«Жгли костры и разговаривали с духами»: как россиянки построили больницу для индейцев майя

Раньше я работала в инфекционной больнице в Уфе. В какой‑то момент мне захотелось приключений, романтики, что ли, поэтому решила поехать за границу: поступила в Бельгии, где получила второе образование по специальности «Тропическая медицина и организация здравоохранения в странах с ограниченными ресурсами». Разные НКО предлагали выпускникам поехать к ним волонтерить или работать — я выбрала ту, у которой были клиники в Гватемале.

Идея самой построить больницу пришла случайно и в то же время закономерно. Я поработала в благотворительных клиниках Гондураса, Гаити и Гватемалы и поняла, что подобных организаций должно быть больше, так как базовая медицинская помощь недоступна во многих регионах. И это именно та помощь, когда ты умираешь от диареи или простуды — и никто не вылечит.

Когда я [после университета] работала в Гватемале на бельгийскую организацию, у нас были перебои с лекарствами и приходилось буквально отправлять пациентов на смерть. А в Гондурасе волонтеры и врачи плохо владели испанским и не понимали половину из того, что говорили пациенты. На Гаити я работала в католической больнице, где брали пожертвования за лечение. Это делают, чтобы люди ценили помощь и не выкидывали лекарства. Но мы не выдавали их, если человек не мог заплатить даже маленькую сумму.

Я многим рассказывала про свою идею [построить больницу], но никто не воспринимал ее всерьез. Были те, кто хотел помочь, но не хватало времени, энтузиазма и желания. А Карина, когда мы познакомились, сказала «давай сделаем» — и мы реально начали: интенсивно собирали пожертвования на реализацию проекта, прописывали план. Это казалось таким нереальным и далеким, но в итоге все получилось.

Моя семья, как мне кажется, была настроена позитивно, хотя в самом начале мало кто думал, что все дойдет до реализации. Они очень активно помогали, делали мелкие задачи по проекту — искали разную информацию, ездили забирать гуманитарную помощь от подписчиков.

Когда мы достроили вторую клинику, мама приехала работать к нам врачом. Три месяца была в Гватемале, и еще три — в Никарагуа. Ей очень понравилось. Она вдохновилась тем, что мы делаем, и вместе с папой продолжает нас поддерживать.

Место для клиники мы выбирали долго. Хотелось, чтобы рядом не было медицинских учреждений. С одной стороны, это условие легко выполнить, с другой — в Гватемале много где стоят небольшие пункты здоровья, которые на самом деле не работают. Из‑за этого поиск усложнился — на карте они есть, а по факту их нет. Еще было важно, чтобы можно было доехать к нам из разных районов и чтобы жители деревни участвовали в строительстве. В итоге получилось соблюсти все эти пункты.

Но у нас был ряд неудачных случаев. В одном регионе начался вооруженный конфликт, а в другом местные старейшины решили нажиться на нашей идее и собрать денег с жителей якобы для нас. Естественно, те подумали, что мы просто хотим их обворовать, поэтому прогнали нас с мачете в руках. Но через пару лет, когда они увидели клинику в соседнем регионе, сильно расстроились.

Мы работали с эпидемиологами из местного министерства здравоохранения, которые помогли откартировать районы, входящие в «сухой коридор»: места, где мало дождей, из‑за чего существует высокий уровень голода и материнской и детской смертности. Они показали нам места и регионы, на которые стоит ориентироваться.

Но в Гватемале несколько слоев власти — мэры деревень, которых назначает государство, кокоды, которых избирают жители, и майянская община, состоящая из шаманов, оберегающих традиции и культуру майя. Они ездили с нами и представляли нас местным, потому что пользуются уважением у населения. Так мы имели больший вес, чем когда ездили в одиночку как незнакомые иностранцы: нам это сильно помогло.

Мы делали все без профессиональных работников (кроме архитекторов). На стройке посменно работали мужчины из деревни, и это не всегда были одни и те же люди, так что приходилось несколько раз их обучать. Волонтеры были со всего мира — из Гватемалы, России, Украины, США, Европы.

Мы жили в отгороженном куске школы, где было холодно и сыро. А еще голодно, потому что у нас не было финансов, чтобы кормить всех работающих на стройке людей как положено.

Проблемы были и с финансированием — приходилось собирать пожертвования и параллельно заниматься строительством. Мы очень много ходили и просили у крупных компаний и местных магазинчиков строительные материалы и еду — это отнимало огромное количество сил и времени.

Со здравоохранением здесь все печально. Первые три лидирующих заболевания, от которых умирают люди, — диарея, пневмония и истощение. И это на самом деле страшно, потому что в развитых странах такого нет. Когда я думаю об этом, мне становится грустно, ведь все это лечится достаточно легко: если не одной таблеткой, то пачкой точно.

Во всем регионе получить инсулин бесплатно можно только у нас, что тоже ужасающе. То же самое со многими хроническими заболеваниями. Например, с эпилепсией, которую в Гватемале не лечат. Анекдот «нет ножек — нет скакалки» заиграл здесь новыми красками, потому что если ты болеешь, то никто не поможет.

Люди приходят как с простыми заболеваниями или симптомами, типа «у меня болит голова», так и со сложными, например, с болезнью Паркинсона или астмой. Очень много людей с диабетом, часто приходят женщины, которые не знают, что они беременны.

В обычный день принимаем примерно 40 человек. Занимаемся педиатрией, гинекологией, малой хирургией — это то, что проводится под местной анестезией. Кроме этого, есть возможность взять анализы, собственная аптека, откуда мы выдаем лекарства, ультразвук и палата, где можно оставить человека в тяжелом состоянии. Еще выдаем очки и все виды контрацептивов.

Большинство доверяет нашим методам лечения, потому что приходят за помощью, и любят, когда мы выписываем лекарства. Больше сомнений вызывают ситуации, когда этого не происходит. Допустим, человек считает, что у него сыпь, которой нет, или хочет антибиотики, когда боль лечится физиотерапией. Тогда начинаются проблемы: ты становишься «плохим врачом, который не помог».

Мы стараемся работать в коллаборации с местными специалистами и не противоречить им: тут есть целители, знахари, повитухи и шаманы. У повитух достаточно большой акушерский опыт, они принимают домашние роды веками. В Гватемале пол есть в основном у богатых, а у большинства глиняные или даже земляные дома без него. Так вот повитухи принимают роды на деревянном лежаке или на клеенке.

Сейчас по всей стране работает программа для повитух, и мы тоже участвуем в процессе. Их пытаются максимально обучить, потому что многие не знают, как читать, писать, считать, и, соответственно, не могут даже измерить давление.

Шаманов мы не обучаем, а просто говорим, что сейчас дадим лекарства и все будет хорошо. Есть врачебная этика, а у нас, можно сказать, еще и междисциплинарная: мы стараемся не говорить, что это все бред, хотя иногда, конечно, [их действия и советы] кажутся странными.

Из‑за отсутствия сексуального образования молодые девушки часто верят, что забеременеть можно только после свадьбы — нет свадьбы, значит нет детей. Поэтому, как ни крути, приходится не только давать лекарства, но и образовывать местных жителей.

Многие моменты, которые кажутся абсолютно нормальными в Гватемале, для нас дикость. Я не говорю, что все пьют алкоголь или курят — таких людей мало. Но привычки в еде, например, неправильные. Здесь пьют много энергетиков, покупают острые кукурузные чипсы и газировку вместо воды. Проблема в том, что найти чистую воду или фрукты сложнее, чем фастфуд. И люди не понимают, почему эти продукты вредные, если они везде продаются и очень доступны.

На общественное здоровье влияет и отсутствие централизованного водоснабжения. Во многих деревнях нет туалетов — даже не красивых белых унитазов, а просто сортиров, — и люди ходят в поле. Это усложняет нашу работу и эпидемиологическую обстановку, потому что легко заболеть, если вода загрязнена. А она будет такой при отсутствии канализации.

Большой плюс Гватемалы — тут очень красивая природа, разные климатические зоны, два океана, тропический лес и самое красивое озеро, окруженное вулканами. Большинство из них действующие, и на них можно подняться. Вообще, Гватемала очень колоритная — люди ходят в национальной одежде, которая отличается в разных регионах. Не так, что они нарядились на праздник, а потом переоделись в джинсы. Есть поселок Тодос-Сантос, где носят красные полосатые штаны и соломенные шляпы.

Из минусов — отсутствие нормальной системы здравоохранения и образования. Не везде есть школы или учителя. Очень плохие дороги, много где отсутствует общественный транспорт. В какие‑то деревни трудно доехать, и в принципе есть удаленные районы, где вообще ничего нет.

Также нет организованного вывоза мусора. Когда мы строили клинику, то не могли договориться с компаниями, чтобы они забирали его у нас, потому что мы находимся далеко от всего — от столицы, крупных городов — и никто не хотел к нам ехать.

Еще тут нет мусорок. Если вы приедете в Гватемалу, то вполне нормально увидеть, как люди через окна автобусов выбрасывают пластиковую посуду, бутылки. Мусор чаще сжигают или закапывают, но мы в клинике сортируем. У нас очень осознанные волонтеры, которые передают все в центр переработки в столице, куда едут около семи часов.

Много насилия, тяжелого женского труда даже во время беременности. У всех ненормированный рабочий день, низкие зарплаты и по факту рабский труд на полях — с четырех утра до заката. И просто огромное количество проблем, которые нужно решать системно, но пока этого не происходит.

Когда я училась в десятом классе, передо мной стоял вопрос, что же делать дальше. Точно знала, что не хочу идти по стандартному сценарию: университет, работа, семья. Очень хотелось увидеть мир, и первой идеей стало отправиться в кругосветное путешествие. Я решила сделать тест-драйв, поэтому устроилась на работу официанткой, накопила денег и на летних каникулах отправилась автостопом путешествовать по Европе.

В итоге я быстро в этом разочаровалась, так как поняла, что путешествие без цели — не совсем моя история. И тогда решила, что хочу сделать какой‑то очень масштабный проект, но не думала про благотворительность. Буквально сразу же после этого наш общий друг познакомил меня с Викой. В первые пять минут она рассказала, что хочет построить клинику в Гватемале. Я подумала, что это как раз то, чего я ищу, и сразу же сказала: «Давай построим». На следующий день мы встретились и начали писать план.

У нее уже был опыт волонтерства в Центральной Америке, что сильно помогло, но это совершенно не то же самое, что открыть благотворительную организацию.

Официальный язык в Никарагуа и Гватемале — испанский, который знает большинство населения, но есть еще много местных [языков]. Для гватемальцев из нашей деревни родной язык — киче, поэтому мы хотим запустить курс, чтобы волонтеры знали его хотя бы на самом базовом уровне.

Бывает, что люди не понимают друг друга, а многие взрослые женщины не говорят на испанском. Если они приходят в государственный госпиталь, то там, в общем-то, всем наплевать и никто особо не заморачивается. У нас другое отношение — мы не дискриминируем ни по какому признаку, нам важно в первую очередь здоровье пациента.

Да, языковые трудности существуют, особенно у волонтеров, которые изначально не знают испанского: им приходит усердно готовиться, чтобы приехать с достаточными знаниями. Но зато когда приходит пациент, мы стараемся понять его или приглашаем родственников, которые могут перевести его слова.

У Центральной Америки есть большой исторический бэкграунд, связанный с США и грингос (иностранец, англоговорящий выходец из другой страны. — Прим. ред.), поэтому доверие довольно шаткое и бывает сложно найти точки соприкосновения. Для этого мы начали принимать пациентов еще до того, как открыли клинику.

Все это они отрывали от сердца, ведь у них мало ресурсов и часто не хватает еды для себя, но они готовы ей поделиться.

Все получилось случайно, и мы с Викой любим шутить, что это наш незапланированный ребенок. Если Гватемала была осознанным решением, и мы к этому очень долго шли, то с Никарагуа получилось совершенно иначе.

Где‑то через год после открытия клиники мы устали и находились в полнейшем выгорании. Мы работали несколько лет без выходных, силы закончились, и я предложила Вике поехать в Никарагуа. Это была одна из самых ближайших и дешевых стран, а [Вика] давно мечтала побывать в ней. Мы приехали туда, и, видимо, у нас не получается сидеть на месте, потому что в итоге я предложила посмотреть места, в которых мы когда‑нибудь построим клинику.

Знакомые из министерства здравоохранения Никарагуа выписали места с плохими условиями и высокой смертностью, мы взяли список и поехали по деревням. Все они по местным меркам были с неплохими условиями для жизни, даже с действующими центрами здоровья. Оставалась только деревня Ла Сальвия, которая находится в джунглях и буквально отрезана от цивилизации. Мы сели в полноприводный пикап и отправились ее искать.

Когда мы доехали до конца дороги, то начало темнеть, а деревни еще не было, только пляж залива Фонсека у Тихого океана. Мы вышли на нем и испытали дикий восторг — красивый закат, волны. Я сказала: «Вика, даже если тут никто не живет, давай привезем сюда деревню и построим клинику». Это было место просто невероятной красоты.

Уже наутро мы решили прогуляться вдоль пляжа, и через километр началась деревня — шалаши из палок и черного полиэтилена, вокруг разбросаны рыбацкие сети. Жители увидели нас и, конечно, были сильно удивлены. Скорее всего, потому, что к ним почти никогда не приезжали туристы. Местный священник с радостью показал деревню, рассказал, что и где находится, как они живут.

Оказалось, что все очень плохо: рядом нет никакой больницы, если случается что‑то серьезное, то часто они не успевают вовремя получить медицинскую помощь.

Мы сразу спросили, как они живут, чего не хватает, а позже возвращались, чтобы подготовиться к стройке и оформить документы. В итоге привлекли наших архитекторов и взяли год на то, чтобы собрать деньги и команду.

Стройка началась примерно в конце 2018-го, но была намного дольше первой: рядом не было воды и электричества, поэтому нам пришлось делать клинику полностью автономной. Мы поставили солнечные батареи, вырыли колодец, подъезд к клинике и небольшую дорогу, чтобы можно было заезжать в нее.

В этот раз мы также принимали пациентов во время строительных работ на летней веранде, которую построили около клиники еще до начала строительства, чтобы волонтерам было где отдыхать, кого‑то мы даже отвозили в большие госпитали, до которых нужно ехать около четырех часов, если была экстренная ситуация.

Сложности вызывало еще и то, что государственная система не такая, как в Гватемале, где нам было легко зарегистрировать некоммерческую организацию и получить медицинскую лицензию. В Никарагуа намного более строгие законы, даже немного похожи на российские, поэтому нам пришлось попотеть, чтобы все оформить. И мы до сих пор еще в процессе, потому что из‑за карантина все замедлилось.

В основном у нас работают волонтеры — люди, которые тратят свое время и силы безвозмездно. Но они не только отдают, но и многое получают от участия в проекте. Наша миссия звучит так: мы помогаем себе стать лучше через помощь другим. Каждый из них прокачивает профессиональные навыки, учится работать в условиях ограниченных ресурсов, пробует решать задачи разной сложности — это делает человека лучше как профессионала. Ребята также учат новые языки, знакомятся с разными культурами и менталитетом.

Чтобы найти их, мы рассказывали о проекте, читали лекции, говорили, что можно приехать в Гватемалу или Никарагуа, либо сделать что‑то онлайн. Сейчас, конечно, наш рекрутинг сильно изменился и стал намного круче. Это довольно сложная система в три этапа. Вначале надо заполнить заявку на сайте: ответить на базовые вопросы, рассказать, чем вы хотите помогать и сколько времени готовы посвятить проекту.

После идет тестовое задание — нужно в режиме реального времени решить кейсы, которые происходили у нас в клинике, в зависимости от выбранной вакансии: медицинские, административные и просто бытовые. Если потенциальный волонтер реагирует адекватно и мы видим, что он обладает достаточным количеством знаний, то делаем вывод, что человек подходит.

Третий этап — онлайн-встреча с психологом. Он задает различные вопросы про жизненный опыт и смотрит, насколько волонтер эмоционально готов, справится ли с таким количеством трудностей. Потому что в проекте ты сталкиваешься с новым языком, с менталитетом, страной и обстановкой.

Еще волонтер должен сделать рекомендованные прививки до поездки, купить билеты и быть готовым привезти гуманитарную помощь в личном багаже, которую мы помогаем собирать или выдаем от организации — обычно это медикаменты, расходники или медоборудование.

Вы можете стать волонтером, сделать разовое пожертвование или перечислять небольшую сумму каждый месяц, чтобы клиники продолжали работать и помогать тысячам пациентам получать необходимую медицинскую помощь.