Примерно в 21.30 мы с подругой Полиной Глуховой, новостницей из «Медиазоны», шли по Чистопрудному бульвару. Увидели какой‑то кипеж: в автозак запихивали человека, а рядом стояла, плакала девочка 8–9 лет, с ней была женщина. Мы спросили полицейских, в чем дело, оказалось, что отца этой девочки задержали за распитие, а женщина — подруга семьи. На вопрос, что будет с девочкой, нам ответили, что ее отвезут в инспекцию по делам несовершеннолетних. Но в итоге полицейский сказал женщине, что у них с девочкой есть пять минут, чтобы уйти. Они этого не сделали. Тогда женщину с ребенком посадили в автозак с применением грубой силы.
Я снимала все это на камеру и попросила у сотрудника полиции, который задерживал ребенка, показать нагрудный знак, чтобы хоть как‑то его идентифицировать. Он отказался и толкнул меня, но я исподтишка все-таки сняла его нагрудный знак. Женщину и девочку выпустили из автозака, видимо, полицейских напрягла съемка. После этого мы с Полиной продолжили прогулку.
Я даже не успела обернуться и понять, что это сотрудник полиции, как он начал заламывать мне руки. Он не предъявил никаких законных обвинений, не представился, не спросил моего имени и паспортных данных — то есть просто какой‑то незнакомый мужчина напал на меня на улице и стал заламывать руки. Полину при этом не трогал, то есть было очевидно, что его выбесила моя съемка.
Мне показалось, что у меня сломана рука, и я попросила вызвать скорую, но на это не обращали внимания. Я позвонила в дежурную часть ОВД по Басманному району, объяснила ситуацию и сказала, что мне срочно нужна медицинская помощь. В итоге, видимо из‑за того, что я была очень буйная, меня вывели из автозака, толкая в спину. Потом полицейский схватил за больную руку, я попросила отпустить, потому что мне больно, а он ответил: «Ничего у тебя не болит, не ври». Меня посадили в другой автозак, где я продолжала звонить в ОВД по Басманному району и жаловаться на действия сотрудников полиции.
Мы приехали в ОВД, где никто не предоставил мне протокола ни о доставлении в отдел, ни о задержании, даже не объяснили, почему меня задержали. Позже меня повезли в травмпункт, где врачи зафиксировали сильный ушиб головы и плеча. Потом меня доставили на алкогольную экспертизу. В какой‑то момент в автозак подсел полицейский, который меня задерживал и предложил «полюбовно» решить этот вопрос, начал строить из себя рыцаря, говорить: «Мне тут звонят все старшие, говорят, что надо шить тебе 318-ю статью УК РФ („Применение насилия в отношении представителя власти“. — Прим. ред.), а я не хочу, ты еще молодая девушка. Давай сойдемся на статье 20.1 КоАП („Мелкое хулиганство“). Заплатишь 500 рублей и пойдешь домой». Я спросила, какие условия, он ответил, что просто надо кое‑что подписать. В это время мы приехали на экспертизу. Я не употребляю алкоголя, поэтому, естественно, все было чисто.
Мы вернулись в ОВД, мне по-прежнему ничего не разъясняли и не давали протокол. В итоге тот полицейский спросил: «Ну что, договоримся?» Дал мне бланк заявления и такой: «Пиши — „вела себя агрессивно, не подчинялась законным требованиям сотрудника полиции, свою вину полностью признаю, а также отзываю свои претензии по поводу звонков в дежурную часть во время задержания“». Я сказала, что согласна отозвать претензии, которые направляла в ОВД, но оговаривать себя не буду, потому что это не дало бы мне никакой гарантии защиты: сейчас меня отпустят, а потом нарисуют 318-ю статью УК РФ. Полицейский ответил: «Мое честное слово сотрудника полиции, что ничего не случится». Я попросила показать протокол, чтобы его сфотографировать и передать своим адвокатам, полицейским это не понравилось, они говорили мне: «Че ты так себя ведешь, мы же хотели полюбовно все решить».
Протокол мне так и не дали, я кое-как сфотографировала его из рук полицейского. Потом он сказал: «Все, ты мне надоела, я пошел на обед». Я успела отправить протокол адвокату, и он заметил, что в документе было написано, что во время задержания я находилась в состоянии алкогольного опьянения. Тот полицейский вернулся и спросил меня, что будем делать. Я объяснила, что у них ошибка в протоколе, на что он ответил: «Ну с кем не бывает». Я отказалась подписывать протокол, и тогда полицейский стал угрожать мне, что, если не хочу по-хорошему, будет по-плохому. На меня составили протокол по статье 20.1 КоАП, часть 2, — это тоже мелкое хулиганство, но сопряженное с неповиновением сотруднику полиции. Там штраф уже побольше — 1000 рублей, — и сотрудники правоохранительных органов имеют право оставить человека в отделении до суда. Как известно, тебя могут держать в отделении без протокола три часа, однако мне протокол выдали где‑то через семь часов после задержания.
В это время ко мне приехал адвокат, мы написали объяснение на четырех листах о том, как на самом деле все было. Потом меня закрыли в камере. Я стучала в дверь, просила дать мне одноразовое постельное белье. Через час мне предложили какую‑то ужасную скомканную грязную простыню. Я отказалась и еще около часа просила выпустить меня в туалет.
Я продолжила требовать простыни и попросила позвонить в скорую из‑за обморока. К камере подошел дежурный и крикнул: «Ну че ты, ******, разоралась». В итоге вместо простыни мне дали одноразовые пеленки и вызвали скорую. Меня увезли в Боткинскую больницу, где врачи снова зафиксировали ушиб плеча и направили к неврологу. Когда я вернулась из больницы, началась новая смена и полицейские были как шелковые — возможно, им надавали по башке. Мне тут же нашли комплект одноразового белья, причем не один, а несколько. Накормили, напоили, дали передачи. В одной из передач были сигареты, и один из полицейских даже предложил мне покурить. Он же уточнял, не душно ли мне, выключить ли свет или оставить — было видно, что с ним поговорили.
19 июля около 11 утра меня доставили в Басманный суд. Там уже были Вова Тодоров (главный редактор издания Lenta.ru. — Прим. ред.) и Игорь Надеждин (специальный корреспондент отдела «Силовые структуры» в издании Lenta.ru. — Прим. ред.). Судья приняла в качестве доказательств со стороны обвинения рапорты сотрудников и протоколы, причем оба рапорта написаны как под копирку, практически слово в слово. Судья отказалась приобщить к делу записи с камер видеонаблюдения, обосновав это тем, что доказательств и так достаточно. С моей стороны было подробное письменное объяснение того, что произошло, и свидетельница Полина Глухова. Судья отказалась принимать мои с Полиной показания, потому что они якобы расходятся, при этом нам даже не объяснили, в чем именно. Как итог — штраф 1000 рублей. Мы с адвокатками его, конечно, будем обжаловать в СК, также планируем подать жалобу на незаконные действия сотрудников полиции.
Не сказать, что мне было страшно: я уже сталкивалась с сотрудниками полиции и знаю, как они себя могут вести. Мне было очень больно, и я находилась в замешательстве и недоумении, думала, какого черта вообще происходит. Сейчас я нормально себя чувствую, правда, у меня немного болит рука при сгибе, но в целом все более-менее хорошо.
Репрессии против журналистов были всегда, просто сейчас они абсолютно неприкрыты — во-первых, власть нарисовала достаточное количество законов, чтобы легитимно творить беспредел, во-вторых, политическая обстановка накаляется, и власть изо всех сил пытается сделать так, чтобы недовольство людей не дошло до точки кипения.
Имела ли право журналистка снимать полицейских на камеру?
Юрист
Полиция имеет право задерживать только в перечисленных законом случаях: если человек нарушает общественный порядок, либо похож на того, кто находится в розыске, либо уклоняется от административного ареста и так далее. Действительно за распитие алкоголя в общественном месте человек может провести в отделении до 3 часов. Но ни в одном из этих случаев у сотрудника правоохранительных органов нет возможности задержать ребенка младше 16 лет. Я уверена, что, если этот кейс довести до ЕСПЧ, там вынесут заключение, что ребенок пострадал от действий властей. Мало того что при нем задерживают родителя, так еще и его самого.
Что касается Анастасии: любой человек может снимать полицейских при исполнении, в том числе и их нагрудные знаки, которые сотрудники правоохранительных органов не имеют права скрывать. Уже в этом случае следует проводить служебную проверку — почему полицейские препятствовали тому, чтобы их идентифицировали. По сути, Анастасия хотела зафиксировать нарушение закона, и именно за это ее задержали, как бы абсурдно это ни звучало.
Насилие сто процентов выходит за рамки полномочий полиции. Да, полицейские могут применять силу, но только когда в этом есть реальная необходимость — обеспечение безопасности самих сотрудников или общества. Вряд ли девушка, которая просто снимала на телефон, могла нанести вред кому бы то ни было. Здесь идет речь о статье 286 УК РФ, часть 3, пункт А, «Превышение должностных полномочий с применением насилия». Чаще всего СК отказывает в возбуждении уголовных дел подобного рода, максимум — служебная проверка, тогда можно подавать жалобу в ЕСПЧ.
Почему Анастасии вменили именно статью 20.1 КоАП? Дело в том, что она резиновая, ее можно трактовать практически как угодно, может быть, хулиганством посчитали то, что она снимала сотрудника полиции. Хотя Анастасия и не делала ничего противозаконного, полицейским же надо было как‑то объяснить, почему они применили к ней физическую силу.
Если полицейские задерживают вас за то, что вы их снимаете, можно посоветовать не сопротивляться хотя бы в физическом смысле, чтобы не было риска быть привлеченным к уголовной ответственности за насилие по отношению к сотруднику полиции. С правовой точки зрения в этой ситуации у вас не могут изъять телефон или другую технику, но практика показывает, что так делают часто, обосновывая это тем, что техника — это орудие совершения административного правонарушения.
Нужно сразу фиксировать все травмы, причем разрыв между тем, когда к вам применили силу, и тем, когда вы оказались в травмпункте, должен быть минимальный, чтобы было легче доказать, что травмы появились именно после взаимодействия с полицейскими. А после этого подавать заявление в СК.
