«Тяжело одновременно защищаться и рожать»: истории женщин, переживших насилие в родах

Моя беременность протекала отлично, я чувствовала себя хорошо и готовилась к родам. Побывав на дне открытых дверей, я влюбилась в атмосферу 29-го роддома в Москве. Приветливые лица акушерок, есть психолог, красивые родовые палаты, передовое оборудование, к работе привлечены специалисты по грудному вскармливанию. Я решила не заключать контракт и рожать по ОМС. Никаких проблем со здоровьем ни у меня, ни у моего ребенка не было — и никакого особого отношения мне не требовалось.

Когда отошли воды, мы приехали в роддом. С самого начала все было хорошо. Меня вежливо встретили, оформили документы, объяснили тактику ведения родов. Когда начались интенсивные схватки, меня перевели в родовую палату. Появилась врач, и тут начался мой личный ад. Она грубо осмотрела меня, причинив ужасную боль. Я вскрикнула, из меня хлынула кровь. Отругав меня за несдержанность, врач вышла. Я осталась в палате одна и была очень этому рада, потому что боялась, что она своими действиями причинит вред моему ребенку.

Спустя четыре часа пришел анестезиолог и предложил мне эпидуральную анестезию. Я согласилась: терпеть уже не было сил. После укола стало легче, но схватки все еще чувствовались. Пришла врач и спросила, почему я не сплю. Я ответила, что не могу уснуть от волнения и чувствую схватки. Она сказала, что роддом зря переводит медикаменты на таких, как я. Каких «таких» — я не знаю.

Действие эпидуральной анестезии закончилось, стало действительно больно. Я металась по кровати и стонала. Ребенок все никак не появлялся, хотя прошло уже десять часов. Врачу надоело ждать, и они с акушеркой решили ускорить процесс. Они изо всех сил потянули мои ноги к голове в момент схватки. Это было чудовищно больно. Ударив меня по ногам, врач закричала на меня, чтобы я сама взяла себя за ноги и немедленно закрыла рот. Но дело не сдвинулось, ребенок не торопился появляться на свет. На меня обрушился шквал ругани.

Мои щеки вспыхнули, в палате повисла тишина. Молчание прервала заведующая отделением, которая заглянула к нам и предложила изменить тактику родов: принести мне стул (имеется в виду полукруглый стул для родов в сидячем положении — более физиологичном и удобном, чем роды, лежа на спине), чтобы я посидела и смогла отдохнуть. Врач грубо ответила, что стула в палате нет и у нее нет ни желания, ни времени бегать за ним для такой истерички, как я. Пожалев меня, заведующая сходила сама за стулом.

Спустя полчаса моя малышка родилась. Мне несказанно повезло, что в мою палату зашла заведующая и мой ребенок родился абсолютно здоровым, но до сих пор я не знаю, что бы было, если бы она не пришла. Я помню остервенелое лицо врача, искаженное гримасой отвращения. Нужно было заключать контракт, и, возможно, отношение было бы совсем другое. Но ведь даже без него очевидно, что врач не может бить. Видимо, и за это необходимо платить.

Действия персонала я попыталась обжаловать через Министерство здравоохранения, но ответа пока не получила. Если честно, то я не верю, что эту врача снимут с должности. Я знаю, что от ее действий пострадала не только я, но у молодых мам после родов нет никаких ресурсов, чтобы разбираться.

Это мои вторые роды, первые были 20 лет назад. Сын умер после рождения. И сами роды, и последующая смерть ребенка были для меня адом. Я долго восстанавливала тело и психику. Детей не хотела после этого очень долго. Но в 39 лет я снова забеременела желанным ребенком. Я сразу решила, что не пойду в бесплатную женскую консультацию, где врачи запугивают женщин, и не буду рожать в роддоме. Я прекрасно помнила пыточные процедуры во время первых родов.

Я очень тщательно готовилась к родам. Много читала, смотрела и слушала. Я видела, что женское тело само умеет рожать, если ему не мешать. Моя беременность была прекрасной, без давления врачей и ненужных обследований. Родить дома, как планировалось, мне не удалось: у мужа был выходной, и он настоял на роддоме. Но все схватки я продышала и честно пережила дома, чему несказанно счастлива. Начались потуги. Под давлением мужа пришлось ехать в роддом. Как в кино: рожающая жена на заднем сиденье, и муж, нарушающий ПДД.

Приехали в роддом. У меня не было обменной карты, которую выдают беременным в женской консультации. Отношение врачей было уничижительно-пренебрежительным — общались грубо, морально давили и завуалированно оскорбляли: у тебя нет обменной карты, наверняка ты наркоманка, у тебя СПИД или сифилис.

У меня потуги — а медсестра задает вопросы из анкеты. Меня заставили лежать на спине, в удобном врачам положении. Рожать на спине, подняв таз, нефизиологично. Я была полностью голая, даже не дали больничную рубашку. Мне сразу попытались вколоть в ноги окситоцин (искусственный гормон, широко применяется в роддомах для того, чтобы ускорить родовую деятельность. — Прим. ред.). Крайне удивились моему решительному отказу. Я, как могла, между потугами объясняла им, что не хочу вмешательств. Очень тяжело одновременно защищаться и рожать.

Когда ребенок родился, мне положили его на живот всего на секунду, потом унесли. Сразу перерезали пуповину, несмотря на мою просьбу дождаться, пока она отпульсирует (поздний зажим пуповины может предотвращать желозодефицитную анемию у новорожденных. — Прим.ред.). Акушерка выдернула из меня плаценту, не подождав даже положенное по протоколу время (плацента выходит вскоре после ребенка, выдергивать ее чревато осложнениями. — Прим. ред.)

Из‑за спешки этой женщины я получила ручную чистку под общим наркозом (плацента вышла не полностью, пришлось удалять остатки ткани из матки). Пока я отходила от наркоза в ледяном помещении, моего ребенка накормили смесью без моего разрешения. К тому же потеряли мои документы, которые привез муж.

Сейчас я восстанавливаю тело и душу. Я бы родила еще, но боюсь. А на нормальные, человеческие, платные роды у нас нет денег. Наше правительство стимулирует рождаемость финансами — это прекрасно, но систему родовспоможения тоже надо перетрясти. Там работают люди, которые не на своем месте и ненавидят женщин. Женщины ненавидят женщин.

Это мои вторые роды, первого ребенка я родила шесть лет назад в США. Роддом, в который я попала по направлению, позиционируется как адепт ведения мягких родов, имеет международный статус «больницы, доброжелательной к ребенку», внедряет раннее прикладывание к груди, партнерские роды, отсутствие нежелательных вмешательств. Все это обнадеживало и внушало доверие.

Предварительный ознакомительный тур в роддом, где доктора очень бережно рассказывают о ведении родов, сильно сбил с толку и произвел, как я теперь понимаю, необоснованно благоприятное впечатление. В родах по ОМС все это хорошее отношение персонала обернулось равнодушием, халатностью и грубостью.

Мы приехали в роддом ночью после отошедших вод. У нас с собой были все необходимые документы, которые требовал роддом, в том числе разрешение заведующего на партнерские роды. Нас с мужем разлучили в приемном отделении, и он должен был присоединиться к родам позднее, по регламенту роддома, когда женщину переводят в родовой блок.

С момента приема в роддоме и дальше ни один врач не представился и не сообщил, какие намеревается проводить манипуляции. Врачи вяло здоровались в ответ на мое приветствие и желание наладить хоть какой‑то человеческий контакт.

Около шести часов я была в предродовом отделении на аппарате КТГ, [который измеряет сердцебиение плода], почти все время. Ходить было можно, но не всегда. В схватках это очень важно — проживать роды свободно, не будучи ограниченной в движениях. За все время мне ни разу не посмотрели раскрытие шейки матки, я не знала, в какой фазе родов нахожусь. Я чувствовала, что процесс идет активно, и по моим ощущениям я уже должна находиться в родовом блоке с мужем. Схватки я проживала одна в медитации. Очень хотелось пить, но персонал отказывался приносить воды. Вообще было ощущение, что до тебя никому нет дела.

В какой‑то момент я почувствовала, что идут потуги (это активная фаза родов), и потребовала акушерку позвать врача. Она очень грубо и настойчиво стала предлагать мне анестезию, на что я сказала: «Зовите врача, я уже рожаю!» Пришедшая врач грубо ответила мне: «Да мы уже ждем не дождемся все, пока ты тут родишь». Но после осмотра сказала срочно переводить меня в родблок.

В родовом блоке я потребовала (уже потребовала, так как на просьбы никто не реагировал) поднять мужа. Мне грубо ответили, что не знают, где он, и вообще они этим «не занимаются». Тогда я набралась сил позвонить ему и крикнуть «беги скорее», и он каким‑то чудом буквально прорвался, потому что внизу его тоже не пускали.

На момент, когда головка показалась, врача не было в родблоке, акушерка сдерживала головку насильно, чтобы ребенок не шел, это было очень болезненно. В родблоке не было необходимых людей, она их звала криком на помощь. В итоге роды приняла акушерка. Все прошло очень быстро, но сам процесс коммуникации был грубым: обращение на ты и просьбы «не орать». Никакого ведения родов, тем более мягкого, не было. Было грубое руководство процессом, в котором тем не менее мне удалось самой, отвечая на природу своего тела, максимально мягко родить ребенка.

На мою просьбу делать это хотя бы бережнее или медленнее — или дать мне отдохнуть — были ответы в духе «я тут врач, я знаю, что делаю: что ты, как мямля». В итоге швы, которые, по заверению врача, должны были рассосаться через несколько дней, болели больше месяца, целый месяц выходили нитки. Процесс родов был необоснованно травмирующим.

С этим опытом мне еще предстоит разобраться внутренне и как‑то его прожить, а также поблагодарить свое тело за огромную самостоятельную работу, за силу и доверие — и моего мужа за поддержку. Персонал роддома могу благодарить лишь за то, что почти не мешали мне родить самой.

Моя первая беременность была замершей. И вторую беременность я очень ждала. Хотела рожать с доулой (помощница в родах. — Прим. ред.), пошла на курсы подготовки к родам. Они были нацелены на естественное ведение беременности и родов. Там нам рассказали про вред ненужных медицинских вмешательств. Я хотела родить максимально естественно, без эпидуральной анестезии и прочего.

Я очень боялась насилия в родах, потому что когда моя старшая сестра рожала своего первого ребенка, акушерка била ее по ногам. С ней очень грубо обращались, пока она не сказала: «Помогите мне родить, я вас отблагодарю». Тогда отношение изменилось.

К сожалению, из‑за коронавируса партнерские роды отменились, и я не смогла взять с собой доулу на роды. Муж привез меня в роддом со схватками. В приемном отделении все было довольно мило. Это роддом, где не так давно сменили руководство, против бывшей главврача Марины Сармосян было заведено уголовное дело за то, что она выдавливала детей (прием Кристеллера, при котором ребенка выдавливают из живота матери, в России запрещен из‑за высокого риска травматизации и смерти ребенка. — Прим.ред.) Весь состав роддома был заменен. Из‑за этой истории я долго не хотела у них рожать, но мне сказали, что сейчас там все нормально.

В родильном блоке пришла доктор. Во время осмотра мне стало резко больно, и я почувствовала, что из меня вылилась вода. Она проколола мне околоплодный пузырь, даже не предупредив. Это было очень неожиданно и неприятно. Я закричала от боли, на что она грубо сказала: «Не ори! Чего ты орешь, я тебе всего два пальца засунула, а у ребенка голова 10 см, как ты рожать-то собираешься?» Потом она спросила: «Ты вообще обезболиваться собираешься?» Я сказала, что нет. Она неприятно засмеялась.

Схватки усиливались. Я была одна, периодически ко мне заходила акушерка. Она была довольно милой, но постоянно уговаривала меня сделать эпидуральную анестезию. Я долго держалась. Боли были уже очень сильные. Ко мне зашла другая врач, которая потом принимала роды. Она тоже склоняла к обезболиванию: «Давай сделаем эпидуральную анестезию, это же как королевские роды, боли не будет». Меня осмотрели, раскрытие 5 см. Акушерка сказала: «Представь, еще столько же [ждать полного раскрытия]». К тому моменту прошло три часа таких болезненных схваток, и я подумала, что если еще столько же ждать, то сойду с ума от боли. В итоге я согласилась на эпидуральную анестезию.

Через час у меня было уже полное раскрытие. Я перестала чувствовать схватки. Акушерка объяснила мне, как тужиться, но я не поняла, как это сделать. Тужиться надо было на схватку, а я не ощущала их. Во время схватки живот становится твердым, так что я постоянно трогала живот, не понимая, когда тужиться.

Пришли врач и еще какая‑то женщина. Вместе с акушеркой они втроем начали на меня наседать: «Народу много, у нас там еще две девочки лежат с полным раскрытием, давай, тужься». Я тужусь изо всех сил, но, видимо, как‑то неправильно. Они начали: «Ты ничего не делаешь, ты полный ноль, ты спортом никогда не занималась в жизни, вот хоть сейчас позанимаешься» (у меня лишний вес).

Все это время я была в своей ночнушке, трикотажной. Врач сказала мне: «Твоя ночнушка говно, если бы были наши [из более жесткого хлопка], было бы проще». Она наклонилась надо мной, натянула край своей рубашки и давила мне им на живот. Акушерка раздвигала мне руками промежность. В итоге ребенок вылетел как пробка.

Когда дочка родилась, мне положили ее на грудь. Я плакала и просила у нее прощения, я боялась, что с ней что‑то случится, что ей нанесли вред выдавливанием. Через минуту ее уже унесли. А потом акушерка начала говорить, какая врач молодец, как она мне помогла, что без нее я сама бы не родила, что я сама ничего не хотела делать. Они без конца повторяли, как мне «повезло» и как все хорошо получилось. Когда я сказала акушерке, что мне давили на живот, она сделала вид, что я все выдумываю: «Да не давили тебе на живот».

После родов врач накладывала швы на разрывы, это было очень больно, хотя действие анестезии еще сохранялось. Прошло уже три месяца, но я до сих пор чувствую дискомфорт и боль в области швов. Я ходила потом к двум врачам, мне объяснили, что зашили очень грубо, небрежно.

Я родила в 19.30. Ночью я не могла спать — меня накрыло тревогой из‑за того, что мне давили на живот. В послеродовой палате вместе со мной лежала еще одна женщина, у которой роды принимала моя врач. Она рассказала, что врач тоже оскорбляла ее и давила на живот.

В первые дни после родов вся радость материнства пропала, я очень переживала, плакала весь первый месяц. Обращалась к нескольким врачам, мне нужно было убедиться, что с ребенком все в порядке. Мне очень обидно и больно, что мои первые роды так прошли. Преследует чувство бессилия, что с такими врачами ничего нельзя сделать.

К сожалению, такие истории — не «перегибы на местах», а системная практика, которая распространена повсеместно. Об этом рассказывают женщины на консультациях после родов и на подготовке к следующим. Эти истории звучат везде, стоит только задать вопрос: «Как ты? Как прошли твои роды?»

Мы в «Бережно к себе» недавно записали подкаст о травме с психологом Верой Якуповой и перевели текст о пирамиде насилия в родах — это такая классическая идея, как рождаются те самые жуткие «перегибы на местах», где женщину бьют или применяют один из семи видов насилия в родах (по классификации ВОЗ). Все начинается с банальных вещей вроде обращения на ты и «мамочка», подшучивания над выбором женщины и игнорирования ее потребностей.
Это то, что исчезает там, где есть гуманизация родов. Не только прием Кристеллера (выдавливание) или вмешательства без информированного согласия, но и унижение и обесценивание опыта женщины.

Насилие в родах — системная ошибка, и чтобы она исчезла, нужны серьезные перемены на уровне образования, менеджмента организации, оценки и поощрения персонала, распределения ответственности и базовых протоколов.

Действительно, в родах по ОМС медики редко могут уделить женщине необходимое внимание. И множество конфликтов рождается в плоскости несовпадения ожиданий и ценностей. Например, конфликт спасения жизни и оказания медицинской услуги. До сих пор роды по ОМС считаются «бесплатными», и медики нередко вслух так и говорят: хочешь рожать «по-своему» — плати. В то же время женщины недоумевают, почему должны платить за роды, как иностранки. Да, это несправедливо. Но современная неформальная культура родов именно такова.

Было бы здорово ее изменить. И я вижу, как потихоньку усилиями женщин, медиков и помогающих практиков вроде доул и психологов все меняется. Но гуманизация родов — медленная, а рожать приходится здесь и сейчас.

Внимание к современной культуре родов может помочь и женщинам, и медикам по-другому посмотреть на происходящее и увидеть системные факторы, которые повышают риск насилия в родах. Тут важно сказать, что в каждом отдельном случае только автор насилия несет ответственность за причиненный вред. И я ни в коем случае не хотела бы, чтобы показалось, что часть вины за происходящее, как это бывает, стоит переложить на женщину.

Наоборот, хочется подчеркнуть, что в существующей системе медицинской помощи в родах специалистам очень сложно работать в гуманном подходе. И часто естественным образом остаются те, кому нормально в культуре насилия. Возникновение каких‑то других подходов внутри того, как все устроено сейчас, похоже на чудо, не вполне ожидаемо и часто держится на личности конкретного руководителя, врача.

Порой кажется, что уже все и везде знают о невозможности проведения медицинских манипуляций без получения информированного добровольного согласия пациента или родителей маленького пациента (ст. 20 Федерального закона № 323-ФЗ), однако на практике это требование нередко либо не выполняется, либо выполняется формально. Иногда при поступлении роженицы в роддом ей сразу дают подписать пачку согласий «на все», вплоть до эпизиотомии (рассечения промежности) и применения вакуума для извлечения малыша. Это совершенно неправильно и нивелирует саму идею, ведь каждая манипуляция должна быть маме разъяснена. И здесь никак не работают спекуляции на тему «счет может идти на секунды, там не до согласий». Если при спасении жизни мамы или малыша счет идет на секунды, ни у кого потом никаких претензий не возникает. Но амниотомия (прокол плодного пузыря), любой вид анестезии, введение искусственного окситоцина — не моментальные процессы, и всегда есть время на разъяснение и получение согласия либо отказа.

Что касается крика, побоев, запрещенного российским клиническим протоколом ведения родов, да и протоколами всего мира, выдавливания малыша — здесь даже комментировать сложно. Это сразу несколько статей Уголовного кодекса РФ. Только вот до Следственного комитета и Генпрокуратуры такие истории доходят редко: если женщина рожает без свидетеля со своей стороны (муж, мама, подруга, доула, кто угодно), доказать унижения, побои, выдавливание очень и очень сложно.

К сожалению, когда женщина в родах одна (кстати, запрет партнерских родов из‑за коронавируса тоже противозаконен, но это отдельная тема), она редко «боец» в правовом поле. Это нормально: в родах женщине нужны покой, комфорт и чувство защищенности; ругань и борьба нисколько не способствуют благополучным родам. Без поддержки отстаивать свои права сложно даже самой уверенной в себе роженице. Приходя в роддом, женщина фактически вверяет себя медицинским работникам, и только от их грамотности, порядочности и человечности в результате зависит как минимум то, с каким чувством женщина и малыш покинут роддом, а как максимум — жизнь и здоровье этих двоих.