Люди между небом и землей: как в России выгоняют мигрантов с ВИЧ

Сейчас в России действует федеральный закон от 1995 года, в котором прописаны ограничения для мигрантов с ВИЧ: запрет на въезд, временное пребывание и проживание. Четыре года назад Европейский суд по правам человека признал, что в России нарушают права иностранцев с ВИЧ. Это единственная страна Совета Европы, в которой есть подобные запреты. По словам Кирилла Барского, руководителя программ фонда «Шаги», в то время, когда в России принимали закон, люди не знали, что делать с ВИЧ.

«Это старый и эпидемиологически бессмысленный подход. Но тогда считалось, что он правильный», — рассказывает Кирилл.

Россия остается одной из 19 стран мира, где мигрантов выдворяют только на основании их ВИЧ-статуса. В 2015 году вышло постановление о том, что если у мигранта супруг, дети или родители — граждане Российской Федерации, то его нельзя выдворять из страны.

«Но чтобы воспользоваться этой поправкой, мигранту нужно заранее передать информацию о родственниках в Роспотребнадзор. Часто люди не знают об этом. Так что на практике это почти неработающая система», — объясняет Кирилл Барский.

Анастасия Покровская, старшая научная сотрудница ЦНИИ эпидемиологии Роспотребнадзора, рассказывает, что мигранты, зная о риске депортации, начинают избегать общения с врачами. Они могут заразить других, потому что не информированы о том, как правильно себя вести.

«Если мигрант приезжает в Россию надолго, то ему стоит обследоваться. Чем раньше он узнает диагноз, тем быстрее можно оказать ему помощь. Но очевидно, что выдворять мигранта из страны только лишь на основании его ВИЧ-положительного статуса — негуманно и неэтично. С врачебной точки зрения мы должны стараться лечить всех, кого можем, а действующие правовые нормы ограничивают врачей. Уход мигрантов с ВИЧ в нелегальное поле — это самая большая проблема, которая в итоге не улучшает ни медицинскую, ни эпидемиологическую ситуацию», — объясняет Анастасия.

Однако существует ряд опасений по поводу смягчения действующего запрета. По ее словам, «есть переживания о развитии «медицинского туризма»: в случае бесплатного лечения иностранцев с ВИЧ-инфекцией, они могут начать приезжать в Россию, уже зная о диагнозе, чтобы получить более квалифицированную медицинскую помощь по сравнению со страной гражданства».

Население стран Центральной Азии особенно сильно подвержено стереотипному мышлению на тему ВИЧ — многие считают, что этот диагноз выявляют только у работниц секс-индустрии и наркопотребительниц. К сожалению, базовые знания о вирусе иммунодефицита человека есть далеко не у всех жителей этого региона. Мигрантки из Центральной Азии часто узнают о диагнозе на родине — во время беременности или болезни, а по приезде в Россию вынуждены его скрывать, чтобы их не депортировали из страны.

Нелля (имя изменено по просьбе героини) приехала из Казахстана в Россию вместе с детьми и мужем два года назад. Ее супруг родился и жил в этой стране часть детства, поэтому всегда хотел вернуться. И в 2018 году его пригласили переехать в Россию по работе — так Нелля стала мигранткой. О том, что у нее ВИЧ, девушке сообщили на медкомиссии, которую проходят все иностранные граждане, если собираются находиться в России дольше трех месяцев.

«На тот момент я не знала, что меня могут выдворить. Уже после озвученного диагноза стала разбираться во всех юридических вопросах и поняла, что не смогу жить в России из‑за ВИЧ-инфекции. Несмотря на то, что у меня здесь есть дети и муж», — вспоминает Нелля.

В России мигрантам с ВИЧ не оказывают никакой помощи. У Нелли была медицинская страховка, но когда врач озвучила диагноз, то сразу предупредила, что лечить бесплатно ее не будут, так как она иностранка. Кирилл Барский из фонда «Шаги» говорит, что в России обходными путями можно хотя бы покупать препараты, сдавать анализы в платных клиниках. А если у мигранта нет денег, то человек фактически угасает без лечения.

«Мне не понравилось то, как относятся к нам, мигранткам, когда выявляют такой диагноз. В учреждении мне сразу сказали: «Лучше собирайте свои вещи и уезжайте домой». Но как, если у меня здесь семья, работа и дети, причем на тот момент несовершеннолетние? Ответили, что тогда мне, наверное, надо доказывать все в суде. То, что я такой же человек, как и все, что я имею право на жизнь?» — рассказывает девушка.

Нелля не рассматривала вариант вернуться домой, потому что перед переездом они с супругом продали всю недвижимость. Первое, что испытала ее семья после диагноза, — шок. На тот момент муж и дети уже легализовались, потому что они подавали документы раньше нее, — оставалась только Нелля. Но сначала никаких сообщений о ее выдворении не приходило, поэтому она продолжала жить и работать в России.

По словам Анастасии Покровской из ЦНИИ эпидемиологии, выдворение происходит так: мигрант получает положительный анализ на ВИЧ-инфекцию, затем эта информация передается в Роспотребнадзор. Если мигрант готов уехать сам, то никакого решения о депортации не выносится. Но если он подает на гражданство или на рабочую визу, то ему откажут.

В октябре этого года Нелли пришлось развестись с супругом и уехать домой, оставив его детей в России. Все потому, что ее заболевание мешало мужу в получении гражданства. Нелля решила не тащить его с собой, потому что он здоров и у него нет препятствий для жизни в России. Развод был обдуманным и взвешенным решением. Они попытались заново легализоваться после окончания рабочего контракта Нелли, но им пришло письмо с отказом из‑за ее диагноза.

Вернувшись в Казахстан, она не сообщила о диагнозе никому из близких. По ее словам, некоторые люди все еще не понимают, что это может коснуться каждого и что это проблема, которая не зависит от образа жизни.

«Здесь немного другой менталитет. Бывает, что мужья запрещают женам принимать терапию. Женщина — это семейный очаг, и представьте, что у нее обнаруживают такое заболевание. Если это восточная семья, [то девушку с ВИЧ-инфекцией] заклюют и загнобят. В подсознании людей, особенно старшего поколения, еще живет мысль, что ВИЧ есть только у секс-работниц. Как мне сказали в больнице, что я, наверное, девушка легкого поведения, проститутка», — объясняет Нелли.

По словам Кирилла Барского, часто мигранты и мигрантки боятся возвращаться в свой родной город, понимая, что рано или поздно информация о ВИЧ вскроется и им просто не дадут жить.

«Есть такие страны, как Туркменистан, где вообще считается, что ВИЧ-инфекции нет, и мигрантам некуда возвращаться. Если они уедут домой, то умрут там от СПИДа. В некоторых странах, в том числе и Центральной Азии, им просто не дадут жизни. [Людей с ВИЧ] фактически считают прокаженными», — объясняет Кирилл.

Нелля рассматривала вариант не уезжать и скрываться, но для этого нужно не работать и жить без регистрации: «Я просто не представляю, как скрываться. Я не могла при каждой проверке прятаться в шкафу».

Гуля из Таджикистана узнала, что у нее есть ВИЧ, во время беременности. Женщина сразу начала принимать антиретровирусные препараты и вскоре родила здорового ребенка. Раньше она думала, что ВИЧ болеют только «женщины легкого поведения». В 2015 году Гуля переехала с детьми и свекровью в город Обнинск к мужу, который получил российское гражданство.

Не с первой попытки она устроилась на работу в супермаркет, до этого ее нигде не хотели даже слушать — требовали документы и патент. На новом месте муж помог предоставить начальству Гули медицинский страховой полис, СНИЛС, ИНН — так женщина получила временную регистрацию на год. Менеджер регулярно напоминала ей о сдаче анализа на ВИЧ, но Гуля ограничивалась обещаниями. Так прошло два года.

Кирилл Барский рассказывает, что для мигрантов, которые живут в России и знают о своем ВИЧ-статусе, любое действие — это стресс.

«У нас с мужем начались проблемы — мы ругались, и он меня избивал. Ему хотелось изменять и чтобы я молчала. Свекровь ревновала и говорила ему: «Ты все делаешь для жены, а для мамы — ничего». Я подумала: свекровь меня ненавидит, муж изменяет, у меня ВИЧ — зачем такая жизнь? Когда тебя не понимают, ты находишься в чужой стране, рядом нет мамы и папы, никого, только неверный муж — это очень тяжело», — рассказывает Гуля.

Она отказывалась молчать, а муж избивал ее, чтобы свекровь успокоилась. И она успокоилась. Ей нравилось, когда он поднимал руку на жену. Когда она ходила вся в синяках на работу, где менеджер все время спрашивала: «Гуля, откуда у тебя синяки?» И удивлялась, зачем она это терпит.

Муж и свекровь забирали у женщины всю ее зарплату — 20 тыс. рублей. Последние деньги она потратила на билет в Таджикистан — рассталась с мужем и по собственной воле уехала с детьми на родину в надежде начать новую жизнь. «Моя средняя дочка в 2013 году родилась с ВИЧ-позитивным статусом, старший сын и младшая дочь здоровы. Муж просил меня оставить ему здоровых детей, но я отказалась и уехала», — говорит Гуля. У нее не получилось получить гражданство, хотя ее муж — гражданин России.

«Решение о нежелательном нахождении могут не вынести, если у иностранного гражданина в России проживает семья или близкие родственники. Это единственный способ легально остаться в России. При этом если решение о депортации уже вынесено, то этот вариант становится недействительным. Осуществить подобное получается не у всех, бывают длительные судебные разбирательства, которые требуют времени, сил и денег, но иногда все получается», — объясняет Анастасия Покровская.

Сложность процедуры в том, что, как только человек получает ВИЧ-положительный результат, данные об этом моментально передают в Роспотребнадзор. Где, в свою очередь, не дожидаясь информации, есть у человека родственники в России или нет, выносят мгновенное решение о его нежелательном пребывании в стране. С этого момента человек обязан покинуть Россию в течение трех месяцев, после чего получает статус нелегала.

«Если он уезжает, то с этой секунды больше не имеет права пересекать границу Беларуси, Казахстана и России. Но мигрант может начать скрываться. Люди уходят в серое поле и делают все, чтобы не попасть под взор служб. Но если мигранта найдут, то он отправляется в центр временного пребывания, а по факту — в тюрьму, и оттуда ожидает депортации», — рассказывает Кирилл Барский.

Спустя несколько лет Гуля во второй раз приехала в Россию, оставив детей матери. Нужно было кормить семью, а в родной стране работу не найти. Она сошлась со своим мужем и устроилась в пекарню без документов.

Почти всю свою зарплату Гуля отправляла детям, муж в воспитании участия не принимал. В марте 2020 года, окончательно расставшись с ним, Гуля уехала в Таджикистан, потому что соскучилась по детям, а перспектив для развития в России ей найти не удалось.

«Я все еще не понимаю, откуда у меня ВИЧ. Когда муж узнал о моем диагнозе, он сделал удивленное лицо и сказал, что уже сдавал анализы, но у него ничего не нашли. Я не верю, потому что он потратил очень много денег, чтобы получить российское гражданство. Оказывается, патенты тоже можно оформить через посредников, если хорошо заплатить. Моя подруга Тахмина предлагает мне присоединиться к общественной организации «Таджикистанская сеть женщин, живущих с ВИЧ». У меня нет образования, я не ходила в школу, не умею читать и писать, могу только разговаривать по-таджикски и по-русски. Но в организации мне говорят, что это не проблема, и я могу принести пользу обществу, если начну отстаивать интересы женщин с ВИЧ», — рассказывает Гуля.

История Тахмины началась в 2010 году, когда после смерти полуторагодовалой дочери ей диагностировали ВИЧ. Источником заражения стал муж, который мигрировал в Россию на заработки и начал употреблять наркотики инъекционным путем.

Супруги состояли в межродственном браке — они стали жить вместе по воле родителей, а родственники Тахмины заранее поставили условие, что семья не должна распасться. Пожив пару месяцев вместе, муж уехал на заработки. Он всячески скрывал диагноз, чтобы родные и знакомые не осуждали его. Не осознавая значимости ситуации, он заразил жену и ребенка.

«Супруг инфицировал нас, когда приехал в страну на день рождения дочери. До родов я проходила все обследования, но у меня не было никаких инфекций. Сразу после рождения ей сделали прямое переливание крови от матери, не обследовав меня на ВИЧ [снова], и вскоре она умерла. Это их ошибка, потому что врачи видели наших родных и подумали, что в такой семье не может быть ВИЧ-инфекции», — рассказывает Тахмина.

Узнав, что Тахмина прошла обследование, муж стал угрожать ей: «Пугал, что государство и министерство здравоохранения узнают, [что у меня ВИЧ], все знакомые и родственники тоже будут в курсе — меня изолируют, сожгут и убьют. Именно из его реакции я поняла, что он скрывал диагноз, чтобы я не рассказала родителям, что он такой», — говорит Тахмина. Позднее ее муж попал в больницу, так как его состояние начало ухудшаться, — врачи диагностировали цирроз печени и начальную стадию СПИДа.

«Мне пришлось рассказать свекру и свекрови и уговорить отправить мужу деньги, чтобы он приехал, потому что был в очень тяжелом состоянии и еле разговаривал. Деньги отправили, и муж вернулся в Таджикистан, где его положили в больницу, и сразу сказали, что спасти уже невозможно. Две недели он пролежал в больнице и умер», — рассказывает Тахмина.

После смерти мужа и ребенка Тахмина столкнулась с огромным осуждением со стороны родственников и знакомых.

Спустя пару недель после трагических событий Тахмине удалось познакомиться с работниками общественной организации «Таджикистанская сеть женщин, живущих с ВИЧ» — единственной организации в стране, которая отстаивает интересы девушек на международном уровне.

«Я начала работать помощником директора с открытым статусом. До 2010 года в Таджикистане не было активиста, который мог бы открыто заявлять о своем ВИЧ-статусе. С первых дней работы у меня не было страха, потому что самое ценное я уже потеряла — ребенка, семью, здоровье, которое невозможно восстановить никакими деньгами. С 2013 года я директор организации. Мы сопровождаем женщин с ВИЧ, консультируем их, предоставляем лекарства, психологически поддерживаем родных и близких, которые знают о диагнозе, помогаем с оформлением документов», — говорит Тахмина.

До того как инфицироваться, Тахмина думала, что «ВИЧ — это болезнь трех категорий людей: секс-работников, наркоманов и жителей Африки». Но, столкнувшись с диагнозом, она осознала, что это лишь стигма, навязанная обществом.

Спустя несколько лет женщина во второй раз вышла замуж за мужчину, который знает о ее ВИЧ-статусе. Болезнь помогла ей найти свое призвание — прививать людям медицинскую грамотность и разбивать стереотипы, прочно закрепившиеся в сознании жителей Центральной Азии.

«Нет ничего положительного в том, что мы создаем слой людей, которые убегают от репрессивного строя. В России очень много вынужденных беженцев, которые не возвращаются на родину по объективным причинам, но и не могут находиться здесь легально. Люди между небом и землей — ничего хорошего в этом нет», — объясняет Кирилл из фонда Шаги.