«Москва не предназначена для нормальной жизни»: истории людей, переехавших в Прагу

Мы с мужем живем в Праге уже пять лет. До отъезда работали в театре: я — звукорежиссером, он — актером. Мы не были довольны нашими профессиями и хотели их сменить.

Еще мы долго думали, что хотим уехать в другое место. В Москве мне было очень некомфортно, я устала от ее больших размеров, от жизни в сумасшедшем мегаполисе. Москва не предназначена для нормальной жизни — огромные расстояния, пробки, переполненное метро, безумные цены и чудовищное качество продуктов. И мне очень не хватало природы: я чувствовала, что оторвана от человеческого естества, от общения с землей.

При этом я ездила с театром с гастролями по России, поэтому понимала, что переезжать в другой русский город тоже не хочу. Так возникла идея поехать куда‑то за границу. 

Сначала мы не понимали, как и куда переезжать, что там делать. Потом узнали, что в Чехии любой иностранец может бесплатно учиться в государственном вузе, если успешно сдаст вступительные экзамены на чешском языке и будет владеть им на уровне В1.

Мы оба интересовались кинематографом, поэтому задумались о FAMU — это довольно известная киношкола. Мой муж выбрал монтаж, а мне вдруг пришла в голову немножко безумная идея попробовать анимацию: я почувствовала большое вдохновение и решила попытаться. Мы приехали на вступительные экзамены: муж поступил сразу, а я не поступила. Но мы все равно переехали, и муж начал учиться.

После экзаменов мне сказали, что у меня все довольно хорошо, я была первой в списке не поступивших — как здесь это называют, первой под чертой. Мне посоветовали подтянуть рисунок: я занималась этим целый год и поступила со второго раза.

Главная сложность при переезде — это, наверное, язык. Несмотря на то, что мы уже были подготовлены, учили язык в Москве, все равно, когда переехали, было тяжело. Труднее всего было в институте. Вокруг молодые ребята, которые говорят на каком‑то совсем непонятном, своем языке, подростковом сленге — все смеются, а ты сидишь как дурак и ничего не понимаешь. Это было очень тяжело психологически и даже физически — в начале учебы на социализацию тратилось много энергии, язык был преградой.

Также непросто переезжать, когда ты уже достаточно взрослый. Мне сейчас 33 года, а когда мы переехали, было 28, мужу — 30. Мы все бросили в Москве: хорошую оплачиваемую работу, друзей. Как раз в этот момент был кризис, рубль упал, и мы оказались в Праге в тяжелой финансовой ситуации. Но это нормально. Поначалу всем тяжело.

Каждый человек, который приезжает в чужую страну, проходит через эти этапы. Сначала он вдохновлен — все красиво, все новое. Потом сталкивается с языковыми, социальными и финансовыми сложностями. Потом постепенно втягивается в среду — и все налаживается. Как раз об этом мой фильм, в нем такая структура. Когда я общалась с респондентами, я поняла, что каждый через это прошел.

Прага — очень красивый, уютный город. Здесь все близко, компактно, удобно, прекрасно работает транспорт, трамваи ездят по расписанию, куда‑то доехать занимает максимум полчаса, но часто мы ходим пешком. Два часа на автобусе — и ты уже в Дрездене, три часа — в Вене, шесть часов — в Будапеште. Это позволяет нам с мужем много путешествовать.

Поскольку Чехия южнее, все выращивают прямо здесь: человек может питаться чешскими продуктами, сезонными фруктами и овощами — свежими и дешевыми. Этим летом мой муж был вынужден полтора месяца жить в Москве по работе — мы все сравнивали и удивлялись. Я пошла в субботу на рынок, накупила черешни, абрикосов, отправила мужу фотографию, а он мне в ответ — два яблока из супермаркета за безумную цену. 

Здесь, в Праге, мы живем рядом с парком, где я могу бегать с утра. Или я сажусь в трамвай, и через двадцать минут уже в огромном лесопарке со скалами, речками, где человек вообще не чувствует никакого города. Обязательно раз в неделю, как бы ни горели дедлайны, мы с мужем едем куда‑то на природу. Мне это очень нравится. Я пытаюсь жить в гармонии с природой, думаю, это очень важно для энергии любого человека. У японцев даже существует понятие «синрин-йоку» — это такой вид психотерапии, когда человек уезжает в лес, общается с природой и поддерживает психический и физический баланс жизни.

Преимущества обучения просто огромные, никакие недостатки мне не приходят в голову. FAMU — это главная киношкола в Чехии. Она известна во всем мире, входит в список лучших. Там есть все основные кафедры: режиссура, камера, монтаж, звук, анимация, документальное кино. Все, что нужно для создания фильма.

Кафедра анимации FAMU сейчас переживает расцвет. Возможно, это связано с тем, что четыре года назад завкафедрой стала Михаэла Павлатова — довольно известный режиссер, она была номинирована на «Оскар» за фильм «Слова, слова, слова». Она привнесла на кафедру довольно много свободы. Еще появились новые предметы: например, питчинг, когда студентов учат, как представлять свои фильмы на питчинг-форумах и вести контакты с продюсерами.

В последнее время много фильмов с кафедры анимации участвуют в международных фестивалях и побеждают. Например, мой последний фильм «Дочь» («Daughter») — довольно успешный, сейчас он номинирован на студенческий «Оскар» (трейлер мультфильма можно посмотреть здесь. — Прим. ред.). Это очень престижная награда, которую, как и главный «Оскар», присуждает Американская киноакадемия.

Важно, что курсы очень маленькие. На бакалавриат обычно поступают человек пятьдесят, а в итоге берут пять на весь курс. В магистратуре — максимум три. Первые два года студенты учатся делать только рисованную анимацию, но очень интенсивно. После первого семестра нужно сделать небольшой этюд, где обязательно должны быть ходьба, бег и превращение. На втором курсе мы уже пробуем перекладку. У нас есть студия, где стоит мультиплан (многоярусный съемочный станок. — Прим. ред.). На третьем курсе начинается работа над выпускным бакалаврским фильмом, он может быть в любой технике, здесь нет правил, дозволено все. Официально бакалавриат длится три года, но в Чехии можно продлить обучение.

В конце второго курса нужно было сделать анимационный документ, нам дали тему «Город». Я долго думала, что могу об этом сказать, и пришла к тому, что, раз я иностранка, мне будет интересно поразмышлять о том, что для меня значит Прага. Я обзвонила всех своих знакомых иностранцев: мы с ними встречались и общались, делились мыслями о том, как нам здесь живется. Было записано восемь часов интервью, которые мне нужно было уместить в три минуты.

Фильм «Прага глазами иностранцев» в школе приняли хорошо, я получила высокую оценку. В институте есть фестивальное отделение, которое отправило работу на несколько фестивалей. Несколько раз после показов ко мне подходили мигранты — русские и не только — и говорили, что им очень понравился фильм и что они увидели в нем свои эмоции, которые переживали раньше.

Три года я ходила на лекции, исполняла задания, делала какие‑то этюды, а четвертый год посвятила своему бакалаврскому фильму «Daughter». И здесь это нормально: человек не находится в стрессе, при котором нужно успеть сдать все экзамены и снять абы что, лишь бы просто дали диплом. Есть возможность заниматься фильмом и творчеством столько, сколько необходимо.

Чехи до сих пор помнят 1968 год, оккупацию (тогда в Чехословакию ввели войска стран Варшавского договора, в основном СССР. — Прим. ред.). Есть люди, по большей части старшее поколение, которые от нее пострадали.

Встречаются те, кто с неохотой общается с русскими. Все это понятно. Но есть и люди, которые делают это с удовольствием. Если я вижу, что человек относится ко мне как к оккупантке, я понимаю, что он, наверное, не очень мудрый, и не разговариваю с ним. А, например, в институте ни от педагогов, ни от студентов я не ощущала какого‑то особенного отношения к себе как к русской. Есть только один преподаватель, который не любит русских, но он действительно очень пострадал: все время оккупации он не мог снимать кино. В чем‑то я могу его понять. Но, конечно, иногда можно встретить в метро или трамвае сумасшедших и пьяных, которые, услышав, что мы с мужем разговариваем по-русски, могут и нагрубить.

Сейчас я вообще не представляю, как можно переехать обратно в Москву. Тоски по родине нет абсолютно, я не хочу возвращаться в Россию. Я не понимаю, как там жить даже чисто практически. И потом, в России творческим людям сейчас тяжело что‑то делать. Я не хочу быть политичной, но просто вижу, как их запугивают.

Мы приезжаем в Петербург и Валдай раз в год на десять дней, но этого достаточно. К тому же есть скайп: мы звоним родителям, родители приезжают к нам, и никакой тоски нет. Я не была в Москве пять лет, но было бы интересно посмотреть: говорят, она стала лучше для отдыха, но я понимаю, что она не для жизни. Я бы не чувствовала там себя свободным творческим человеком.

Когда мы приезжаем в Россию, я чувствую, что это детство, встречаю родных, любимых людей. Хожу по местам, с которыми у меня что‑то связано, мне приятно, хорошо, но десяти дней в году достаточно. Например, в Петербурге я ощущаю себя под постоянным надзором. Нас с мужем удивляют эти рамки при входе в метро и то, что людей через одного останавливают, проверяют рюкзаки. Чувствуешь себя каким‑то преступником. Я понимаю, что это для безопасности, но действительно ли это эффективно? В петербургском метро все унылые, от этого бывает печально.

Понятие родины для меня очень размыто. Я родилась в Таджикистане, но все в моей семье русские. Когда мне было четыре года, распался Советский Союз, в Таджикистане началась Гражданская война (вооруженный конфликт 1992–1997 годов между сторонниками центральной власти и различными группировками, последовавший за провозглашением независимости страны. — Прим. ред.). Таджики выгоняли русских, и постепенно вся моя семья уехала в Россию. До 16 лет мы жили в Валдае, и я спала и видела, как закончу школу и уеду из провинции в большой город. Я уехала сначала в Великий Новгород, а в 17 лет — в Москву. Конечно, как подросток, я сначала была без ума от столицы, а потом мне стало там плохо. Поэтому ни Москву, ни Валдай, и уж тем более Душанбе, я не ощущаю как родное место. Все они были какими‑то временными.

Может, и Прага временная — кто знает. Но сейчас нам здесь хорошо. И, думаю, я свободна скорее потому, что у меня нет этой родины, нет места, которое я бы ощущала именно так. И, наверное, мне проще. И потом, в Чехии у меня есть возможность снимать следующий фильм. Я предполагаю, что нас поддержит фонд, у меня есть чешский продюсер, у нас есть предложения о копродукции из Словакии и Франции. Зачем мне возвращаться в Россию? А вообще, наверное, мой девиз таков: «Где бы человек ни находился, он просто должен много работать над тем, что его увлекает и наполняет». Много и тяжело работать. И тогда все будет хорошо.

Анна: Мы хотели пожить какое‑то время в другой стране, посмотреть на все извне, попробовать что‑то новое, и в каком‑то смысле немного отдохнуть. Хотя очевидно, что переезд в другую страну, даже если на время, — это никакой не отдых. Для этого нужно многое сделать, запастись силами. Скорее это было что‑то про перемену обстановки. 

Всю самую противную часть переезда — работу с документами — взял на себя Сеня. Я бы никогда одна с этим не справилась. 

Семен: Нам нужно было найти квартиру, а в Чехии спрос на жилье сильно выше, чем предложение. И, конечно, чехи выбирают в первую очередь чехов, потому что они принесут меньше проблем. Думаю, в России точно так же. Это можно понять. 

Анна: Что касается языка, то он похож на русский, очень много близкого, поэтому даже если сначала ты ничего не понимаешь, то через несколько месяцев, если заниматься языком хотя бы самому, уже почти никаких проблем не возникает. 

Анна: Тут полегче климат, зимой не холодно — правда, почти нет снега. Новый год может  пройти под дождем, хотя я и в Петербурге такой Новый год помню. На мой взгляд, в Праге достаточно безопасно. Если я ночью иду по улице, мне не страшно. Может быть, мы просто не бываем в каких‑то неблагополучных районах. 

Я учусь в DAMU, на театральном факультете. Это хорошая, старая театральная школа. Есть программы обмена студентами, по которым можно поехать на год во Францию, Италию, Португалию, даже в Исландию. Я учусь на кафедре альтернативного и кукольного театра. Там очень творческая атмосфера, совсем моя.

Семен: Работу найти, конечно, сложно. Кто‑то пытается работать в диаспоре, когда русские предоставляют услуги русским. Многие люди заняты услугами для тех, кто хочет сюда переехать или приезжает как турист, — экскурсии, свадьбы, вот это все. Это большой рынок, и люди могут работать в сфере, где почти не сталкиваются с чехами. А кто‑то пытается встроиться в чешский рынок. В основном это технические специалисты и, может быть, медики. В общем, какие‑то функциональные профессии. Театральным и киношным людям скорее сложно.

Семен: Первое впечатление — нам показалось, что мы в Петербурге. Было ощущение спокойствия, это касается общего эмоционального фона. Такое впечатление и осталось — ты не то чтобы где‑то на чужбине. Да и на родине тоска по родине сильнее, чем здесь. Хотя тот, кто хочет чувствовать себя чужим, конечно, будет чувствовать себя чужим и в Праге.

Анна: Некоторые считают, что тут не любят русских. Но мне так не кажется. Поводы дистанцироваться и кого‑то не любить есть всегда. И русские тут не исключение, а после 1968 года, когда страны Варшавского договора вошли в Прагу для подавления Пражской весны, уж особенно. Это понятно и объяснимо. К сожалению, для какой‑то части чехов это так. Но далеко не для всех. А на бытовом уровне, конечно, русские могут раздражать чехов. Как и немцы, испанцы, украинцы, поляки — кто угодно. Тут все зависит от человека. 

Мне кажется, 1968 год является каким‑то переходным моментом для чехов. Хотя, конечно, не только это. В принципе, весь коммунистический период для чехов связан с темой русских. И далеко не всегда, мягко говоря, это положительные эмоции. В принципе, тут все происходило как у нас. Я не могу сказать, что чехи на этом зациклены. Была бы какая‑то особая неприязнь, разве русские учились бы в вузах? У них свои проблемы. А почему нам все время подавай какой‑то нейтралитет или даже любовь — мне непонятно. Можно сколько угодно рассуждать, что история тут ни при чем и что современные люди не причастны к тому, что было. Для меня это не совсем так.

Но, вообще, очень здорово, когда ты живешь и там, и здесь. В России не так уж много людей сейчас интересуются Чехией, а в Чехии — Россией. Идеально было бы содействовать взаимодействию культур, их общению.