Итоги-2020

Худшее в музыке за 2020 год: The Weeknd, хип-хоп, индустрия и многое другое

Фото: Christoph Soeder/dpa/ТАСС
Выбрали семь вещей, которые нам хотелось бы забыть раз и навсегда. Думаете, что с коронавирусом будут связаны все позиции? Глубоко ошибаетесь.

Ковидная кома индустрии концертов

Владимир Завьялов: Главная боль 2020-го. Нет концертов — стоят площадки, отменяются туры, работы нет ни у кого, все считают убытки. По состоянию на октябрь концертная отрасль в России потеряла из‑за COVID-19 не менее 30 миллиардов рублей.

2021-й тоже обещает быть нелегким: работники сферы прогнозируют, что на восстановление концертного рынка понадобится несколько лет. Тем временем ряд концертов уже переносится с 2021-го на 2022 год. Выводов делать не будем: верим в светлое будущее и ждем его!

Смарт-поп на русском: во славу звука, в ущерб песне

Владимир Завьялов: То, что появляется много изобретательной поп-музыки на русском, — это хорошо. Плохо, если эта музыка — невыразительная и незапоминающаяся. Нам казалось, что времена, когда западный звук был самоцелью для местных музыкантов и моментально создавал почву для критических заметок, остались давно в прошлом. Потому что, во-первых, работать со звуком научились более-менее все, а во-вторых, это не всегда и нужно — ⅔ лайнапа фестиваля «Боль» подтвердят.

Но нет: если десять лет назад карго-культом для молодых музыкантов был синти-поп из восьмидесятых, то у артистов нынешнего поколения (Dequine, Эрика Лундмоен, группа «Сестры» и другие) отчетливо виден вектор на заторможенный R’n’B с лихо навороченным звуком. Легкой рукой критиков такую музыку метко прозвали смарт-попом — этот термин пошел и в музыкантские пресс-релизы, и в народ.

В чем проблема смарт-попа? Пожалуй, в том, что артисты излишне увлекаются архитектурой звука и превращают свое творчество в выставку достижений современной электроники, забывая, собственно, про песни

Слушая музыкантов, в пресс-релизах которых фигурирует слово «смарт-поп», хочется процитировать слова Алексея Вишни из его интервью «Афише Daily»: «А где мелодия? Где запомнить?» Несмотря на то что эти претензии были направлены в сторону групп с фестиваля «Боль», к гикам от поп-музыки из 2020-го они применимы куда больше.

И в отличие от групп с «Боли» герои смарт-попа совершенно оторваны от любого контекста. Их музыка растет на ничейной земле и кажется чужеродным растением абсолютно везде. Совпадение или нет, по той же причине «западники» начала 2010-х проиграли новой русской волне. Но у первых хотя бы были песни, за которые хочется зацепиться. Тут же течет ручей, бежит ручей, и звук не твой, и звук ничей.

Хип-хоп на русском: в ущерб всему

Николай Овчинников: Когда в конце прошлого года мы заявляли о кризисе русскоязычного рэпа, мы не думали, что все будет настолько плохо. Это уже не кризис, а рецессия, депрессия, терминальная стадия, омертвение конечностей и всех остальных частей тела.

Давайте смотреть по главным персоналиям, выпустившим что‑то похожее на альбомы в этом году. Фараон застрял в 2017 году и неловко пытается в поп-музыку. Гуф застрял в 2007 году и неловко извиняется за прошлое. GONE.Fludd пытается воспроизвести единожды избранную формулу, но при этом постоянно промахивается. Хаски содержимым чужих кишечников и членов интересуется больше, чем, собственно, жизнью вокруг.

Лучше всех выкрутились ЛСП и Леван Горозия, потому что ушли максимально далеко от стиля, их породившего. Новые же имена почти сразу валят в смежные жанры (см. «Тима ищет свет», Zavet, Алмо и прочих новых грустных и не совсем) и там преуспевают — альтернативный рок или старый поп для артиста, выросшего в хип-хоп-дискурсе, оказывается куда более важным элементом, чем собственно хип-хоп.

А вообще, охота лучшими рэп-релизами 2020 года назвать переиздания «Птицу емъ» и «Бонч Бру Бонч».

Бедрум-поп на любом языке

Николай Овчинников: Мы ошиблись с прогнозами, думая, что бедрум-поп спасет нас. Чуда не произошло. Миловидная музыка с гитарами и грошовыми синтезаторами, нарочито доморощенная, до кисельного безобидная, очень быстро выродилась в шоу двойников. На одну Clairo приходится с несколько десятков ее копий разной степени убедительности. Побеждают те, кто понял, что акустическая юность быстро заканчивается и стоит поинтересоваться чем‑то еще: например, Гас Даппертон, успешно примеряющий на себя образ крунера из восьмидесятых, или Beabadoobee, успешно примеряющая на себя образ альтернативной певицы из девяностых.

Фиона Эппл и беды музыкальной журналистики

Николай Овчинников: Тут я не соглашусь с коллегой Степановым, нахваливавшим альбом в том числе у нас (плюрализм — хорошо). «Fetch the Bolt Cutters» — самый переоцененный альбом года. Редкие 10 баллов в Pitchfork и поразительное единодушие музыкальной прессы, которая хвалила пластинку за ее истошный физиологизм, ничего, в общем-то, не доказывают и не объясняют. Видимо, единственное объяснение такое: «Fetch the Bolt Cutters» — идеальный консенсусный альбом со всеми необходимыми для контекста составляющими: жестковатый, грубоватый, манифестарный, с женщиной в качестве главной героини и творца всего, к тому же вроде бы резонирующий с непростым временем (пусть и случайно в него попавший). Но все эти детали здесь усреднены, здесь нет выдающихся вещей и больших фраз, он интересен лирикой, но она никак не согласуется со звуком, он силен отдельными эмоциями, но их тут в разы меньше, чем даже на истошно мейнстримовом дебютнике Эппл «Tidal».

Ну, и что с того, спросите вы. Мало ли таких альбомов в году. Проблема диска Эппл даже не в содержании, а реакции на него. В отсутствии героев (и героинь) музыкальные медиа будто бы решили найти себе наиболее конвенционального (конвенциональную). И в итоге перестарались.

The Weeknd и беды поп-музыки

Николай Овчинников: «After Hours» — кошмарная, абсолютно невыносимая поп-блажь, в которой собрано все то, за что можно было не любить поп-музыку ушедшего десятилетия. Показная ранимость, показное сумасбродство, натужное вытье, подмигивания восьмидесятым, бутафорская кровь и кишки, один-единственный хит, который уже невозможно слушать. Кроме последнего, все остальные элементы могли бы смотреться (или слушаться) выигрышно, но их лаконизм и умеренность в итоге приводят к максимально усредненному результату. Абель Тесфайе породил моду на альтернативный R’n’B, породил его самого и теперь одним махом и совсем неизящно его хоронит.

Он серость. Он вырождение. Он смерть.

А песню «Blinding Lights» слушать уже невозможно. Голова болит от одного упоминания.

Индустрия > смыслы

Владимир Завьялов: Музыкальный рынок и механизмы его работы стали доминирующей темой в 2020 году: о приходе Spotify в Россию в этом году говорили в десятки раз больше, чем о новом альбоме Монеточки, а взлет Моргенштерна оценивали в количественных, а не качественных категориях.

Что все это значит? Не скажу свежую мысль (ее, например, уже высказывали Александр Горбачев и Николай Редькин), но не могу не обозначить грустную тенденцию: индустриальная логика отрицательно повлияла на оценку музыки. В том числе и критиками: если раньше в первую очередь осмысляли культурную ценность музыки, то сейчас первым делом думают о ее рыночных и чартовых перспективах.

И это не OK: приравнивать рыночный успех к культурной значимости — значит обращать внимание лишь на самое заметное, что попадается в инфополе, и игнорировать то, что происходит вдали от радаров, притом что именно андеграунд производит и подкидывает топливо для хода мейнстрима.

Понимаем, что сказанное выше можно обернуть против нас: почему вы пишете про Моргенштерна и Славу Марлоу, но не пишете про артиста N? Такие претензии нам понятны и в определенной мере справедливы. Больше писать про менее известных, но не менее важных для контекста (чем обитатели чартов) людей — пусть это будет наше пожелание самим себе на 2021 год.

Расскажите друзьям