«Не онкобольной, а онковыздоравливающий»: повар без желудка о жизни после операции

Достаточно долго я не проходил техосмотр организма, диспансеризацию. В 2014 году, когда еще работал на телевидении, в первый раз почувствовал боль во время командировки — подумал на легкие. Я тогда курил крепкие сигариллы с кубинским табаком.

В командировках, когда ты телевизионщик в поле, по возможности ешь «на три года вперед», потому что до этого весь день работаешь голодный. Я это называю «ТВ-корм» — трехразовое питание: понедельник, среда, пятница. Зачастую просто нет времени поесть, ты либо в дороге, либо работаешь, либо какая‑то чрезвычайная ситуация, где ты не можешь сказать: «Стоп съемка, у меня обед». Естественно, потом объедаешься. Так заметил, что болеть начинало после еды — значит, желудок. Когда вернулся в Москву, сразу пошел к терапевту, и он мне просто назначал разные лекарства — одно переставало помогать, выписывал другое. Ими я и лечился четыре года, с 2014 до 2018 год. Все было спокойно, тем более что таких сильных болей, которые люди описывают с язвами желудка, у меня не было. Думал, просто гастрит, он есть у 90% телевизионщиков.

Осенью 2018 года график работы стал свободнее, и я нашел время пройти обследование. Тогда уже и болело сильнее. На последней гастроскопии обнаружили опухоль, затем биопсия ее подтвердила. Горевать и винить себя смысла не было — уже ведь все произошло. И я был морально готов, что такое может случиться, потому что у моей мамы была онкология, и я еще в самом начале думал: «А вдруг рак?» Поэтому когда сказали, что желудок нужно вырезать, я отнесся к этому как данности — все же это лучший исход, чем мог бы быть.

Дальше — стандартное обследование в онкодиспансере, и 11 января 2019 года мне уже сделали операцию. Желудок удалили полностью, так как был поражен верхний отдел. Уже на изъятом органе поставили третью степень, хотя до операции была степень вторая. Это нормально — часто бывает, что перед операцией диагностируют одну стадию, а затем вердикт может измениться, потому что на изъятом органе лучше видно масштаб поражения.

Я не хочу выставлять себя мучеником и говорить, как мне плохо. Например, я часто стараюсь не замечать демпинг-синдром (состояние организма, когда пища быстро попадает в кишечник без переваривания, сопровождается жаром, слабостью, головокружением и т. д. — Прим. ред.), ну тахикардия, ну немного не по себе, но надо же делать дела. Идти на работу, отвезти дочь в школу или забрать ее, приготовить поесть для всей семьи. Стараюсь не давать повода для жалости, ведь если я буду ныть, что все плохо и я устал, то как я смогу помогать другим?

Когда тебе говорят, что у тебя онкология, нельзя складывать лапки и думать, что это конец, корить себя и говорить: «А вот если бы я занимался спортом и ходил к врачам…» Это самокопание до добра не доведет.

У нас в поликлиниках в картах пациентов нет отметок, если близкие родственники болели раком, и терапевты об этом не знают и не скажут тебе: «Смотри, у тебя родственник с онкологическим заболеванием, ты давай‑ка внимательнее, у тебя риски». Поэтому никто не советует своевременно проходить диспансеризацию, не дожидаясь, пока заболит.

В клинических рекомендациях нет мониторинга и профилактики железодефицита после удаления желудка. Не рекомендуют сдавать кровь на содержание витамина В12 (а нет желудка — нет и В12, потому что он высвобождается в нем из пищи) и железа, и врач их поэтому не назначает. Нередко пациент попадает в больницу с анемией и думает, что у него рецидив. Капают железо, прокалывают курс витамина В12, и человек уже здоровый. До такого доводить не стоит.

Обязательно нужен мониторинг: УЗИ, онкомаркеры, гастроскопия. Раковые клетки не разбежались, а замерли, и в какой‑то момент они могут проснуться, поэтому нужно быть настороже и среагировать вовремя.

Я всегда готовил дома сам, потому что привередлив — мне может не понравиться даже форма нарезки. Мое питание после операции осталось тем же, только с более щадящим уклоном. Никаких специальных строгих диет — их по большому счету вообще не существует, и врачи со мной согласны. Потому что диета — это строгое соблюдение правил, а если человеку не подходит, например, молоко, а в диете написано употреблять кисломолочные продукты? Он их не будет есть, тогда все подсчитанное КБЖУ изменится, и диету он уже не соблюдает.

Сначала я тоже готовился к худшему — ожидал натертые супы и пресную, невкусную еду. Мой проект с этого и начался: я читал о диете и думал, как бы мне ее обхитрить. Хотел сделать так, чтобы было и полезно, и вкусно, и врачи не ругались. Я понимал, что если творить отсебятину, то ничего не выйдет, и нужен научный подход. Поэтому обратился к книге «Диетология» А.Ю.Барановского — такой тяжелый талмуд, справочник для врачей. Там много информации по питанию для онкопациентов, и я до сих пор к ней обращаюсь. И все рецепты придумываю согласно ей и рекомендациям врачей, но по-своему. Еду в машине, и захотелось мне что‑то с чем‑то скрестить — посмотрю, подумаю, как это сделать более щадящим. Например, жареное заменить пассированным или умеренной обжаркой. Затем подгоняю КБЖУ, чтобы сохранять примерные пропорции.

Многие пациенты как раз боятся это делать — во-первых, не все умеют готовить, во-вторых, предпочитают беспрекословно слушать врачей. Мне иногда парадоксальные вопросы задают, например, «А вы отвариваете лук перед тем, как положить его в паровые котлеты?» или про рецепт бананов-гриль: «А вы их вместе со шкуркой едите?» Нам же удалили желудок, а не мозг. Нужно включать голову и понимать, что во всем должна быть мера.

Единственный момент — после операции может быть демпинг-синдром. Он непредсказуем — сегодня есть, завтра нет. У всех он разный: кого‑то трясет так, что он теряет сознание, у кого‑то тахикардия, у кого‑то он длится десятилетиями. Но организм все равно привыкает. У меня он чаще от быстрых углеводов — если с утра съесть кашу, например. Но это не значит, что сразу стоит все исключать — достаточно уменьшить количество продукта, который приводит к синдрому. Я вот очень люблю мороженое, купил 200 грамм — стало плохо, купил 150 — уже нормально.

Бывает, что человек, услышав диагноз «рак», сразу отказывается от красного мяса, сахара, походов в баню, хотя все эти ограничения на самом деле — мифы. Можно жить полноценно и с онкологическим заболеванием. Походы в рестораны, встречи с друзьями и посиделки на кухне все равно остаются в жизни. Неотъемлемая часть моей жизни сейчас — рыбалка и походы в лес. Уезжаю в лес на неделю-две в течение года, а на все лето — на озеро Селигер. Для меня это время подумать обо всем, отвлечь мозг от городской суеты, созерцать прекрасное. Я даже во время химиотерапии ездил на рыбалку на Селигер, у меня была схема — день капельниц и две недели приема таблеток на дому. Я сначала ходил на капельницы в МНИОИ им. Герцена, а через пару дней уезжал на Селигер и там уже принимал таблетки. 12 июня для меня не только государственный праздник, но и День независимости от химиотерапии, когда я в последний раз выпил таблетку.

Еще до онкодиспансера я читал о диетах, и когда мне разрешили есть без строгих ограничений, я понял, что надо придумывать рецепты для себя. Решил занять руки и голову — делал сайт во время химиотерапии, чтобы отвлечься. Сначала думал, что это будет кулинарный блог, и придумал название «Онкодиета», даже не подозревая, что смогу помогать людям. Думал, зайдет десять человек, кому‑то понравится, да и слава богу. Уже после больницы я понял, что не хватает ресурса, где в одном месте была бы собрана вся информация для людей после резекции желудка. У меня к тому времени уже накопилось много всего, я переводил статьи с зарубежных сайтов, писал сам, собирал данные. Начал развивать сайт, появились подписчики, группа.

Основа «Онкодиеты» в том, что все рецепты созданы методом проб и ошибок. Это рецепты и для людей после удаления желудка, и для людей в ремиссии. Сейчас еще запустил рецепты с медицинским белковым питанием: всем онкопациентам нужен упор на белок, потому что, грубо говоря, опухоль забирает его, и возможна белково-энергетическая недостаточность. Человек, который употреблял белковое питание до операции, лучше восстанавливается — ему на это хватает сил. Чтобы блюда не были невкусными и приторными, я совмещаю принципы медицинского питания и традиционную кулинарию — так мы и голову обманываем, и съедаем ту же самую еду, получая в два раза больше калорий и белка. Тестирую рецепты на домашних — не заметили, значит, все замечательно.

Когда я понял, что проект развился до той степени, что я не могу совмещать его с работой, то пришлось жертвовать вторым. Решил, что лучше буду помогать людям. Сейчас весь проект лежит на мне, финансирую все я, вкладываю руки, голову, время и продукты как в кулинарном смысле, так и в интеллектуальном. Фото- и видеотехнику тоже приобретаю сам. А в случае с мастер-классами иногда расходы либо полностью, либо частично оплачивает принимающая сторона.

Я и сам не понимаю, почему так — проект всем нравится, все говорят, что он нужный и значимый. Но на сайте есть кнопка «Поддержать», и всех пожертвований хватает только на оплату хостинга и доменного имени. Есть вариант открыть НКО или АНО и подаваться на гранты, но, чтобы это сделать, надо отработать минимум шесть месяцев, и то не факт, что грант дадут. А все это время нужно содержать организацию на какие‑то деньги.

Но спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Выздоравливающих тоже. Мой проект может дать надежду тем пациентам, которые не знают, как им питаться: тем, кто в неоперабельной стадии, когда люди годами живут с опухолью на вечной химиотерапии, или тем, кто на начальных стадиях, до операции.

Хочу еще сделать буклеты с моими рецептами, рекомендациями по питанию и сайтом, одобренные Минздравом, чтобы врачи выдавали их пациентам. Тогда люди будут понимать, что с ними происходит, и что это не страшно. Осознание того, что я помогаю людям, не дает бросить это дело, мне хочется помочь как можно большему количеству человек. Наверное, я как был солдатом информации на телевидении, так и остаюсь им, но в несколько другом виде.