«У нас как на передовой»: как работают врач и пилот санитарной авиации

Все врачи санитарной авиации начинают карьеру с дежурств в скорой помощи и только потом пересаживаются на вертолет. Я прошел специальный курс и захотел перейти с земли на воздух. Просто понял, что люблю экстренные ситуации. Есть врачи, которые предпочитают более спокойную работу — в поликлинике или в приемном отделении стационара, — а в санавиации как на передовой. Бывает, что мы забираем пациента в очень тяжелом состоянии, а когда привозим в больницу, понимаем, что стабилизировали его. Такие моменты — бальзам на душу.

Иногда счет идет на минуты — например, когда у пострадавшего сильное кровотечение и его нужно как можно быстрее доставить в операционную. В такие моменты моя роль в спасении жизни — решающая. Время доставки пациента в больницу зависит от того, где он находится. Если это Москва и Новая Москва, то десять-пятнадцать минут, если область — тридцать-сорок минут. Забрать мы можем только двух пациентов.

Обычно в вертолете находятся два пилота, врач и фельдшер — это стандартная авиамедицинская бригада. Диспетчерская служба принимает заявки и передает нам, куда лететь. Перед отправлением загружаем вертолет необходимым оборудованием: аппаратами ИВЛ, мониторами, дефибрилляторами и медицинскими укладками. Дальше обсуждаем с пилотом маршрут и взлетаем. Мы обязаны сделать это в течение десяти минут с момента получения запроса.

Работаем на ДТП, чрезвычайных ситуациях, медэвакуациях из Новой Москвы и межбольничных медэвакуациях. Иногда бывает два вылета в день, иногда шесть. Часто работаем ночью, но темнота не мешает, потому что в вертолете есть освещение. Пострадавших в аварии, при пожаре или чрезвычайной ситуации мы забираем прямо с места происшествия, оказываем необходимую помощь и увозим в больницу. Если летим на медэвакуацию из Новой Москвы, то бригада скорой помощи привозит человека на вертолетную площадку, откуда мы забираем его. Если же это межбольничный перевод, то сначала руководство пригородной больницы согласовывает его с нашим руководством.

Если на МКАД случилось массовое ДТП, то на место происшествия едут наземные бригады и вылетает санитарная авиация. В пути мы взаимодействуем со скорой помощью по радиосвязи, чтобы согласовать место посадки, узнать количество пострадавших и степень их тяжести. Чаще всего бригада приезжает быстрее, и у них уже есть какая‑то первичная информация.

Наше главное преимущество — скорость. Даже если наземная бригада приехала быстрее, транспортировка пострадавших в автомобиле и в вертолете — это «небо и земля». На машине есть риск собрать кочки, и пациенты переносят это тяжелее, чем эвакуацию по воздуху, потому что в вертолете нет тряски, а взлет и посадка мягкие. Территория Новой Москвы простирается чуть ли не до Калужской области, и поездка скорой помощи с одного края в другой может занять несколько часов, особенно в пробки.

В большинстве случаев состояние пациентов тяжелое, поэтому мы занимаемся их стабилизацией и стараемся проводить ее на земле. В вертолете мы выполняем манипуляции в случае непредвиденного ухудшения состояния человека, а в стационаре передаем его в отделение реанимации или интенсивной терапии.

Предупреждаем пациентов в сознании, что в вертолете довольно шумно, но у нас есть наушники, которые мы надеваем на себя и пострадавшего. Кроме того, мы подключаем его к монитору и предупреждаем, что если в полете что‑то будет беспокоить, то нужно просто похлопать нас по ноге или плечу — мы всегда сидим рядом и готовы отреагировать.

При чрезвычайных ситуациях чаще всего к нам попадают с ожогами и несколькими переломами, например, черепно-мозговой травмой, переломом бедра и плеча. При медэвакуации из Новой Москвы — в основном пациенты с инфарктом миокарда. При межбольничном переводе — любая патология.

Одна из основных трудностей в работе — отсутствие места для посадки вертолета около происшествия. Иногда нужная локация находится в нескольких километрах, и по разным причинам нам приходится садиться в поле, а потом идти к пациенту. Бывает и такое, что мы останавливаем попутные машины с просьбой довезти до места ЧС. Все остальное по сравнению с этим — легко решаемые технические вопросы.

В работе врача скорой помощи и санитарной авиации есть разница. В первую очередь это ограниченное пространство, и тот факт, что к тебе никто не придет на помощь. Если в полете состояние пациента ухудшилось, то ты остаешься один на один с этой проблемой. На земле можно вызвать бригаду, проконсультироваться с коллегами, остановиться, оценить ситуацию и спокойно оказать помощь, а если у врача санавиации возникла необходимость в медицинском вмешательстве, то нужно уметь делать все в вертолете, где не бывает идеальных условий.

Работа в санитарной авиации учит выдержке, умению трезво оценивать ситуацию, а также не поддаваться эмоциям и панике, делать все быстро, но без суеты. Очень важно сохранять спокойствие и хладнокровность в случае любой внештатной ситуации, например, при нарушении сердечного ритма пациента. Морально мы всегда справляемся и делаем все, что требуется, чтобы помочь человеку. Но мне все равно бывает особенно трудно, когда страдают дети.

Самое важное — это пациент, которому я должен сохранить жизнь. Однажды поступил вызов на госпитализацию пятидесятилетней женщины с инфарктом миокарда, который привел к остановке сердца. Мы прилетели и увидели, что машина скорой помощи ходит ходуном. Зашли в нее, застали реанимационное мероприятие в самом разгаре и начали помогать.

На мой взгляд, основной минус санитарной авиации России — недостаток бригад в регионах. У нас большая страна, в которой очень много отдаленных районов, где не хватает ресурсов. Санитарную авиацию нужно развивать: закупать новые вертолеты и строить для них как можно больше площадок.

Я родился в городе Сердобске, где находился вертолетный полк, и в то время при каждой школе была организация, которая брала над ней шефство. Сотрудники курирующей организации проводили в школе открытые уроки профориентации.

В моем классе училось очень много детей летчиков. Их родители приходили на классные часы и рассказывали о своих полетах в Афганистане, Чернобыле и других местах. Мальчишек часто спрашивали, кем они хотят быть, и многие отвечали: «Летчиком или космонавтом», — я был одним из них.

Вызов санавиации бесплатный и доступен для всех. После звонка на номер 112 происходит анализ и обработка заявки. Затем оперативный дежурный связывается с командиром санитарного вертолета. Тот прокладывает маршрут к месту, где все произошло, оценивает погоду, возможности посадки, и мы взлетаем.

Далее врачи, которые находятся на борту, начинают госпитализацию. Они анализируют состояние больного, оказывают ему первую необходимую помощь. Затем делают запрос, куда нужно доставить пациента, в специализированное медицинское учреждение или обычную больницу, и мы оперативно выполняем задачу. Дело в том, что иногда встречаются травмы, связанные с оказанием специализированной медицинской помощи. Например, у нас есть ожоговые центры или центры челюстно-лицевой хирургии, поэтому все зависит от ситуации.

Очень много самых разных ЧС происходит в городской среде. Также часто летаем на вызовы, связанные с ДТП. Летом, во время дачного сезона, получаем много запросов из Московской области. Для каждого случая у нас выработан определенный алгоритм действий. Например, если человек находится за городом, то его госпитализируют в местную больницу, а мы забираем его оттуда и доставляем в медицинские учреждения Москвы.

Московский авиацентр — единственная организация гражданской авиации, которая может выполнять полеты над Москвой. Основная трудность связана с посадками в городе, потому что встречается множество препятствий, например, административные здания или жилые постройки. Москва сильно изменилась за последние годы. Любые посадки в районе высотных зданий требуют повышенной концентрации и внимания пилота, и если раньше самым высоким считалось здание МГУ (153 метра), то за последние десять лет появились постройки выше 300 метров — например, Москва-Сити.

Последнее время у меня почти не возникает трудностей в работе, летаю давно — опыт выручает. А вот в начале работы психоэмоциональные нагрузки были связаны с полетами в Москве.

Посадить вертолет в таком месте бывает очень тяжело, и часто приходится садиться за несколько километров. А нам ведь важна оперативность, и чтобы врачам было удобно с меньшего расстояния транспортировать пациента.

В итоге мы с трудом нашли место, сели и начали общаться с врачами скорой помощи. На тот момент ребенка уже осмотрели и стабилизировали его состояние. В разговоре выяснилось, что мальчик упал из‑за недосмотра родителей. В дальнейшем, когда я сталкивался со случаями падения детей из окон, все они в основном происходили по этой же причине. Пользуясь случаем, хочется обратиться к родителям и обратить их внимание на то, что маленьких детей нельзя оставлять одних рядом с открытым окном.

Самые тяжелые вызовы для меня связаны именно с детьми. В такие моменты я концентрируюсь на работе, и полет отвлекает от негативных мыслей.

У меня часто возникают внутренние переживания, но это не мешает мне выполнять свою работу — это нормально, от эмоций не нужно пытаться избавиться, потому что в таком деле нужно уметь проявлять сострадание. Пилот должен помнить, что он везет врачей и пациентов и от его работы зависит чья-то жизнь. Самое главное — чтобы переживания не взяли верх над здравым смыслом. Для нас безопасность полета — превыше всего.

Я люблю свою работу и получаю от нее удовольствие. Люблю взлетать на вертолете, управлять им и понимать, что он меня слушается. На земле, бывает, наработаюсь с документами, устану, а в полете душа отдыхает. Когда я рассказываю новым знакомым о своей профессии, они реагируют позитивно. Обычно я говорю: «Видел, летел бело-красный вертолет с крестом? Вот на таком я работаю». Все восхищаются.