«Афиша» поговорила с вокалистом Михаилом «Эм» Калининым и басистом Сергеем «Сергеичем» Шиляевым о русской тематике, либералах и многочисленных претензиях музыкантов к «Афише».
— Ваш последний альбом состоит из двух частей. Когда выйдет вторая?
Сергей Сергеич: Она уже готова. Все зависит от издательских моментов.
— После «Русских песен» вышли «Сделай море» и «Ты, который нашел». Вместо народной русской тематики — личные переживания и романтика. Почему?
Сергей: До «Русских песен» выходили альбомы, в которых не было никакой русской тематики. Такая ассоциация нас всегда удивляет.
Эм Калинин: Она возникает у поверхностного слушателя, который знаком [с нашим творчеством] по одному альбому.
Сергей: Выстрелил альбом «Русские песни», и многие узнали об «Аффинаже». Но немногие, видимо, нашли предыдущие альбомы. Поэтому такой стереотип сложился.
— Вы продолжаете бороться с этим стереотипом?
Эм: Есть другие вещи, с которыми нам надо бороться.
Сергей: На новом альбоме будет одна песня, которая отсылает прямо к тому периоду. Мы не то чтобы пытаемся как-то образ своей русскости развеять. Боже упаси. Мы постулируем это всегда. Мы — русская группа, которая играет русскую музыку. Средства, которыми это достигается, могут быть разными. Посыл все равно примерно одинаковый.
— Какой?
Сергей: «Серьезное о серьезном». То, чего сейчас критически не хватает на российской сцене, тем более молодежной. Такое не стесняются сейчас говорить только музыканты старшего поколения. А если мы возьмем молодых исполнителей, в том числе и тех, которые появляются на модных порталах, — «Афише» там, «Медузе»… Я не говорю совсем о деградантстве, которое транслируется в массы. Но коллективы, которые делают осмысленный продукт, они такие: «Мы, мол, типа немножко шутим, у нас фига в кармане». Люди стесняются говорить о серьезных вещах.
«Аффинаж», начиная с самого первого альбома, культивировал вот это «серьезное о серьезном» в себе и в слушателях. Это созидательный посыл. Мне до сих пор нравится определение, которое нам однажды дали: «Музыка для подвигов, как внешних, так и внутренних». Это то, чего не хватает в медиаполе, которое заполнено макабрическим шлаком.
— Какое у вас негативное отношение к тому, что происходит вокруг…
Эм: Негативное, да. И негативное к тому, что конкретно порталы типа «Афиши» транслируют. Как у журналиста в прошлом, у меня много вопросов к вам возникает.
— Вопросов?
Эм: Да. Я вот посмотрел, вы в «ВКонтакте» себя репрезентуете как «самое умное издание из развлекательных». Но я листаю стену, и есть вопросы к тому, что читатель получает на выходе. Умное — это что-то, несущее образовательную функцию, что ли. Не говорю, что вы должны морализировать и ссылаться на Чехова. Вы можете показать на что-то действительно ценное, а можете — на свеженаложенную кучу. Придумать ей определение типа «это новая Янка Дягилева» и всем его транслировать.
— Это вы про Гречку?
Эм: Не важно, про кого. У вас все «новые Высоцкие», «новые Башлачевы» (возможно, прием «<имя артиста-новичка> это новый <имя большой звезды>» у кого-то и ассоциируется с «Афишей», но на деле в последние 3-4 года он не применялся ни разу, по крайней мере в материалах о музыке — Прим. ред.). Это далеко от истины. Все они имеют очень опосредованное отношение и к музыке, и к культуре. У всех этих артистов довольно-таки конкретный посыл: «Я — молодой, но я уже алкоголик, и это здорово». «Мой словарный запас — 50 слов». «Я — деградант». «Я не уважаю мать — ни чужую, ни свою. Я не уважаю сестру. Я не уважаю дочь. И могу ее нагибать». «Я испражняюсь вам на голову. Вы — биомусор, и это здорово». И главное: «Я не люблю свою родину. Я стыжусь ее. Я роняю Запад в шмотках с Запада».
— Это вы про Фейса?
Эм: Да какая разница. На выходе у нас общество, где круто не уважать мать, круто не любить Россию. У нас страна, где мы стыдимся родного языка. Мы пишем не песни, а «бэнгеры». Мы еще вчера костерили Киркорова за пение под фанеру, а сейчас вы легко переобулись и это называется «петь под плюс». Но Киркоров ее хотя бы записал, а эти рэперы делают все это гнусавыми голосами, отдавленными ушами.
Не хочется впадать в паранойю. Но начинаешь верить в теории заговора, когда видишь череду артистов, которых вы и «Медуза» активно транслируете. И возникает два варианта: либо вы действительно с фигой в кармане — мол, все они отстой, но давайте поиграем в постиронию. Либо они вам действительно кажутся «новыми Высоцкими» и «Янками Дягилевыми», но тогда все еще хуже.
— Ок. Допустим. Кто тогда артисты, о которых мы должны писать? Кого мы игнорируем? Вас?
Эм: Да, много раз. Шесть лет это было. Артисты, про которых я говорил, шесть лет и не проработали. Мы — коллектив, который был изначально открыт к общению, но игнорировался всеми.
— Готовясь к разговору, я прочитал кучу ваших интервью.
Эм: Потому что нам есть что сказать кроме «Я хочу сижку» (отсылка к треку Элджея. — Прим. ред.).
Сергей: Эти интервью взяты в основном небольшими изданиями. Это абсолютно другой уровень охвата.
— Я повторю свой вопрос. Кто эти артисты, которых мы игнорируем?
Эм: Да мы, например.
— Кроме вас.
Эм: Ну вот смотрите, «25/17», например. Они собирают огромные залы. Более, чем те, о ком вы пишете.
— «Афиша» о них писала неоднократно.
Сергей: «25/17», Бранимир, «Соль земли», Артем Саграда. Но это не наша задача — рассказать, кто эти люди. Задача культурного СМИ — в том, чтобы выбрать из массы творящих людей что-то, что достойно быть показано на широкую аудиторию. СМИ создают известные бренды, известные коллективы. Если Бранимира никто не освещает, то он пыкается-мыкается в своем андеграунде, собирает примерно сто человек в своем городе. Это потому что у него нет должного освещения, хотя это монументальное явление для российской музыки. Это не Олег Легкий, который спел про виды рыб.
— Это было шесть лет назад.
Сергей: Вот именно.
Эм: Он пропал, а Бранимир не пропадает.
Сергей: Я понимаю, что «Афиша» — не «Литературная газета», не New Yorker с его культурной миссией. Вы ближе к еженедельной газете. Текущий момент разный, и можно найти определенное количество групп, которые делают действительно достойный продукт.
Эм: Форс есть у тех, кому нечего сказать. Они скажут, что они бухают и нагибают чужих сестер, — и все. А у нас на два года вперед есть что сказать. Обидно.
— За что?
Сергей: За публику, которая набивает полный «А2» на выступлении Элджея с его строчкой про биомусор (в песне Элджея «Suzuki» есть рефрен «Эй, биомусор, как тебе туса?». — Прим. ред.). У него 20 тысяч репостов. Мне за этих 20 тысяч репостнувших больно.
— Окей, кто еще виноват в этом, кроме музыкальных изданий?
Эм: Подождите. Вот есть «Афиша Видео». Ролики набирают столько же просмотров, сколько топовые блогеры. Это конкуренция телевизору.
— Вы там фигурировали — ваш трек там был.
Сергей: У нас с этим есть тоже история. После того как «Буерак» не угадали наш трек, а The Hatters сделали нам вызов, я написал девушке, которая редактор этой передачи: «Привет, мы будем в Москве, давайте сделаем запись». Она мне ответила, мол, кто вы, мы с вами, наверное, ничего не будем делать. Это странно. (редактор «Афиши Видео» Анна Шипилова в самом деле получала от участника «Аффинажа» Сергеича сообщение о готовности сняться в «Узнать за 10 секунд», но ответила иначе: «Мы в ближайшее время точно не сможем вас снять, а дальше посмотрим по обстоятельствам». Высокомерного «Кто вы?» в переписке не было и быть не могло. — Прим. ред. )
— Помимо СМИ кто еще виноват?
Эм: Виноват форс. Мы, видимо, немножко не понимаем друг друга. Вы говорите, что СМИ и паблики имеют не 100%-ную долю участия в этом. Это все результат длительного процесса ослабления внутренней цензуры. Вы можете «Аффинажу» сказать: «Кто вы такие?», а Фейсу — нет.
— Что такое внутренняя цензура? Что нельзя делать артисту?
Эм: Артисту можно делать все что угодно.
— Но, следуя этой логике, тогда появляются те артисты, которых вы тут ругали.
Сергей: Смотрите. Вот гангста-рэп. Какие-нибудь «Капа и Картель». Это был нишевый продукт, его слушали маргиналы. Мои друзья из Вологды, которые 15 лет назад ездили на раздолбанных тазах и ходили в спортивных штанах с битами. Сейчас они все взрослые и думают про это: «Какая дичь!» Я работаю в школе, и у меня по коридорам бегают пятиклассники с воплями «Эщкере». Они подпевают строчки, которые в силу возраста не могут осознать, потому что попали в гигантское всепоглощающее медиаполе. Им никуда не деться.
Эм: По поводу цензуры хочу сказать. Есть свингер-пати. Люди имеют право пойти туда и обмениваться партнерами. Но когда ты выходишь на улицу и в рупор такой по Первому каналу говоришь: «Быть свингером — это круто!», то это нарушение внутренней цензуры. И оно транслируется. Мне кажется, серьезные издания должны нести внутреннюю ответственность, а не внешнюю. Как это бывает с концертами, когда опомнившиеся родители бегут и пишут заявления [с просьбой их отменить].
— Вы считаете, это правильно — отменять такие концерты?
Сергей: Это хватание за соломинку, на самом деле. Отменив концерт, вы вызовете еще больше интереса к этому продукту.
— Вашу позицию я понял. Тогда не могу не спросить: а ваша миссия тут какая?
Эм: Наша миссия очень прозрачна. И в «Аффинаже», и даже в «Быдлоцыкле» мы — полная противоположность того, что сейчас происходит. Мы без фиги в кармане. Мы говорим, что чувствуем.
Сергей: Человек слышит то, что он сам переживает. Детство, любовь, покинутость, религия. У нас вроде нет песен про Бога, но какое-то общее ощущение есть. Эти корневые вещи и архетипы есть. Символика вполне прозрачна. Именно поэтому это и приобретает популярность. Хотя человека бомбардируют всякой ерундой, он остается человеком.
— Я когда слушал вас, сложилось впечатление такое: артист пытается поместить в контекст себя. Вы же вне этого контекста, будто в книжке, которую в детстве читаешь. У вас та Россия, которую можно представить, нафантазировать, но которой не существует за моим окном.
Эм: Ну как не существует! Просто наши композиции — они не прецедентны. Они не написаны, чтобы спеть про «винишко-тян». Вот Сережа говорил про друзей, которые слушали гангста-рэп и которым если напомнить, они поморщатся. Та же участь ждет артистов, о которых мы говорили.
— А вас не ждет?
Эм: Дело в том, что мы стараемся создавать материал, чтобы человек мог и в 15 лет, и в 30 послушать и открыть новые грани. Почему Библия — гениальное произведение? Потому что оно написано на нескольких уровнях понимания. Новый возраст — новое измерение этой же самой истины. Он открывает для себя мир, как карту в RPG-игре, постепенно.
Я могу сказать, что у меня нет песен, за которые мне стыдно. Вопрос во внутренней самоцензуре. Если есть момент какого-то заусенца внутри, мол, я не должен это явить миру, то это и не появляется. Видимо, поэтому, как вы говорите, эти песни про идеальную Россию. Но эта Россия есть, на самом деле. Просто артисты, о которых мы говорили, не любят ее.
— Я не только о них. Те же «25/17» прямо высказываются о происходящем.
Эм: Мы тоже касаемся, но без отсылок. Не прецедентно.
Сергей: Мы выпускали первую часть «Русских песен». Некоторые из треков были написаны за пять лет до выхода альбома, некоторые за месяц до него. И если посмотреть на это большое полотно из 16 песен от начала до конца как на какое-то общественно-политическое заявление, там можно увидеть развитие событий, которые происходили в то же самое время между Россией и Украиной. Я когда это понял, то сам офигел. Миша как поэт некоторые вещи из ноосферы выхватывает. И адаптирует под личностные переживания — хотя от этого менее глобальными они не становятся. Но мы не ставили задачу написать общественно-политический альбом.
А какую ставили? Была цель — записать «по-настоящему русский альбом»?
Сергей: На самом деле название было последним, что мы придумали. Уже была готова обложка. Было ощущение, что материал этнически обусловленный. Мы перебирали словосочетания.
Эм: Была такая филологическая мастурбация. Будто мы на втором курсе филфака.
Сергей: Ага, как будто мы проходим «Слово о полку Игореве» и такие: «О, «Плач Ярославны!» И когда пришло словосочетание «Русские песни», то оно сразу отразило то, что мы хотели сказать. Мы посомневались пять минут и поставили его.
Эм: Вот вы привели в пример «25/17». Они все-таки работают в жанре хип-хопа. А у нас это песни. В «Аффинаже» мне как автору текста очень важна фонетика. Красота текста для меня так же важна, как красота мелодии. И по поводу прецедентности. У нас есть проект «Быдлоцыкл». Вот это как раз конкретное отражение реальности. Портретное, персонажное и персонализированное. Оно имеет вполне конкретные отсылки к событиям, людям, прослойкам людей. Мы не стали отказываться от названия, хотя уже вышли за рамки «цикла о быдле». Наши костюмы там — чтобы мы не ассоциировались с основным проектом. Это не манифест, а маркер.
— Ирония.
Эм: Нет, сатира. Вот сегодня с вами два музыканта с высшим образованием — Сергей Сергеич и Эм Калинин. Но если нас зовут выступить как «Мистер быдлоцыкл», то мы приходим с другим маркером. При этом у нас и в «БЦ» нет фиги в кармане. Все так же прямолинейно.
— Сейчас будет несколько банальных вопросов. Поскольку, как вы утверждаете, «Афиша» игнорировала вас шесть лет, некоторые читатели не знают о вас ничего. Чем вы занимались до «Аффинажа»?
Сергей: Мы собрались в конце 2011 года.
Эм: Какое-то время я был журналистом. Потом стал заниматься только музыкой. Занимался сам и с преподавателями. Баянист и тромбонист — профессиональные музыканты. А мы с Сережей — самоучки. Мы знакомы уже 11 лет.
Сергей: С 2007 года.
— Тоже на почве занятий музыкой познакомились?
Сергей: Можно сказать и так. Мы жили в маленьком городе, где все, кому недостаточно по пятницам просто пить пиво, друг с другом знакомы.
Эм: Сперва мы просто дружили.
— И потом переехали в Петербург и собрали «Аффинаж».
Эм: Нет, мы переехали в Петербург просто жить. Когда Сережа переехал в Питер, я был первым, по-моему, человеком, кто его встретил. И мы в первый день решили, что надо попробовать играть вместе. Потом мы через общую знакомую нашли Сашу-баяниста, который, как оказалось, тоже жил в Вологде одновременно с нами. А он дружил с тромбонистом. Так сложился наш квартет.
— Когда в первый раз вы смогли на 100% заполнить зал? Любой, даже самый маленький.
Сергей: Когда мы записали первый EP на годовщину начала совместных репетиций в апреле 2013 года, то презентовали его в пространстве «Миракл». И уже оно было битком. Не было свободных мест.
Эм: В плане зрителей мы везучие ребята. Наше первое выступление в клубе «Байконур» в сентябре 2012 года закончилось бисом.
Сергей: Притом что это было фестивальное выступление.
— Сейчас вы уже готовы заполнить до упора «Космонавт», ездите в туры, но при этом работаете. Почему?
Эм: У Сережи работа такая, по сердцу, не от вынужденности. Я занимаюсь только музыкой. Баянист и тромбонист — тоже. Я какое-то время работал, когда уже была группа, на обычной работе. А Сережа — счастливый человек.
— Вы были на альбоме «25/17» «Ева едет в Вавилон». Как вы познакомились?
Сергей: Перед нашим первым туром по Сибири, так как я выполнял в некотором плане все административные функции — и сейчас немного на подхвате, — я просматривал группу в «ВКонтакте». А там люди с галочкой всегда высвечиваются самыми первыми. Мы собирались на концерт в Омск, и мне было интересно посмотреть, кто из Омска в группе, кто из известных омичей. И первым оказался Андрей Позднухов (участник «25/17». — Прим. ред.). А его, как потом оказалось, познакомил с нашими песнями Бранимир. Я просто написал Андрею. Тепло заобщались, через месяц или два они приехали с концертами в Петербург, Андрей с Бранимиром пришли в гости к Мише, мы попили чаю, покатались по Петербургу, и вот пошло общение.
— Есть ли рэперы, с которыми бы вы могли еще записаться?
Эм: Мы дружим с Хаски.
— Он отвечает вашим представлениям об авторской морали?
Сергей: Хаски — это уникальная история. Это еще на полтора часа.
Эм: Он как универсальный штекер.
Сергей: Он неуловимым образом оказывается близок всем. Для нас так же актуальна эта история. Был момент, когда буквально в течение одной недели мы сперва прозвучали в передаче Артемия Троицкого и тут же познакомились с Захаром Прилепиным. Сложно представить более полярных людей на карте российской культуры.
— По поводу идеологии. Из-за тематики альбомов вас часто пытались идейно запихнуть куда-то…
Сергей: Это вообще свойство жизни. Если что-то куда-то не запихнуто, то неуютно.
Эм: Я не буду говорить за всю группу, хотя думаю, что Сережа со мной согласится. Мы бы не хотели себя относить к либеральной оппозиции, которая транслирует всяческую грязь и говорит: «Мы в этой грязи не виноваты, а кто виноват — сейчас будем рассказывать».
— А к противоположному лагерю? Вот позовут вас на концерт в поддержку лояльного власти человека.
Сергей: Почему «Алиса» выступала в поддержку Ельцина в 1990-е? Кинчев сам в интервью говорил: «За гонорар».
Эм: Или возьмем Юрия Хоя. Когда они [«Сектор газа»] выступали в поддержку ЛДПР, его спрашивали, мол, как так вышло. А он говорил: «Ну сегодня платит ЛДПР, выступаем за ЛДПР. Завтра платит КПРФ — выступаем за КПРФ». Артистов начинают хватать за хвост со словами «А, корпоративные ублюдки». При этом БГ честно говорит: «Да, мы выступаем на корпоративах, потому что нам надо записывать альбом».
— То есть вы не считаете это зазорным?
Сергей: Смотрите, тут все дело в конкретике. Если по-человечески приглашающая сторона не вызывает отторжения, тогда об этом можно говорить. Если же такое ощущение есть, то нет.
— «Быдлоцыкл». Что это было и есть и зачем вам понадобилось?
Эм: Проекты [«Быдлоцыкл» и «Аффинаж»] появились одновременно и развивались параллельно, независимо друг от друга. «Быдлоцыкл» появился на YouTube как мой канал. Он потому и назывался «Быдлоцыкл», потому что это был цикл стихов. Такая сатира на пацанские штуки.
Сергей: Это было как раз в топе.
Эм: Он стал попадать на двачи, форчан. И люди это как-то полюбили. «Аффинаж» появился именно как музыкальный проект. «БЦ» потом апгрейдился, там появились песни близкого к стихотворениям содержания, у него расширилась тематика. Какая необходимость в этом была? Разделение у нас такое: «Аффинаж» — это транслирование нашего внутреннего состояния, «БЦ» — театральный, портретный проект, где ты в роли другого человека, говоришь от его имени, а не своего.
Сергей: Я вообще в пресс-релизах «БЦ» называю актерской песней и привожу в пример Миронова, да простится мне это сравнение, Высоцкого и Сергея Бабкина, которого Миша очень любит. Под полочку «актерская песня» «БЦ» подходит отлично. Другое дело, обычно под актерской песней в России подразумевают что-то типа «немножко ретро, немножко акустики».
Эм: И другой маркер, который есть между этими проектами, — это цензура. В «Быдлоцыкле» непечатное слово есть, в «Аффинаже» его, скорее всего, не будет.
— Вы очень много говорили и об отсутствии фиги в кармане, и о миссии. Нет ли опасения, что в итоге такая позиция приведет к излишнему морализаторству?
Сергей: Штука в том, что все эти наши мысли мы уже давно до зарождения коллектива обсуждали. Я по образованию культуролог, и меня эти вопросы волновали со старших классов, с института. Сейчас есть возможность доносить их до широкой массы и пробуждать в людях, которые это прочтут, желание дискуссии. Все это — чтобы у человека пробудилась мысль.
Эм: Нам через творчество важно не морали читать, а мотивировать думать. В морализаторстве смысла нет. Оно вызовет только отторжение.
Сергей: Я представляю, откуда корни этого вопроса. Именно потому что у нас нет той … [фигни], которая творится вокруг, появляется ощущение, что мы какие-то моралфаги.
— Ну вот вы говорите, что вот «Афиша» пропагандирует ерунду, а есть настоящая музыка…
Эм: Споры об искусстве — скользкая фигня, но даже в искусстве есть какие-то объективные критерии хорошего и плохого. Дело не в морали.
Сергей: Я надеюсь, что нам еще будет что сказать творчеством. Дядя Вася, который всех учит, обычно всю свою жизнь потерял и сидит, на мозг капает. Надеюсь, нам будет достаточно, чтобы не превращаться в говорящие головы.
Эм: Нам есть что сказать. У нас уже есть материал на два года вперед. Нам уже некогда особо морали читать.
