«Худшая музыка всех времен»: как альтернативный рок перестал ею быть

Ню-метал и родственные с ним жанры, за несколькими исключениями, долгое время были презираемы критикой. Ню-метал и рэпкор считались музыкой глуповатой и твердолобой. Он был «худшим жанром всех времен», о котором весело вспоминать в ретроподборках нелепых фото мужчин со страшными лицами и дурацкими прическами.

Отношение к тяжелой альтернативе внезапно изменилось в последнее время. Ее не то что бы заново открыли, скорее — переосмыслили ее наследие. Издание Noisey без иронии рассказывает о ревайвле ню-метала. Vice — о его роли в воспитании целого поколения. VH1 вспоминает недооцененные альбомы ню-метала. The Guardian замечает, что ню-метал-артистов пишут большими буквами на фестивальных афишах и в довольно уважительном ключе пересказывают 20-летнюю историю стиля.

В общем, Korn оказываются интереснее Migos. А смерть Честера Беннингтона из Linkin Park заставила критиков пересмотреть свои взгляды на музыку группы. Выяснилось, что это их треки вдохновляли и будущих звезд рэпа, и поп-исполнителей, и даже самих критиков, которые предпочитали впоследствии существование Linkin Park игнорировать.

Еще более глубокой коррекцией образа рэпкора занялся и Pitchfork, который в свое время был альтернативой этой альтернативе.

В сентябре издание опубликовало апологию альбома «White Pony» металлистов из Сакраменто Deftones без особого повода вроде юбилея или переиздания. Автор текста Йен Коэн исследовал социальный бэкграунд альт-рока: мол, пока жители Нью-Йорка из хороших семей (читай белые мужчины) играли ретророк, андердоги из расово смешанных бедных городков США и Великобритании, не имея какой-либо альтернативы, кроме как гнать на скейте в никуда, пытались как-то выразить свой teenage angst и объединить, скажем, любовь к The Cure, Cocteau Twins и находки оголтелого постхардкора. Это получалось странно, нервно, порой глупо и запредельно громко, но хотя бы искренне.

Pitchfork же написал еще один панегирик рэп-року, примерно в том же ключе противопоставляя его критической высоколобости и элитарной культуре крупных городов. В десятые годы приемы групп типа Korn взяли на вооружение люди из хип-хопа: сперва Лил Уэйн — не вполне удачно, — а потом недавно погибший Лил Пип, Пост Малоун, начинавший с метал-группы, и все остальные люди, предпочитавшие клавишам мрачные гитары, а читке — болезненный и усталый голос. Их история схожа с той, что была у многих альтернативных рок-групп: детство и юность в обморочной субурбии и маленьких городках, одиночество, уход в себя и попытка излить внутреннюю агрессию.

Приемы ню-метала, рэпкора, тяжелой — но не брутальной — альтернативы теперь укоренились в хип-хопе. Обычно на новый хип-хоп навешивают ярлык «эмо», но он равным образом связан и с расхлябанной и истеричной альтернативой в духе тех же Deftones.

В России было примерно так же. Российская тяжелая альтернатива, медленно вызревавшая в девяностые не без участия удивительных медиаявлений вроде телепередачи «Учитесь плавать», к началу нулевых оказалась в весьма странном положении. Участники и фанаты групп от «Психеи» до Scang воспринимались как субкультурщики-маргиналы, играющие примитивную и нелицеприятную музыку. В профильных медиа их не было, на MTV их клипов тоже не было (хотя серьезнейший толчок этой сцене придало появление канала A-One). При этом социальный бэкграунд многих из них схож с тем, что был у американских коллег. Безысходность небольших городов вроде Витебска и Кургана, неустроенность в надвигающейся стабильности, внутренняя злоба.

Ренессанс тяжелой альтернативы в России тоже происходит — возможно, искусственно — благодаря хип-хопу. Истеричная динамика Pharaoh чисто психеевского свойства: надлом, боль, крик, грязь. Booking Machine занималась продвижением группы Wildways, а с другими альтернативщиками, «Пионерлагерем пыльная радуга», Оксимирон выступал во время своего тура в 2016 году. Stigmata записывается с Гарри Топором, а Anacondaz переделывают старый трек «Animal Джаz» «Двое». «Мои ракеты вверх» выпустили новый диск, а позабытые, но очень хорошие, московские альтернативщики Sakura вновь собрались для последних концертов — и пришлось устраивать дополнительный, чтобы смогли сходить все желающие.

В общем, оказалось, что русскоязычный альтернативный рок вновь кому-то нужен и интересен за пределами умозрительной субкультуры. Проблема в том, что из средства самовыражения он превратился в прикладной инструмент. Все те же лица, что и 5–10–15 лет назад, помогают новичкам выплеснуть свой teenage angst, но без этого в принципе можно было бы обойтись.

Кто: Бывшая группа Bricks Are Heavy во главе с Васей Васиным, поначалу исполнявшая ироничный рэпкор, а затем переключившаяся на не менее ироничный хип-хоп. Редкий случай прорыва альтернативы в мейнстрим — клипы на «Плюю я» и «Школьничков» крутил MTV. Впрочем, весь хайп довольно быстро закончился.

Что: Русский «Licensed To Ill». В меру дурашливая запись, где под гитарные риффы Вася В декламировал строчки об отсутствии денег, работе, свободе, водке, рейвах, стрелках и ментах. Оценивать «Кирпичи тяжелы» из сегодняшнего дня сложно, но во второй половине 90-х эта запись казалась действительно прогрессивной. «Кирпичи» не только одними из первых заинтересовались американским рэпкором и хип-хопом, но и очень уместно перенесли их на российскую почву.

Теперь: С «Кирпичами» случилась следующая коллизия. На стыке девяностых и нулевых, когда подростки в широких штанах уже распробовали и полюбили Limp Bizkit и Linkin Park, петербургская группа вдруг взяла в руки микрофоны и записала настоящий хип-хоп-альбом «Капиталиzm 00» в духе раннего Нью-Йорка 90-х — с семплами, скретчами и электронными битами. Чем дальше, тем заметнее становилось, что их альбомы, увы, пролетают мимо трендов и все меньше резонируют. Сегодняшние «Кирпичи» продолжают записывать новую музыку, играют в не очень больших клубах и делают все, что положено нормальной DIY-группе с историей.

Кто: Самая неоднозначная и недооцененная группа российской альтернативы. С одной стороны — пубертатная лирика, сваливающийся в кашу звук и вокалист Фео, вечно ругающий музыкальный мейнстрим и политический режим. С другой стороны — первобытный драйв и умение писать бэнгеры.

Что: Максимализм на максималках. Ненависть и безумие, надрыв и хриповатая печаль, дубовый гоп-рейв и абразивный метал — все смешалось в альбоме, который слушать сейчас немного неловко. Голос Фео тонет в примочках и гитарном гвалте. Барабаны смешиваются с громоподобной электроникой. Под стать и тексты: грязь, смрад, болезни, смерть, секс, дно. Там, где вокал выныривает из инструментальной сумятицы, появляются одна хлесткая строчка за другой. Плюс бойкий ритм и дурашливая «Он не придет» напоследок.

Теперь: «Психея» до сих пор выступает и записывается, пусть и с куда меньшим задором. Еще они, кажется, единственная альтернативная группа в России, угодившая в список запрещенных материалов Минюста с песней про полицейского. Фео все так же записывается с Лехой Никоновым и костерит истеблишмент в интервью. И если раньше это выглядело нелепо, то теперь даже трогательно.

Кто: Ведомая Сашей Растичем московская группа, играющая страдательный постгранж с крикливым и болезненно надломленным вокалом. Многие знают «7 расу» как первый коллектив Константина Чалых из «Моих ракет вверх».

Что: Под первым кругом имеется в виду, ясное дело, первый круг ада. Гранж тут уживается с постхардкором. От первого тут — четкость риффов и грязноватый звук. От второго — построение композиций «печально—тихо—крикливо—громко», вокал Растича, который, будто Джереми Иник из SDRE, готов в любой момент сорваться с катушек, но каждый раз останавливает себя. Тексты песен соответствующие: юношеские печали, тоска по детству, рефлексия на тему бессмысленности жизни. Редкий случай — это не воспринимается ни как поза, ни как нытье. Скорее спокойное сожаление о том, что мы все время бегаем по этому самому первому кругу и никуда деться уже не можем.

Теперь: «7 раса» до сих пор записывается и выступает. Звук стал ладнее и скучнее. Растич периодами сваливается в речитатив, какой впору Александру Васильеву. Впрочем, своей мощи и стати группа не растеряла.

Кто: Начинавшая с англоязычной альтернативы — как и многие в девяностые — московская группа Team Ocean в 1999 году назвалась «Небо здесь» и стала играть крепко сбитый постгранж с хриповатым вокалом Игоря Тимошина и редкими кришнаитскими мотивами (группа называла свой стиль «кришна-кор»; если бы не называла, никто бы не понял).

Что: Грязноватый, но мелодичный гитарный рок с вывернутыми вправо ручками. Ориентация на щемящие мелодии, а не на пубертатный максимализм. Тимошин то тоскливо тянет ноты, то рычит в вечность. Есть только два минуса: зашкаливающий пафос текстов — см., скажем, «Небо здесь» или «Мертвый сезон» — и совсем никудышный кавер на «Черного ворона».

Что теперь: «Мертвый сезон» был пиком группы. «Небо здесь» до сих пор записываются и иногда выступают. Их музыка стала грубее и мрачнее, ей все чаще не хватает хлесткости-цепкости. Ну и пафос не исчез никуда.

Кто: Альтернатива для девушек, авторы «Стереолюбви», «Трех полосок» и другой печальной романтики для больших площадок. Бросивший перспективную научную карьеру ради музыки в 26 лет Александр «Михалыч» Красовицкий стал главным лириком российского альт-рока.

Что: Последний альбом, записанный первым составом группы. Без агрессии первых двух дисков и мейнстримового лоска последующих. Много клавиш. И много хлестких песен, сразу застревающих в голове: от скороговорки заглавного трека до седативной «Необратимости». Плюс совместный трек с Шнуровым, грошовый регги «Неоновый ковбой»: у «Animal Джаz» всегда было хорошо с иронией и самоиронией.

Теперь: На следующем альбоме «Шаг, вдох» появился трек «Три полоски», отчаянный гимн молодости без грязи и ненависти. За следующие десять лет группа спела с Влади и Максим, записала еще несколько альбомов, где звучал примерно тот же лиричный альт-рок, с еще большим количеством студийного лоска. То, что этой музыкой заслушивались самые разные люди, доказал вышедший в прошлом году трибьют «Шаг. Вдох» с участием Iowa, Anacondaz, Яны Блиндер и Сергея Бобунца.

Кто: Как и «Мои ракеты вверх», Sakura ставили мелодии выше драйва, в чем и выигрывали. Выпустили всего два альбома, но зато какие.

Что: Танцевальная лирика российской альтернативы. За вычетом странных — будто нарочито непонятных — текстов это был умелый, въедливый гитарный рок почти без ора и криков, зато с цитатами из «Пробуждения жизни», посторонними звуками из обычной жизни и повисшими в воздухе аккордами. Такие русские Incubus минус фанк, плюс космическая задумчивость какая-то. «S.M.S» — самый доступный во всех смыслах трек Sakura: пробирающий до слез текст про любовь и рефрен на разрыв аорты — и никакого пубертатного лиризма.

Теперь: Почти ничего. Последний студийный трек группа выпустила в 2011 году — получился страстный и ритмичный альт-рок без жести. В прошлом году они внезапно собрались снова выступить, но 23 декабря у них был «последний концерт». Очень жаль.

Кто: Самый интересный — как минимум в смысле звука — сюжет российской альтернативы. «Мои ракеты вверх» собрал участник «7 расы» Константин Чалых, и сперва это был грохочущий и быстроходный почти что постхардкор. А на последнем альбоме перед перерывом гитар стало куда меньше, зато прибавилось задумчивых клавиш и почти что построка.

Что: Самый доступный альбом «МРВ». Бойкий гитарный альт-рок на английском, который притом не выглядел как дурная англофилия. «NWMPC» — про интересные детали и отдельные треки. Есть «Passing on a Bicycle», это линкин-парковской стати сочинение про умение выживать во что бы то ни стало, которое вот-вот должно свалиться в истерику, но держит печальное напряжение до конца. Есть внезапный выход духовых в «Nightmaremars». Есть тягучий, ползучий и страшноватый построк «Joytoy».

Теперь: Толком не распавшись, группа давала долгое время эпизодические концерты, а в 2017 году разродилась новым альбомом. Там звучит все та же смурная англоязычная музыка — и все так же мастерски выполненная.