достаточно быстро пролетело. Я сейчас даже не очень понимаю, как оно все случилось. Сейчас начинаешь думать —а вот почему так вышло? А, вот, наверное, из‑за этого. По большому счету, это судьба. Судьбоносное соединение на одном курсе людей разных национальностей, разных городов, разных культур. И получился такой взрыв. А потом эта судьба нас так и вела. Я думаю, что в нашей истории очень много нестыкующихся стыковок. Того, чего не может быть и что с нами, тем не менее, случилось.
— Какой у вас, у каждого, любимый спектакль?
А.Д.: Камиль, по-моему, «Разговоры» любит.
К.Л.: Да, я их люблю.
А.Д.: А я — «Письма и песни».
— А ребята?
А.Д.: Лехе «Разговоры» нравятся. Славе — «В Бореньке чего‑то нет».
— А нелюбимые?
К.Л.: Нелюбимых нет.
— Это все как ваши дети?
А.Д.: Ну… Вот живешь и понимаешь, что это — только то, что я и могу. Вот и все.
