«Учил жену всему — есть, пить, сидеть»: истории пар, которым любовь помогла победить рак

Мы с Лизой женаты девять лет. В сентябре 2020-го мы стали замечать, что у нее без причины появляются гематомы по всему телу — одна за другой, хотя она не ударялась и не падала. Жена собиралась к врачу, но у нас трое детей, и все ее внимание было посвящено им, поэтому обследование откладывалось. В октябре, когда я был на работе, Лиза позвонила из поликлиники и сказала, что врач не отпускает домой — нужна срочная госпитализация.

Мы живем в Электростали, поэтому ее увезли в нашу местную больницу. Там по результатам анализов сказали, что, скорее всего, у жены лейкоз. Я был в шоке. Лиза чувствовала себя плохо, нужно было срочно начинать лечение. В течение нескольких дней ее перевели в Национальный медицинский исследовательский центр (НМИЦ) гематологии в Москве.

Я взял на себя все договоренности, все выяснения, куда, к кому и когда нам нужно обращаться. Мне было безумно страшно, но я понимал, что сейчас не до эмоций — надо срочно спасать жену.

Чтобы начать химиотерапию, нужно хотя бы немного восстановить показатели, поэтому Лиза легла в стационар. Ее мама и бабушка остались с нашими детьми, а мне нужно было зарабатывать. Каждый день ранним утром я ехал два часа на работу в Москву, а вечером привозил Лизе в больницу все, что было нужно — на фоне химиотерапии у нее начались осложнения. Ночью я снова тратил два часа на дорогу, чтобы вернуться домой.

Детей я не видел – приезжал, когда они уже спали, а утром, когда я садился на электричку, только вставали. Я спал по четыре — пять часов. Усталость была, но я не думал о ней — любовь к жене и нашей семье давала силы. Поначалу в голове постоянно крутилась только одна мысль: как я останусь с тремя детьми? Что буду делать? Но, узнав план терапии, я понял, что на дворе XXI век — лейкоз лечится! Перестал себя накручивать, успокоился. Да, это долго и нелегко, но жена будет жить.

Сейчас Лизе нужна пересадка костного мозга. Донора уже наши и готовят его к процедуре. Для этого еще в середине января, буквально за один день, Фонд борьбы с лейкемией собрал нужную сумму — если бы не эта помощь, не знаю, как бы мы справились. Когда вдруг понимаешь, что можешь навсегда потерять человека, начинаешь иначе воспринимать каждый миг, проведенный вместе.

В 2017 году у нас с Леной было двое детей, и мы ждали третьего. Врачи говорили, что все хорошо, но она чувствовала нарастающую слабость. В итоге из Лобни, где мы живем, нас отправили в Долгопрудный на сохранение. Там у Лены взяли срочный анализ крови, и выяснилось, что у нее запредельно высокое количество бластов и лейкоцитов. В госпитализации нам отказали и на машине скорой помощи перевезли в больницу в Балашихе.

Я толком не понимал, что происходит. Жену посадили на инвалидную коляску, забрали вещи и сказали, что мне можно уезжать домой. Я вышел как в бреду — даже не знал, в какую сторону идти. Добирался около трех часов — дороги не видел, все мысли были только о жене.

Вскоре она перестала отвечать на звонки. Я не понимал, что с ней, стал звонить в больницу, но там почему‑то никто о ней ничего не знал. Я практически сходил с ума. В полночь мне позвонили из НМИЦ гематологии в Москве. Оказалось, что они экстренно перевезли Лену к себе — у нее подтвердился лейкоз и было необходимо срочно вызывать роды и начинать химиотерапию. Когда я приехал к Лене и она стала спрашивать, где наш малыш, я заплакал — сына перевезли в перинатальный центр. Я говорил ей: «Тебе о себе думать надо! О своей жизни!»

У Лены началась химиотерапия, она лежала в реанимации, и с каждым днем ей становилось хуже. Сын тоже лежал в реанимации — совершенно желтого цвета, весь в датчиках. К счастью, мой начальник дал мне двухмесячный отпуск. Каждое утро по два часа я ехал к жене в клинику, от нее в обед — к сыну. От одной больницы я шел пешком к другой. Каждому из них я говорил одно и то же: «Тимоша, мама борется, и ты борись» и «Лена, наш сын борется, и ты не имеешь права сдаться!». Вечером я опять возвращался к жене, а ночью приходилось делать все домашние дела — убирать, гладить, готовить, мыть. Я вспоминаю то время, и у меня бегут мурашки. Это было очень тяжело.

Старших детей взяла на себя моя мама — целый год она была с нами. Я же жил на две больницы и безумно боялся потерять любимых. Если бы не мама, не знаю, как бы я это выдержал. Она будила меня по утрам буквально пинками — уставал так, что не мог проснуться даже от будильников.

Через полтора месяца жена и сын постепенно стали восстанавливаться, и каждого перевели в обычные палаты. Там они пробыли примерно столько же. Я учил жену всему — есть, пить, сидеть, поднимать руки. Она не могла ничего. У сына же не проходила желтушка, и я попросил врачей провести дополнительные исследования. В итоге Тимоше провели полостную операцию — оказалось, печеночные протоки были забиты сгустками желчи.

Это, конечно, было очень страшное время, да и последствия не самые простые — сын до года не мог есть нормальную здоровую пищу, а жена до сих пор восстанавливается. Но она уже в ремиссии и регулярно проходит контрольные исследования.

Когда все случилось, и я понял, что за два месяца моего отпуска наши проблемы не решатся, то взял отпуск по уходу за ребенком. Иногда бывало, что денег не хватало, тогда я выходил на работу: работал два-три дня, получал деньги и снова занимался семьей. Я сушеф, и, к счастью, эта работа и руководство позволяли таким образом выходить из непростой ситуации.

Я не знаю, почему люди бросают своих супругов в беде. Наверное, больные для них — обуза. Я так не считал никогда. Лена — моя жена: как я мог ее оставить? Да и мы давали клятву — неужели это просто слова? Нет. Я еще ее маме обещал, что никогда ее не брошу, всегда буду рядом, хотя в нашу любовь вообще никто не верил. А оно вот как все вышло.

Мы с женой прошли весь путь болезни вместе. Я счастливый человек, но не считаю себя каким‑то героем. Я делал то, что должен был, просто потому, что люблю.

Еще подростком я прочла роман Эрика Сигала «История Любви» о Дженни и Оливере, который заканчивается трагедией — Дженни умирает от лейкоза. Почему‑то эта история не отпускала меня.

В 1992 году я вышла за Андрея. В нем, красавце, только что вернувшемся из армии, я увидела мужчину мечты. Тогда я была замужем за другим, чуть старше Андрея, и, с точки зрения многих, совсем ему не подходила. Но это не помешало нам: я развелась, мы сыграли свадьбу, и я забеременела, но потеряла ребенка. Все попытки снова зачать ребенка были бесполезны.

Мы стали обследоваться, и я заметила, что Андрей постоянно устает. Вскоре мои опасения подтвердили врачи — ему диагностировали апластическую анемию (заболевание, при котором костный мозг больного перестает производить достаточное количество всех основных видов клеток крови. — Прим. ред.). Это был 1993 год, когда методы лечения были достаточно примитивны, и я безумно испугалась. Однако наш врач сделал все, чтобы муж вошел в ремиссию.

Вскоре после этого у нас родилась здоровая дочь, и мы долго жили, не вспоминая о болезни — она себя никак не проявляла. Много путешествовали, проводили вместе выходные, ходили в театры и на концерты. Андрей работал в крупной фирме руководителем транспортного отдела — очень любил свою работу. А потом наступил январь 2015 года, когда все изменилось в один миг — хроническая апластическая анемия трансформировалась в лейкоз.

Когда с диагнозом «лейкоз под вопросом» мы зашли в кабинет к нашему, за годы уже родному, врачу, я вдруг вспомнила тот самый роман, которым зачитывалась в юности, где главная героиня умирает от лейкоза. «Почему именно мой Андрей?» — задавала я себе вопрос и не находила ответа.

Наш врач, когда мы приехали на консультацию, не отпустил мужа — сказал, что срочно нужно начинать лечение. Я спросила, что делать мне, и он ответил, что просто жить дальше. Именно тогда начался мой путь к Богу. Я хотела видеть свет.

Лечение и трансплантация костного мозга дали серьезные побочные эффекты: у мужа больные суставы, легкие, он очень плохо видит. Но, несмотря на все, с чем нам пришлось столкнуться, я счастливый человек. Пять лет назад, когда Андрей умирал, я даже не могла представить, что пройдет время и любимый будет так же встречать меня с работы. Он рядом и жив — это самое важное.

Мы любим друг друга, ценим время, которое проводим вместе. По пятницам пьем вино и долго разговариваем. Потеряв многое, я обрела веру, радость в мелочах, понимание настоящих ценностей и, главное, полную свободу от мнения других. Я научилась принимать своих близких да и, в общем-то, всех людей вне зависимости от того, болеют они или нет.

Поддержать тех, кто сейчас лечится от лейкемии, можно здесь.