«Так шикарно не ел со смерти жены»: как работает кафе, где бесплатно кормят пенсионеров

По данным Федеральной службы государственной статистики, средний размер пенсии пожилых людей в 2018 году составил 14 151 рубль. При таком раскладе бабушки и дедушки могут тратить не больше 471 рубля в день, из которых надо оплатить коммунальные услуги, закупиться лекарствами, одеждой и едой. Если брать в расчет средний прожиточный минимум для пенсионеров, то это 8 269 рублей в месяц или 275 рублей в день. В 2012 году четверть российских пенсионеров считались совершенно одинокими. Более свежей статистики по этой теме с тех пор не публиковалось, но показатели вряд ли могли измениться кардинально. То есть, вероятно, 25% пожилых россиян существуют без какой-либо материальной поддержки от родных. И не факт, что не одиноким старикам кто-либо помогает. Но такой статистики нет.

В Петербурге уже год работает кафе «Добродомик», где пять раз в неделю всех пенсионеров кормят обедом бесплатно: в меню входит суп, мясо с гарниром, салат, компот и десерт. За своей порцией некоторые посетители приезжают каждый день из отдаленных районов — сейчас в кафе приходит порядка 600 человек ежедневно. Благодаря пожертвованиям «Добродомик» открывает второе кафе в январе 2019 года, а также планирует вырасти в сеть и построить по заведению в каждом районе Петербурга.

Основательница проекта Александра Синяк говорит, что «Добродомик» существует не только для того, чтобы накормить голодающих. Часто в кафе проходят концерты, вечера поэзии, выступления пенсионеров, а к праздникам волонтеры собирают для всех посетителей поздравительные пакеты. Здесь обеды называют «благодарными», а миссия проекта не «помочь нуждающимся», а сказать «спасибо» старшему поколению и подарить пожилым людям ощущение заботы и эмоциональной поддержки, которых многим из них так не хватает.

Когда-то я была начальником — и моя семья не нуждалась ни в чем. Теперь я слепая: могу разве что картошку в мундире отварить. Сегодня я пришла сюда с другом. Мы познакомились здесь, и теперь он помогает мне добираться до кафе, чтобы поесть человеческой еды. Раньше я ехала сюда из другого района с одной только палкой. Мой муж умер 15 лет назад. Есть три правнучки, две внучки и дочь. Сына похоронила. Какая у меня пенсия, я не знаю: ее дочь забирает. Навестить приходят по субботам, а в остальное время я в тишине — одна-одинокая.

Моя пенсия — 12 000 рублей. Дети не помогают, потому что им самим помогать надо: у меня их шесть, и от каждого уже есть внуки. Еще у меня жива мать, ей 94 года. К ней тоже надо ходить. А еще есть муж: он хоть и младше меня на два года, но уже плохо двигается, за ним надо ухаживать. Иногда я пытаюсь сказать детям, что я устала от внуков и просто хочу покоя, но это ничего не меняет — у них свои бытовые трудности, ребят они все равно оставляют. Ну а что делать?

Спасает только вот этот «Добродомик»: я хожу сюда каждый день с самого открытия, с подругами познакомилась уже здесь. Иногда они рассказывают, как ходили в театр или Эрмитаж, — и у меня сразу настроение поднимается. Я понимаю, что жизнь еще не заканчивается, она продолжается. И, конечно, эти обеды помогают сэкономить. О других я забочусь, а о себе — приходится справляться одной.

Когда-то я работал на станке на заводе: делал цветные телевизоры с семи утра до семи вечера, а иногда оставался работать на ночь. Мой стаж до распада СССР был максимальный, но потом власть поменялась, стаж пересчитали, и он сократился до минимального. Теперь моя пенсия составляет 7000 рублей. Жена умерла пять лет назад, детей нет. Два раза в неделю ко мне приходит социальный работник, приносит продукты на мои деньги и оплачивает счета.

Но теперь, конечно, я стараюсь ходить сюда каждый день, если здоровье позволяет. Я так шикарно, как тут, не ел с момента смерти жены. Мне самому так вкусно не приготовить — я совсем один.

Две недели назад мне рассказали об этом месте. Я кандидат наук, но моя пенсия — 11 000 рублей. У меня нет ни детей, ни мужа. Это мой сознательный выбор. Думаю, нельзя заводить семью только из прагматичного желания жить лучше в старости.

Действительно, на нашу пенсию прожить нельзя. Это унижает человека. Если бы не было «Добродомика», я бы все равно как-то выжила: я верующая, поэтому не привыкла жаловаться на жизнь. Просто вместо мяса и рыбы мне приходилось бы готовить дешевые овощи и каши. Мясо в моей жизни появилось, только когда я стала ходить сюда: правда, сейчас пост, и мясо мне нельзя. Я благодарна Богу за то, что он послал мне людей, которые создали это место, и я считаю, что не имею права отказываться от еды и привередничать, тем более что живу одна.

Иногда я езжу на Смоленское кладбище: у меня там похоронены мама и бабушка. Езжу к ним — и как-то легче на душе становится. У меня диабет, и мне надо вовремя кушать: если не поем, будет кома. Однажды [по дороге с кладбища] задержался транспорт, а вся еда осталась дома. Думала, сейчас умру. И вдруг по пути увидела объявление, что пенсионерам бесплатно еду дают (на здании, где находится «Добродомик», есть вывеска с таким объявлением, а само кафе находится недалеко от кладбища. — Прим. ред.). Сначала не поверила, что такое возможно.

Моя мама была блокадницей, а после войны стала дистрофичкой последней степени. Но она очень хотела ребенка и родила меня — и с самого детства у меня одни хронические заболевания. Недавно пришла в больницу, врач проигнорировала мои жалобы и сказала, что у меня «возраст дожития»: чего я хочу? Пришлось идти в платную поликлинику и на треть пенсии делать анализы, чтобы в бесплатной мне поверили.

Моя пенсия — 6000 рублей, потому что часть зарплаты была серой. Полагала, что раз о моих бабушке и маме государство заботилось, то и я как-то нормально жить буду.

Год назад наше с мужем заведение называлось «Чешский домик», и это был обычный кафе-бар. Однажды к нам пришел пообедать ветеран войны, и мы не взяли с него денег. Дедушка приходил в кафе часто, но как-то раз, по незнанию, новенькая официантка взяла оплату, и дедушка исчез. Нас с мужем стало сверлить изнутри. Тогда мы придумали повесить табличку с объявлением, что у нас обеды для пенсионеров бесплатные: чтобы и дедушка вернулся, и другие — пара-тройка местных бабушек, у которых пенсии на еду не хватает, — пришли.

А мы тем временем влезали в долги. О платных обедах в заведении уже не было речи, и наши друзья стали брать кредиты, только чтобы помочь нам накормить толпу. Отказать пенсионерам стало невозможным, но было критически тяжело.

В самый трудный момент наши поставщики откуда-то узнали, что тут происходит, и привезли бесплатно грузовик продуктов. Это помогло отдышаться. А потом нам на счет начали приходить пожертвования, собрались волонтеры — и стало как-то полегче. С тех пор я полностью ушла в благотворительность.

Меня очень поддержала моя бабушка — она ребенок войны, блокадница. Когда папа оставил семью, мне было три года, и мной занималась именно она. В нашей семье старость всегда была в почете, ставилась на первое место: если, например, отмечаем Новый год, то сначала порцию еды кладем прабабушке, потом детям, а потом всем остальным. Если дарим подарки, то тоже начинаем с самых старших. Правда, моя мама «Добродомик» не одобрила: сказала, что я ненормальная.

У меня две маленькие дочки: одной семь лет, другой — пять, и у младшей — ДЦП. Все наши с мужем бары строились только для того, чтобы заработать на лечение малышки. Я уделяла ей очень много времени, и сейчас горда тем, что она в следующем году пойдет в первый класс. Причем в обычную, а не в коррекционную школу. Теперь мне иногда кажется, что я не очень хорошая мама: весь последний год я занимаюсь только поиском спонсоров и проектом по расширению «Добродомика». Мои девочки стали почти круглосуточно сидеть с мамой и бабушкой, потому что я сама прихожу домой в девять вечера, и даже в это время продолжаю с кем-то созваниваться. Но все-таки я надеюсь, что, когда дочки подрастут, они поймут меня и мой выбор.

Иногда люди пишут мне письма о том, что я будто бы украла их идею. А я вообще о благотворительности никогда не думала: наоборот, я удивлена, что подобными вещами до меня никто не занимался.

Конечно, мои пенсионеры никогда просто так не жалуются на жизнь, но иногда случайно пролетает какая-то фраза, и я понимаю, что у человека проблемы. Например, недавно мы с волонтерами поняли, что одна из наших бабушек слепая и не может пользоваться телефоном — кнопки мелкие. В этот же день мы купили ей телефон поудобнее. Потом оказалось, что другая бабушка осталась без дома и спит на вокзале — тогда я сделала об этом пост в соцсетях, и мы нашли для нее комнату.

Мне кажется, самое страшное — оказаться в старости одиноким. Почти у всех из нас есть бабушки, которые занимаются внуками, готовят для нас праздничные ужины, звонят нам, чтобы поздравить с очередными успехами. Но в стране существует множество других пенсионеров, которые просыпаются каждое утро с мыслью о том, что им некуда идти, что их никто не ждет и что у них совсем нет денег. Их будни — это сварить картошку с морковкой и в тишине подумать о смерти. А что вы будете делать, если в старости окажетесь в такой ситуации? Я с этой мыслью уже жить не могу, поэтому теперь хочу сделать все, чтобы хотя бы в Петербурге таких пенсионеров не осталось вообще.