Архив «Афиши»: 100 песен нулевых

Текст публикуется с незначительной корректурой, связанной с требованиями законодательства, и небольшими пояснениями. Плейлисты могут не содержать часть песен, в связи с тем, что не все из них доступны на стриминговых сервисах.

Ленивый летний поп про то, как наступает будущее, от группы мультипликационных виртуалов, которая ознаменовала собой наступление этого будущего.

Френч-хаус в полном расцвете сил. Спорый апдейт олимпийского лозунга в исполнении роботов-******** — и, как выяснилось, точка отсчета для танцевальной музыки второй половины десятилетия.

Песня, реанимировавшая карьеру Кайли, мостик от группы Kraftwerk к футуристической попсе 2000-х.

Деликатная рукотворная индитроника о всеобщей паранойе, озвученная приглушенным женским голосом. Возможно, самый показательный образец новой поп-музыки по версии лейбла Morr Music.

Безалаберный гимн американского ретророка: панк, понятый как стиль в одежде, отношения, понятые как сущая безделица, четыре грязных аккорда — и кожаная перчатка на любимой попе на обложке альбома.

Главный успех русской музыки в мировом масштабе. Истерический подростковый драм-н-бейс, который сохраняет свои скоростные характеристики безотносительно сексуальных скандалов.

Небесный акварельный Париж, каким его показал Жан-Пьер Жене, озвученный ручным аккордеоном и капельками глокеншпиля. Несмотря на всю сопутствующую пошлость, невероятно трогательная вещь.

Самый многословный манифест последней большой пластинки нового русского рока. «Любой, умеющий читать между строк, обречен иметь в доме ружье» — спеть так еще Александр Васильев впоследствии так и не смог.

Оправдание всему ню-металу — армяне, превратившие подростковый жанр в искусство жестокой эквилибристики. Когда Серж Танкян возглашает под обрушивающийся аккорд слово disorder, и правда тянет взяться за булыжник.

Единственная в своем роде песня о посмертном существовании души; святоотеческие куплеты, в которых ирония Короленко оборачивается пророчеством о самом главном.

Отчаянная десятиминутная исповедь, в которой юный (тогда еще) инди-бард Конор Оберст поднимается до боб-дилановских высот. Эмоциональный пик нового фолк-движения 2000-х.

Незамеченный шедевр самого просвещенного русского альбома начала нулевых («Заноза») — монотонный семиминутный сказ о неизменности миропорядка под драм-машину и гудящие клавиши.

Реанимированный постпанк в эпических масштабах: грандиозная депрессивная баллада про любовь к ныряльщице. Особое внимание тому, как бас поддерживает саспенс.

Краткая и печальная формула того, что такое жить и умереть в России. («Умереть — ничего, если выпить немного. А по ящику врут о войне».) Как уже писали в журнале «Афиша» — в приличных странах за такое дают по несколько «Грэмми».

Самый яркий пример кавер-версии, полностью перекрывающей оригинал. Умирающий ветеран корневой американской музыки словно бы вложил в эти четыре минуты все изломы собственной тяжкой судьбы. Полноценный триумф боли.

Именно после этой тончайшей пронзительной оды любви земной и небесной стало понятно, что Земфира — на все времена. И правда — разгадала.

Сказочная фолктроника из страны гейзеров: электронный бит рассыпается, как галька на опустошенном берегу, смычок водит прямо по сердцу, две исландские нимфы поют о чем‑то неведомом и прекрасном.

Самый расхожий и по совместительству пророческий хит шнуровской группировки: в принципе, все десятилетие неплохо описывается одним лозунгом «Даешь интернет, ***** [блин]!».

Последняя песня последнего альбома Blur — похмельная панихида по 90-м под трагическое фортепиано: мальчики, соорудившие брит-поп, повзрослели, поумнели и очень красиво опечалились.

Главная героиня подростковых сладких снов, Бритни Спирс под жужжание кислотных синтезаторов окончательно превращается из девочки в женщину. Причем какую!

Шедевр развлекательного хип-хопа в соль мажоре с грувом почище, чем у Джеймса Брауна. По сути, именно OutKast первыми превратили рэп в общечеловеческую поп-музыку — да так лихо, что до сих пор почти никто их не переплюнул.

Торжество одинокого домашнего лоуфая — большой небритый мужчина под неисправный детский синтезатор поет о том, что песня остается с человеком, в отличие от девушки.

Апофеоз русского гламурного попа — гениальный продюсер Максим Фадеев, взяв на поруки певицу Катю Лель, выдал идеальный образец песни ни о чем, от которой ни спрятаться, ни скрыться.

Философ-публицист от белого хип-хопа Сейдж Фрэнсис читает о том, что любовь — это болезнь, под трубу, перкуссию и посвист вертушек. Умному рэпу начала нулевых не хватало человеческой эмоции; здесь она такой силы, что сердце сжимается.

Красивейший номер с ритуальными барабанами и почти пелевинским месседжем. Главная рок-группа мира вернулась из забега на территорию экспериментальной электроники к песням под гитару — и стало ясно, что лучше их не пишет никто.

Инцестуальный шведский синти-поп, пропетый змеиным каким‑то женским голосом: The Knife сумели заставить самую что ни на есть простецкую поп-музыку грациозно ходить по лезвию.

Рифф десятилетия, инспирированный Пятой симфонией Брукнера. Семь басовых нот, маршевый бит и стон Джека Уайта впоследствии пригодились футболу.

Хип-хоп-революция лейбла Anticon провалилась — но кое‑что от нее осталось. Лучше всего эти гундосые речовки звучат, когда в них добавляют еще несколько измерений, как здесь.

Yeah Yeah Yeahs заявили о себе в первую очередь животным криком Карен О, но лучшей их песней стала именно эта: отчаянно интимное признание в любви вокалисту группы Liars под терзания электрических струн.

Еще один перл творения продюсера Фадеева — в результате скрещения дворовой мелодики, гламурной поэтики и подросткового сознания на свет явилась девочка-мультфильм со смешливой песней, подтверждающей тезис «Поэзия должна быть глуповата».

Последний выдох первозданной русской поп-музыки 90-х. Группа распалась, Ева Польна растолстела, но строки «Я как Федор Михалыч со своим «Идиотом» навсегда записаны в головах соотечественников.

Animal Collective станут самой влиятельной группой эпохи, но более удивительной песни так и не запишут. Перекличка городских чудиков, отправившихся в лес по грибы и обнаруживших там дивный новый мир.

Высшая точка музыки глитч: громовые раскаты одушевленного шума — плюс величественный голос Дэвида Сильвиана, отпевающего Европу.

Шотландская стать, приталенные пиджаки и самый упрямый гитарный проигрыш нулевых: рок-н-ролл в эти десять лет никогда не звучал бодрее, чем на первой пластинке Franz Ferdinand.

Истерический инди-рок под заголовком «Похороните меня за плинтусом»; оскаленная гитарная лирика, пропетая человеком с нехваткой зубов. Вероятно, что Джонни Марр решил присоединиться к Modest Mouse, услышав именно эту песню.

Патриотическая песня десятилетия. Самый эстетский певец Британии сочинил песню про то, что любит родину, но ненавидит государство, а его группа сыграла ее так, чтобы услышали все.

Семейственный канадский оркестр совместил трагику построка с пламенностью постпанка — и получил главный дебют нулевых. Эта вещь — с прямым басом, детскими «та-ра-ра» и хлопками в ладоши — воплощенный катарсис, радуга над кладбищем.

Ответ тем, кто считает, что в начале нулевых Кейв был скучным и покорным, — сага о Боге и детях. В лучшем эпизоде последнего «Гарри Поттера» герои танцуют под нее в палатке, как бы реализуя максиму «Когда тебе станет окончательно гнусно, поставь эту кассету».

Дикий хит молдавского бойз-бенда с рефреном «нума-нума-е», придающий новый смысл сухоруковскому возгласу из «Брата-2»: «Да он же румын!» См. также кавер Профессора Лебединского с правдивым рефреном «Я танцую пьяный на столе».

В бессловесную апокалиптику построка A Silver Mt. Zion принесли слово — и слово было то самое: музыка обрела совсем уж библейскую величественность. Траурная поэма о том, что все люди братья.

The Go! Team слепили чирлидерские кричалки, уличные оркестры, фанк и психодел — и получили музыку, в которой есть только радость. «Junior Kickstart» с ее медными трубами и гармошкой — лучшая мелодия для будильника в нулевых.

Самая большая американская группа нулевых еще не знает об уготованной ей судьбе — и играет бессовестный рок для девочек. Когда в рамках ностальгии по эпохе начнутся дискотеки, эта песня будет играть на каждой.

Мелодические таланты К.Меладзе в нулевых расцвели пуще прежнего, да еще к ним добавилась метафизика: «Притяженья больше нет» — редкий пример поп-песни о смерти.

Искусно придуманная интеллигентными людьми исповедь бандюгана, не чуждая высокой поэзии: «Пара макаровых смотрела в мою сторону, как глаза матери, когда ее отпевали». О тех, кто не выжил в 90-е.

Самая бесстыжая, глупая, бессмысленная и попросту лучшая русская поп-песня нулевых. А может, и не только русская.

Обладатель самого небесного в мире голоса впервые осознает свою силу, обнажает душу и задыхается от нежности.

Канада в нулевых была плодовита на многочисленные инди-оркестры. Broken Social Scene сочинили лучшую песню в размере семь четвертых. Торжественный хоровой рок про «там, где нас нет».

Хип-хоп-деятель из Канады поет о неизбывном бремени взрослого белого человека. Джонни Кэша в этой похмельной музыке куда больше, чем Фифти Цента.

Губошлеп десятилетия — сумасшедшая нарисованная лягуха, подквакивающая ремикшированной мелодии из фильма про полицейского из Беверли-Хиллз, в 2005-м стала глобальным вирусом. Дикий символ эпохи рингтонов.

Песня, частично написанная Летовым на основе предсмертного бреда соседа по больничнойКак это?Что говорил сам Летов в интервью «Афише»: «Это одна из самых мрачных моих песен, если не считать «Реанимации» — пожалуй, самого страшного нашего опуса, рожденного в ситуации, когда я лежал под капельницей в одноименном учреждении, а вокруг меня время от времени тривиально умирали люди — самоубийцы, передозники и прочие. А я спешно записывал в блокнот обрывки их предсмертных бредовых речей — самую чудовищную, неистовую, невероятную поэзию, с которой мне довелось сталкиваться в этой жизни. Одних выносили, других заносили — а я записывал» палате; самое простое и безысходное, что сказано о жизни поздней «Обороной».

Арфы, фанфары, литавры, струнные: Канье Уэст превращает хип-хоп в симфоническую музыку. Амбициозная манифестация продюсерского гения К.У.; семиминутная ярмарка тщеславия, более чем оправданная.

Первый в истории случай, когда группа ABBA разрешила кому‑либо себя семплировать — естественно, Мадонне. Та приняла к сведению моду на диско — и сочинила очередной шлягер всепланетного масштаба.

Самая тихая вещь на лучшем альбоме Земфиры, где зарифмованы авиационный транспорт, разлука и глобальные страхи третьего тысячелетия. Музыка здесь — как застывший воздух, что негромко о чем‑то поет под крылом самолета.

Чистая, как утренний снег, ода к радости исландских построкеров. Смысл трека исчерпывающе описывается фразой Хармса: «Я думал о том, как прекрасно все первое».

На этом месте могла бы быть песня Кипелова — но Шнуров сумел употребить хард-роковый рефрен в самых злободневных целях. Песня «про Ходорковского» и одновременно застольная хоровая всея Руси — тоже в своем роде симптом эпохи.

Эту вещь мало кто запомнил — меж тем это одна из самых страшных песен Лагутенко, формулирующая систему отношений между российской властью и страной, а попутно — переводящая экономические термины на язык любви.

Лидер «Аукцыона» в нулевых ушел в совсем дремучие дали — но и оттуда доносились великие песни. Как эта: с потусторонним хором, морозным эхом и трагическим фатализмом.

Спрятавшаяся в случайном сборнике диджея Панина жемчужина; итог и завершение всей воздушной советской поп-музыки — от ранней Пьехи до группы «Колибри».

Песня-талисман небывалой московской группы, домотканый психоделический трип вприсядку.

Явление самого зычного и пропитого голоса соула нулевых; песня-предсказание: Эми Уайнхаус и правда пошла не в реабилитационную клинику, а во все тяжкие — к плохо скрываемой радости мировой прессы. Слава богу, что живаЭми Уайнхаус погибла 23 июля 2011 года.

Синематический мрак от двух белых продюсеров плюс профетический голос воспитанника «Ву-Танг-клана». Ортодоксальный уже почти в религиозном смысле хип-хоп.

По правде говоря, все свои лучшие песни Дэвид Браун написал в 90-х — но родным для нас человеком стал именно в нулевых. Как следствие — перепел своим успокоительным усатым голосом «Звезду по имени Солнце».

Поминальная оратория с аккордеоном и машинным хором; мифологическая похоронка для величайших мистиков всех времен. В конце 2010-го эта вещь явочным порядком посвящается памяти не только Джона Бэланса, но и Питера Кристоферсона.

Как ни крути, виднейший плод творения продюсера Дэнжер Мауса и голосистого увальня Си Ло — любовный неосоул под вихляющий бедрами бас.

Манифест нового инфантилизма: самая талантливая поп-группа десятилетия выглядит как дуэт сисадминов, поет про детства чистые глазенки и сочиняет мелодии, которым и Pet Shop Boys бы позавидовали.

Самая тихая и лучшая вещь Дэвида Тибета в нулевых. Гитарный перебор, молитвенный наговор и ощущение, что все чувства этого мира срываются с губ кудрявого лондонского кликуши.

Из обширного наследия гениального битмейкера, изменившего хип-хоп и предвосхитившего вонки, трудно выбрать что‑то одно, но пусть будет этот трек, вышедший на альбоме, который поступил в продажу за три дня до смерти Диллы.

Травянистый психофолк перерождается в большие формы: девятиминутная сказка под арфу и оркестр, аранжированная Ван Дайком Парксом и озвученная диковинным голосом вечной девочки.

Открывающий номер самого страшного альбома нулевых: великий певец сумрака Скотт Уокер вернулся с музыкой несусветной и не знающей себе равных. Первые нервные аккорды запоминаются навсегда.

TV on the Radio лучше других свели белый стиль с черным грувом — и выписали блистательную индульгенцию диско-панку. Песня про волка, прущая, как танк.

Хриплая антиалкогольная отповедь, по уместности сравнимая с публикацией «Москвы — Петушков» в журнале «Трезвость и культура».

Шедевр дабстепа от продюсера-анонима. Потом станет понятно, что это не вполне дабстеп, но мурашки по коже от захлебывающихся голосов и угрюмой ритмической урбанистики бежать не перестают.

Новый инфантилизм по-русски: дети восстают против взрослых и бьются за потерянную невинность. Упругая драм-машина и волны гитарного лоуфая: Дельфин никогда не звучал более сухо и более мощно.

Дождливый ноктюрн дивного девичьего квартета из Брайтона. Неуютная жидкая лунность, переведенная на язык инди-рока.

Диско-панк как арт-проект: краутрок, мутантское диско и прочие носители искаженного грува упакованы в семиминутный портрет ночной жизни нью-йоркских модников.

Диалог с Богом в исполнении трех мормонов, служащих патриархами жанра слоукор. Добродетельная песня об убийстве, сыгранная с парадоксальным тихим надрывом.

Этой песней шри-ланкийская террористка победила чарты — и завоевала поп-музыку вообще. Едкий речитатив, бугристая синтетика, семпл из The Clash, ссылка на КГБ и три пистолетных выстрела в качестве рефрена.

Безоглядный гей-гимн, пропетый кудрявым ливанским мальчиком. Новая «I Will Survive».

Произведенная Radiohead индустриальная революция несколько заслонила сами песни — а зря. Самое важное в этой вещи — кристальной чистоты дуэт гитары и барабанов; хрустальный звук, из которого иные потом вытаскивали целые альбомы.

Поп-шлягер десятилетия. С помощью зонта, как выяснилось, можно исправить не только все, что кроме, но и вообще все.

The National, по сути, придумали шансон (в лучшем смысле слова) про клерков, горькие песни мужчин в костюмах, допивающих последний стакан. Печальная строчка «Мы живем в полусне в фальшивой империи» в России резонирует особенно.

Из сотрудничества «Аукцыона» с Рибо и Медески получилось много грандиозного шума — но эта песня, где только контрабас, пиликающие клавиши, гитара и несколько трепетных задыхающихся слов, ценнее всех.

«У меня есть сега-мега, и моя судьба — тусить»: ошеломительное и бронебойное кредо жизни местных хипстеров; все то, за что их можно ненавидеть, но лучше — принять и полюбить.

Песня радости и счастья. Вегетарианец и примерный семьянин Крис Мартин символизирует собой примерно все, что случилось в нулевых с рок-музыкой, — но он лучше всех сумел выразить в музыке состояние, когда тебе просто хорошо.

Исполненный небесным голосом Энтони (см. выше) диско-номер, застрявший на полпути между молельней и будуаром.

Главное и, возможно, единственное доказательство глобальной состоятельности хипстеров — зудящий мировой хит, сочиненный бруклинскими прощелыгами Голдвассером и ВанВингарденом.

Угрожающий парафраз песни Тимати, вошедший благодаря петербургскому хулигану в поговорку. Ценность треш-шапито «Кач» в целом, прямо скажем, сомнительна — но здесь ему удалось зажать дух времени в кулак.

Написанная на музыку группы Brazzaville и спетая Евгенией Борзых без всякой иронии (ну почти) бесконечно трогательная песня о любви к Родине.

Прочитанный скороговоркой душераздирающий монолог о том, что внутри всегда что‑то саднит, куда ни прячься. Кирилл Иванов и «Елочные игрушки» собрали в оркестр почти всю новую русскую музыку — и доказали, что она кое‑что может.

Роскошное минимал-техно для девочек: прямая бочка, клавишное сердцебиение и точно изложенное на аппаратном языке ощущение светлой меланхолии.

Именно после этой песни (и клипа) стало ясно, что Майкл Джексон умер, но дело его живет — в теле необузданной девицы, окончательно ликвидировавшей грань между подлинником и фейком, между поп-музыкой и контемпорари-артом.

До ужаса обаятельная матерная отповедь от трагикомической британской девочки со сложной судьбой. В теории адресована Джорджу Бушу-младшему; на практике подходит для всех случаев жизни.

Дискотека нулевых — бесстыжая восьмидесятническая попса авторства девочки из провинциального города Блэкпул, коей (равно девочке и попсе) абсолютно невозможно противостоять.

«Дальше действовать будем мы» конца нулевых: оголтелый, упрямый панк от самой противоречивой и веской новой русской группы. За счет строчек про Николь группа The Teenagers нечаянно вошла в историю русского рока.

The xx сложили вместе передовое R’n’B и минималистичный постпанк — и получили песни о сексе, в которых пустоты важнее звуков, а красота сколь скромна, столь и неотразима. «Islands» даже перепела Шакира — и даже хорошо.

Созревшая ностальгия по 90-м: еще никогда русский поп-хит не строили на чужой песне — и никогда это не звучало уместнее. Непрошеная хонтология из уст самой сексуальной певицы страны.

Танцы под водой: диско, как будто сыгранное из какой‑то обратной перспективы. Деликатная, звонкая и крайне привязчивая вещь. При чем тут Одесса — неясно, но все равно приятно.

Записанная за один день рэп-публицистика про аварию с участием вице-президента «Лукойла». Именно после этой песни музыка снова вдруг стала больше, чем просто музыка; именно с этого все началось.

Богемская рапсодия XXI века. Банальная вещь про измену, превращенная в самолюбивый диалог с публикой и с миром. Бит почище, чем у Massive Attack, тост во славу ­мудаков и симфония автотюна в финале.

В силу определенных требований законодательства мы не можем выложить это видео прямо тут, а вот ссылку дать можем.

Год записи неизвестен, песня никогда не издавалась, да и не факт, что группа называется именно так. Тем не менее эти шальные полторы минуты исчерпывающе описывают все, что здесь и сейчас происходит. «Как меня ****** [ушибло] прицепом, ту-ру-ру-ру».