«Я начал ненавидеть больных»: люди разных профессий рассказывают про выгорание на работе

Впервые я столкнулся с выгоранием, когда работал в стационаре челюстно-лицевой хирургии. Я думаю, что в России выгорание у врачей стало нормой. Будучи студентом, а потом и ординатором, я много ночей проводил в больнице на дежурствах. Пока они были бесплатные, все было хорошо — я ведь просто учился. Все изменилось, когда это стало работой.

Однажды мне позвонили ночью, и я с ненавистью подумал: «Кого там принесло в такой час? Очередной идиот напился, вел себя агрессивно и травмировался? Или безответственный кретин несколько дней сидел дома с опухшей щекой, пока температура не поднялась выше сорока и он решил, что именно сейчас — среди ночи — надо ехать в стационар?». Я начал ненавидеть больных, а потом стал равнодушным. К тому же в стационаре платили мало — значит, надо было много работать, брать 8–10 дежурств в месяц, не высыпаться и уставать. В попытке сбежать от выгорания я ушел из стационаров, где под угрозой был мой сон. Хотя я до сих пор иногда мучаюсь от бессонницы.

Второй этап выгорания начался уже в стоматологии, как только я понял, что тут можно и нужно зарабатывать. Но вот беда: чтобы зарабатывать, нужно «продавать» — не так важно, как и что ты умеешь, работодателю все равно, каким образом ты принесешь деньги в кассу. Отпуск не помогает, потому что у меня не получается отдыхать. Я возвращаюсь на работу с тоской о времени, когда я был далеко и мне не нужно было думать, строить планы лечения и предлагать возможные варианты решения очередной проблемы.

Я смог осознать проблему [выгорания], общаясь с друзьями и психотерапевтом. Сначала я пытался решить первый выскочивший симптом — бессонницу. Но когда копнул чуть глубже, открылась эта невосстанавливаемая усталость.

Я начал легче переживать собственные ошибки, но многие из них — мощные удары по моей самооценке. Мой психотерапевт говорит, что я — это не моя работа, но это вызывает у меня внутренний протест.

Относительно своих коллег и сверстников я достиг и продолжаю достигать успеха — зарабатываю в разы больше, чем они. Как оказалось, этого недостаточно, чтобы быть счастливым. Если раньше я боролся за то, чтобы быть успешным врачом, то теперь я просто пытаюсь сделать так, чтобы работа не занимала все мое время.

Пять месяцев назад я сдалась выгоранию и меганмаркнуласьЦенить свое психическое здоровье и покидать неблагоприятную среду, где к тебе токсично относятся из одного из лучших российских деловых изданий. Только спустя пару месяцев я четко осознала, что тогда со мной случилось выгорание.

Наверное, понадобилось больше года, чтобы я поняла свое состояние, — сбивал с толку депрессивный период. У меня легкая форма биполярного расстройства, совпадающая с сезонными циклами: нет солнца — здравствуй, грусть. Я начала работать в том издании (о котором даже не могла мечтать!) в 2018 году, а спустя полгода я начала терять работоспособность, интерес и аппетит — все как обычно. Стали набираться, как свежевыпавший снег, тревожность и проблемы со сном. Психиатр решила, что это перепад настроения, и выписала корректирующие лекарства. Незадолго до Нового года у меня случилась истерика на работе — на меня накричал начальник, я не выдержала, наорала в ответ, разрыдалась и ушла.

Праздники должны были помочь — выспаться, пропить курс таблеток, почувствовать себя любимой и счастливой. Но когда я вышла на работу и столкнулась с первой жесткой критикой руководства, то поняла, что не хочу приходить в редакцию, писать бесконечные заметки, искать темы и говорить с людьми. Я все еще была уверена, что это просто депрессивный эпизод, — надо дождаться весны и темы, которая «разбудит».

Я всегда завидовала людям, которые в депрессии вцеплялись в работу, забивая на все остальное из‑за нехватки ресурса, — мне же не хватало ресурса даже на работу. Весной я уехала в Италию, где депрессию как рукой сняло. Но тревожность и негативное настроение возвращались, когда меня дергали [по работе]. С возвращением из отпуска вернулась и «депрессия».

На тот момент у меня развивались отношения на расстоянии — не могу сосчитать, сколько раз вместо того, чтобы провести пару часов с любимым человеком в законный выходной, я отвечала на бесконечные и часто не слишком важные вопросы редактора. Я хотела уволиться, закупиться антидепрессантами и уехать лечить душу к молодому человеку в другую страну на несколько месяцев, а там как пойдет. Но начальник не собирался меня увольнять, да и я боялась увольняться в никуда. Спустя некоторое время стало хуже — уволился начальник, а я не могла ничего делать и на работе играла в игру на телефоне. Я поняла, что точно надо уходить, но было страшно. Вселенная услышала, и в этот момент возникло два предложения о работе — почти не раздумывая, я согласилась на одно из них.

Прошло больше четырех месяцев, как я уволилась. Меня прет от новой работы, и я понимаю, что столкнулась с выгоранием, которое усугубилось тем, что мне поднадоела моя профессия, ее ритм, привычная для редакций токсичная атмосфера — успех на 10 минут, а дурак ты всегда. Также за это время я поняла, что проблема была не только в работе, — спустя пару месяцев на новом месте я обнаружила себя с тремя подработками по воскресеньям. Еще немного в таком режиме, и я снова была бы на грани.

Моя проблема, и думаю, это проблема многих людей, столкнувшихся с выгоранием, в том, что нам искренне нравится наша работа. Зачем тратить время на то, ради чего не хочется сдохнуть в героическом подвиге? Нам, маньякам-трудоголикам, страшно не оправдать чужих ожиданий, подвести поверившего в тебя человека. Хотя бояться стоит попадания в аварию из‑за очередной панической атаки или другой угрожающей жизни ситуации. В мире есть много жутких вещей, и ни одна из них не связана с тем, что ты не справляешься на работе. Или устал. Или тебе разонравилось. И уж тем более что ты плюнул на все и уволился, потому что тебе так будет лучше.

В 2009 году я стала волонтером в детском доме для детей с умственной отсталостью, потом там же педагогом. Я работала в этой сфере около 10 лет с перерывами. Была тьютором, воспитателем, психологом — работала с детьми и немного взрослыми людьми с разными особенностями. Иногда я увольнялась и брала паузу на несколько месяцев, путешествовала — я считала, что смена деятельности помогает мне избежать выгорания.

Первые признаки появились, когда я работала на летней выездной реабилитации в частном центре. Работа была организована таким образом, что я должна была проводить 11–13 занятий в день по 40 минут, — это тяжело физически и эмоционально, но работодатель отказывался уменьшать запись. На мой взгляд, неправильные условия труда в такой области — прямой путь к выгоранию. У меня было специфическое эмоциональное состояние — было все равно, что происходит вокруг, я просто хотела, чтобы занятия скорее закончились.

После этого мне удалось сделать большой перерыв — около полугода, — и потом я снова стала работать. К счастью, удалось все организовать так, что я тратила до четырех часов в день и в разных центрах. Все это время я чувствовала, что не испытываю того удовольствия от работы, которое было раньше.

Полгода назад я переехала в Берлин, где начала учиться в магистратуре. Параллельно жила как au-pairРабота няней с проживанием в семье в семье, состоящей из мамы и близнецов (2,5 года), — у меня была половина комнаты, а во второй половине располагалась игровая для детей. Хороший вариант, пока я искала работу и разбиралась с документами, но это снова были неправильные условия труда — мне не хватало личного пространства. Также на меня влияло тяжелое состояние мамы близнецов, которой было сложно одной. Сказывалась и большая нагрузка на учебе, а также вопросы, связанные с документами.

Через некоторое время я поняла, что это выгорание, потому что все, что было связано с детьми, стало чувствоваться как очень-очень тяжелое. Дети казались невероятно мучительным бременем. Я нашла другую подработку няней и переехала из той семьи, теперь у меня есть личное пространство и независимость, но ощущение мучительности осталось. Раньше его не было, когда я уставала и хотела в отпуск, — была радость от работы, я знала, что после отдыха захочу вернуться. Теперь это просто работа, которую я умею делать.

Я в процессе смены деятельности. Нахожу проекты, где работаю как психолог, — пока это разовые варианты, но я хочу углубляться в эту сферу, у меня есть интерес и мотивация. С тем, чем занималась раньше, связаны чувства тяжести и усталости.

Наиболее актуален вопрос выгорания для врачей, сотрудников детских домов, психологов, правозащитников, активистов и специалистов других помогающих профессий. При выгорании повышается пессимизм, связанный с деятельностью и профессиональной областью, падает продуктивность, не хочется включаться в новые проекты и брать дополнительную ответственность. Также появляется раздражение или, наоборот, апатичный взгляд на происходящее, теряется включенность в процессы, человек перестает чувствовать себя активным. Кроме того, снижается потребность в коммуникации.

Есть внешние и внутренние факторы выгорания. К внешним, например, относится система, из‑за которой не получается работать адекватно, — появляется ощущение беспомощности, когда многие усилия не оправдывают ожиданий. Например, юристы не могут спасти человека, который не виновен, даже опираясь на закон и профессионализм, потому что в России низкий процент оправдательных приговоров по делам, которые они ведут.

Количество работы тоже влияет — в нашем обществе существует проблема с переработками и нагрузками. Как правило, россияне много работают и живут от отпуска к отпуску, от выходных к выходным. Из‑за этого появляется чувство бессмысленности — живешь работой, которая может не приносить удовольствия и удовлетворения. Зачастую профессиональное выгорание основано на долженствовании — это внутренний фактор. В этом случае человек предъявляет к себе слишком высокие требования и накладывает на себя идеи, каким он должен быть, — например, всегда и во всем эффективным. Когда продуктивность падает, то могут возникать претензии к себе.

Выгорание и усталость — кардинально разные состояния. Усталость легко снимается, когда человек хорошо высыпается, налаживает режим и переключается на другую деятельность. Иногда достаточно даже выходных. Но снять выгорание так не получится — это более стойкий процесс. Даже в отпуске многие включены в свою деятельность, нет четкого деления между отдыхом и работой. Мысли остаются в контексте дел и не дают человеку переключиться. В этом случае мы еще больше устаем — нет ощущения полноценного восстановления сил.

Один из первых физиологических признаков выгорания — проблемы со сном. Нужно отслеживать, не появилась ли бессонница или, наоборот, повышенная сонливость. Также повышается количество болезней — раньше человек болел раз в год, а при выгорании намного чаще. Важно обращать внимание на эмоциональное состояние, задавать себе следующие вопросы: «Насколько я включен в то, что делаю?», «Насколько чувствую осознанность и осмысленность в процессах, которые реализую?» и так далее. Нужно смотреть, как меняется отношение к себе в связи с деятельностью, — есть ли ощущение беспомощности и появляется ли апатия?

Я советую не спускать выгорание на тормозах, думая, что оно само пройдет, а вовремя обратиться за психологической помощью. Иначе это состояние будет нарастать как снежный ком. Кроме того, выгорание может привести к депрессивному эпизоду, и состояние станет еще более стойким. По моим наблюдениям, выгорание чаще появляется у людей, у которых отсутствуют физические нагрузки. Особенно при офисной работе малоподвижный образ жизни влияет на состояние и запас энергии. Я рекомендую гулять хотя бы 40 минут в день или записаться в фитнес-клуб.

При выгорании важно дать себе право говорить о своем состоянии не только с психологом и близкими, но и с коллегами — важно найти солидарность в профессиональном сообществе. На почве выгорания может возникнуть стигма — кажется, что мы не слишком эффективны, нам не с кем обсудить проблему. Диалог помогает — мы видим, что есть люди с такими же переживаниями.

И конечно, важно анализировать груз ответственности, который мы на себя берем, и снижать требования к себе — мы не всесильны и не можем держать все под контролем. Каждый и каждая имеет право совершать ошибки и, безусловно, давать себе паузы.