Как Rodnya из места с лекциями и кинопоказами превратилась в твердыню рейва

«После окончания института совместно с моей сестрой и ее мужем мы решили, что нам нужно иметь какое‑то пространство, где можно будет заниматься творчеством. Площадку нашли на Artplay. Это было то помещение, где сейчас находится нижний танцпол „Родни“: 50 квадратных метров — и больше ничего. Мы сразу решили посмотреть, что происходит на чердаке: обнаружили в аварийном состоянии кровлю, реконструировали ее — и появилось то пространство клуба, каким оно было следующие года 2–3.

Но сперва эта площадка была архитектурной мастерской, в которой стали проводиться дружеские посиделки. Мы натягивали белую тряпку на кирпичный фронтон здания и теплыми летними вечерами собирались с друзьями смотреть кино. Эта тусовка начала разрастаться, к нам приходило все больше друзей и друзей друзей, и мы поняли, что хотим делать вечеринки. Тем более наша творческая деятельность не в полной мере покрывала расходы на помещение. В то время я хорошо общался с командой, которая осталась после закрытия клуба Mix, — они предложили сделать что‑то более-менее осознанное, с диджеями, оборудованием и приличным звуком. До сих пор помню это мероприятие — помню душевную атмосферу, хоть не назову с ходу, кто и что тогда играл».

«Я пришла в „Родню“, когда она еще не была ночным клубом, а начинала свою работу как творческое объединение и архитектурная студия. На моей памяти самые первые вечеринки, на которые никто не приходил, и первая успешная тусовка RAD, с которой и началась вся клубная история места. Играли на ней Miracle Libido, Ol, Vtgnike — мы тогда еще делали прямые трансляции на сайте w-o-s.ru, для того чтобы люди из других городов могли погрузиться в атмосферу. Самой дикой вечеринкой, на мой взгляд, был привоз артиста UZI, тогда всей нашей команде пришлось держать колонки и диджейку от крушения — народ так скакал и орал под адский трэп, что чуть не развалил „Родню“. Ну а самыми танцевальными и веселыми вечеринками, на мой взгляд, были тусовки Даши Шульги (директор летней программы „Стрелки“ и Пикника „Афиши“. — Прим. ред.) под названием „BOO YA“ — вот, например, дико смешной тизер к одной из них».

«Я работаю тут 5 полных лет, с мая 2012 года. Сначала следил, чтобы все работало, лампочки горели, но чем глубже погружался в процесс функционирования „Родни“, тем больше ко мне прибывало обязанностей. В какой‑то момент понял, что занимаюсь всем: оплатой счетов, ремонтом, подготовкой площадки и работой во время вечеринок. Раньше „Родня“ ассоциировалась еще и с творческими историями, у нас каждый день был расписан: академический рисунок, кинопоказы, лекции с архитекторами и потом только вечеринки».

«Первые вечеринки я сделал в „Родне“ году в 2010-м, когда она не была клубом, — это были камерные события для друзей. Делали серию Hell Kitty с диджеем Андреем Шенди и ребятами из Easy Changes. Даже как‑то устраивали день рождения Леши Бикипера, опять же с Денисом Казначеевым и с Силом из Easy Changes. Затем я проводил благотворительную выставку совместно с Greenpeace на тему Фукусимы.

После я занимался другими проектами и не участвовал в жизни места до лета 2013-го. Тогда мы с Сергеем встретились в „Арме“ — и он предложил посмотреть на крышу „Родни“. Через пару дней, когда я поднялся на нее, меня охватило чувство, что обычно случается, когда попадаешь точно в цель, — чувство, близкое к эйфории. Я сразу представил танцпол, людей, диджейку, движение. Нашему промоутерскому объединению T&K тогда исполнялся год, и мы решили приурочить годовщину к нашей первой вечеринке в Rodnya. В итоге наши вкусы и планы с „Родней“ совпали надолго. Мы танцевали, висели, общались и оставались там так долго, насколько это было возможно. Приходили в пятницу, а расходились только в понедельник, а то и позже. В какой‑то момент во всей Москве остался только один функционирующий клуб, и это была Rodnya. Мы были монополистами в ночной жизни, и это были наши 15 минут славы. Диджей Гути как‑то сказал мне: „Чувак, я 4–5 дней в неделю провожу в клубах и задерживаться в них не люблю. Но отсюда я уйти не могу!“»

«Моя нынешняя связь с кино началась с неочевидного комментария в фейсбуке к посту Василины Мороз. Я только ушла с работы, была осень, было грустно, у меня было много свободного времени, а в „Родне“ как раз проходили гостевые киноклубы — они просили разных знакомых представить их любимый фильм. Я напросилась, выбрала для показа фильм „Забыть и вспомнить“ Ноя Баумбаха и во вступительном слове говорила о кризисе первой четверти жизни. Было очень много друзей, речь приняли тепло, мы явно что‑то нащупали — и Василина предложила мне вести киноклуб.

Я сделала три бравых сезона, на которых было негде яблоку упасть, — все про американское кино 60–70-х. Придумывать лекции и переводить субтитры было интереснее всего: я собирала истории про драйв-ины, снафф, беби-бумеров, террористическую угрозу, квир-кино, вторую волну феминизма, неонуары и режиссеров Нового Голливуда, ставших миллионерами. Это было по-настоящему упоительно и стало главным делом моей жизни, а потом я преодолела стеснение и все-таки начала писать о кино — обо всем, что я люблю с 12 лет, но боялась рассказывать своими словами, когда на свете есть Роджер Эберт, Зара Абдуллаева и Михаил Ямпольский.

У меня была прекрасная публика: из всех странных случаев помню только, что однажды какой‑то пьяный тип с первого ряда рассказывал мне, что первый фильм Лукаса — не тот, который я показывала, а „Звездные войны“, но я всегда очень спокойно относилась к подобным мелочам. После киноклуба в „Родне“ у меня появилось несколько замечательных знакомых и добрых друзей, а еще понимание того, что говорить о кино прямой речью — с цитатами, смешными видео, хитами и отрывками из фильмов — единственный способ не выглядеть снобской лекторшей. Может быть, это ностальгическое, но тогда казалось, что движения, радости и стремления узнавать новое в Москве было сильно больше. Крылья нам еще не подпилили, и мы радостно болтались по городу в надежде открыть чудо. Очень тепло на душе, что к этому моменту я как‑то была причастна».

«Первый Meets был летним. Мы планировали достроить террасу к вечеринке, но когда открыли двери клуба для посетителей, все было очень сыро сделано, но эмоционально и круто. Мы впервые обкатывали формат на двое суток, играли классные ребята с лейбла Mobilee, которые были на максимальном хайпе. Ивент запомнился сумасшедшей атмосферой, и люди, которые сейчас приходят, его всегда вспоминают. У нас сцена была там, где сейчас главный танцпол, но потом оказалось, что звук долетает чуть ли не до Таганки, и ставить ее так мы больше не стали».

«Арт-директором „Родни“ я проработал с 2015 по 2016 год, а до того занимался воскресными вечеринками в Gipsy и, когда они закончились, пустился в свободное плавание. Вся сложность была в том, что вечеринки нужно было делать на еженедельной основе и каждый раз по-новому. Мне удалось привезти много модных, но недорогих артистов. Грубо говоря, Франческо дель Гарда я пригласил тогда, когда о нем никто не знал; сейчас он суперзвезда. Горжусь, что мы сделали на Новый год живое выступление французского трио Mandar. Нам удалось привезти Николаса Лутца. Мы поддерживали румынскую историю, но не увлекались ею. Каждый день рождения я праздновал с Masomenos. Я участвовал в 13 фестивалях Meets в „Родне“. Когда появилась „Нарния“ — дальний танцпол, на котором у нас образовался бэкстейдж, — я открыл его первый: отыграл, потом засел внутри и вышел ровно, когда все закончилось. Прошло двое суток».

«Впервые я оказался в „Родне“, когда в ней не было ничего, — на дне рождения диджея Андрея Пирумова. Потом заезжал периодически — было то круто, то непонятно. А в 2016-м засел здесь на год. Мы тусовались пятницу, субботу, воскресенье, заезжали домой переодеться и возвращались обратно. Для меня техно-тусовка более-менее открылась здесь, и ее становление пошло вместе с „Родней“. Сперва было очень много хипстеров , потом начал подтягиваться серьезный народ — ребята, которые 5–6 лет тусуются и разбираются в музыке.

Здесь есть костяк, человек 30–40, который остается внутри, даже когда закрывается клуб. Диджеи постоянно пропускают рейсы, напиваются водки и продолжают веселиться. Но в этом ничего эксцентричного нет. „Родня“ — это один из тех клубов, в котором постоянно меняется публика. Если взять „Крышу мира“, то из‑за того, что туда мало кого пускают, внутри можно встретить одни и те же лица. В „Газгольдере“ вообще непонятно что. А „Родня“ — это такой перевалочный пункт, когда ты начинаешь разбираться в музыке и после которого идешь дальше, на зарубежные музыкальные фестивали. А вообще я к музыке сомнительное отношение имею, но когда что‑то слышу — танцую».

«Я работаю в клубе 6-й год. Коллектив у нас хороший — раньше маленький был, сейчас расширился. Диджеев имена не вспомню, конечно, но иностранцы хорошо играют, особенно женщины. На Новый год у нас всегда хорошие вечеринки. Многие посетители хотят со мной сфотографироваться, когда я мою полы, обнимают, уважают. Телефоны постоянно нахожу на танцполе и отдаю охранникам или барменам, потом посетители подходят, благодарят. Мужчины никогда не обижают, а вот женщины пренебрежительно реагируют иногда, просят их не трогать. Как будто мы какую‑то зазорную работу делаем. А это же наша обязанность — мы создаем в клубе уют. Из диджеев вот Андрея Пушкарева могу вспомнить, он нравится».