Тут нужно маленькое предисловие. До определенного момента «источник» была просто еще одной гитарной группой из волны, порожденной Петаром Мартичем и компанией. Это был в целом любопытный (и лично мне интересный), но лишенный какой‑то завершающей выразительности инди-рок. Эта музыка была хороша для движения, но сама никуда не двигалась.
А вот теперь задвигалась. Взяв в компанию кучу дружественных вокалистов и вокалисток, скрипку и трубу, кларнет и саксофон, «Источник» записали удивительный альбом. «Pop Trip» полностью оправдывает свое название. Это действительно поп-музыка, только совершенно вымороченная, вывернутая наизнанку, деформированная. Соул — только очень болезненный. Хип-хоп — только лишенный его самодовольной атрибутики. Если тут есть страсть, то с надломом. Если тут присутствует нерв, то еще чуть-чуть и случится нервный срыв — и интересно следить за тем, как Тарасов и Иорданян удерживают себя от него каждый раз. Если старый «Источник», как и большая часть гитарной волны конца 2010-х — это было электричество, но такое, статическое, слегка искрившее, то нынешний — это трансформаторная будка, которая вот-вот и взорвется. Тут важен не только звук, но и лирика, которая в целом о таком же напряжении, которое охватывает человека, у которого вроде бы все нормально, но ему категорически тошно внутри своего бытия.
Весной, когда я писал о новых грустных, то сожалел, что этому полумифическому движению не хватает манифеста. Вот «Pop Trip» — и есть такой манифест: перемалывая всю главную музыку эпохи Тарасов и Иорданян вытаскивают на свет совершенно самобытные песни. Мрачные и ритмичные, убийственно страстные бесконечные отповеди самому себе. 2020-й — год переоценки ценностей и вечного самокопания. «Источник» — авторы одного из самых емких его манифестов.
— Как прошла самоизоляция? Тяжело было дома взаперти?
Андрей Тарасов: По-моему, я был один дома взаперти неделю. В начале этой недели я думал, что все будет отлично и продуктивно: сейчас быстро все закончится, сделаем альбом. Еще я собирался ставить спектакль. Мне не очень нравится выходить в люди, социализироваться и работать в коллективе, поэтому я думал, что все получится круто.
Однако через неделю я перестал справляться со своими планами, начал просто валяться и не слишком продуктивно проводить время. Потом я поехал жить к Антону Брунову, нашему другу, у него было две хаты в одном доме, и мы там жили вместе, что‑то делали, смотрели, работали.
У меня еще были пары в интернете — в прошлом году я учился в Московской школе нового кино на актера. У меня не получилось продолжить обучение, потому что, по мнению моего мастера, я не учился. Как раз во время карантина я начал меньше ходить на все эти пары.
Когда мы жили у Антона, то к нам приезжал Леня, мы репетировали. Как раз было время финальных демок, потому что перед карантином были готовы, наверное, песни три. И, собственно, за карантин все и создавалось. Делали просто в компьютер, дома я сделал себе студию, собрал себе всякого стафа, у меня было несколько гитар, бас, комп со всем, синты. Было круто.
Леонид Иорданян: Мне было очень круто.
А потом как‑то мы начали ездить друг к другу. В итоге все прошло спокойно, я даже привык к такому ритму жизни.
Но первое время было реально страшно. Когда я ходил к кому‑то в гости, я говорил: «Так, чел, не трогай меня. Нужно помыть руки». Мне кажется, это крутой опыт. Но пройти через него еще раз будет не очень приятно.
Тарасов: А я вообще жил бы, если честно, в карантине.
— А бывали сильные приступы одиночества? Как вы с ними боролись?
Тарасов: По-любому были. Я чаще всего проблемы свои решаю сном. Сплю долго, а потом просыпаюсь, и особо ничего не меняется. Но я начинаю себя винить за то, что я так долго спал и ничего не делал. Потом придумываю какой‑то план, который мне нужно осуществить, чтобы я стал продуктивным человеком снова: занимаюсь каким‑нибудь спортом, речью, что‑нибудь полезненькое сделаю — например, зарядку. И лучше становится.
— А что заставляет просыпаться по утрам?
Тарасов: Это зависит от предыдущего дня и от того, как ты составил себе план. Иногда утром что‑то происходит такое, из‑за чего нужно встать. Иногда ничего. И вот когда ничего, обычно потом полдня нужно восстанавливаться.
— В какой момент вам захотелось все взять и перепридумать?
Тарасов: Первые два альбома я слушал исключительно рок, эмо-рок, разные грустные песни. Это слишком конкретный жанр, и сейчас, мне кажется, странно только им и заниматься. За несколько недель до выхода альбома «Так в детстве я все и представлял», я только начал слушать рэп. Поэтому второй альбом получился каким‑то немножко шебутным. У нас было мало времени на студии, мы не успевали все сделать и нормально свести. Из‑за этого получилось как‑то грустно, потому что песни получились достаточно похожими.
Мы решили отдохнуть от них, после того как сгоняли в тур. В этот момент я начал интересоваться рэпом, научился пользоваться компьютером, [программой] Ableton. Потом, примерно год с выпуска альбома, я только этим в основном занимался. И вообще, начал слушать не только рок.
— А есть ли кто‑то конкретный, кто оказал влияние на новый альбом?
Иорданян: Blood Orange, Кали Учис, Михей, Green Grey. Много вдохновения из самого конца 90-х.
— До альбома у вас выходил сингл с Тимой из «Тима ищет свет». Расскажите, как вы с ним познакомились?
Иорданян: Я с ним познакомился, когда мы играли в Туле два года назад на дне рождения Вани, нашего хорошего друга-организатора. Тима играл в группе «Стоп-кран», тогда еще не существовала «Тима ищет свет», они так модно стояли вчетвером в мартинсах, с усами.
Тарасов: Я с ним познакомился, когда он играл у нас на концерте в «16 тонн».
Иорданян: Мы думали, кого позвать на разогрев, и я вспомнил, что познакомился с Тимой. Мы все одновременно про него вспомнили. Песни хорошие у него были. И Тима красивый. Сейчас песни тоже хорошие.
— Как вам весенний альбом Тимы?
Тарасов: Крутой, хороший.
Иорданян: Хороший альбом, обложка клевая. Слова повторяются.
Тарасов: Это один мир, понимаешь?
Иорданян: Одна вселенная, я понимаю. Но слова часто повторяются, реально.
Тарасов: Трек, который мы сделали вместе с ним, сингл «Капли крови», был готов еще полтора года назад.
Иорданян: Но мы — музыканты, и у нас много мнений.
Тарасов: Было много мнений и сомнений. Сначала дома записали все. Потом решили пересвести. Потом Влад нам все пересвел, нам не понравилось, как он пересвел, потом мы пошли к Хаски, записали вокал, потом мы куда‑то его дели, потом забили на трек, потом сделали новый трек.
Иорданян: Потом случился коронавирус, мы встретились дома, сделали вообще другой трек, его еще немножко переделали — и все.
— Кстати, откуда название «Поп-трип»?
Иорданян: Мы сидели и думали, как назвать альбом. Андрей сказал: «Путешествие». А я сказал: «Блин, мы же поп-музыку делаем, но «Поп-путешествие» звучит отстойно». Поэтому мы сделали «Поп-трип».
Тарасов: Недавно, до записи, я советовался с нашим другом Юрой по поводу кое-чего в треке, и он говорит: «Ты делаешь трек либо поп, чтобы все было приятно слушать и запоминать, либо трип, где интересное долгое развитие, но это не нравится массам». По-моему, смешно получилось, что он так сказал, не зная о том, что альбом так называется.
— В альбоме как‑то поровну и переживаний с тревогами, и света. Насколько то, что есть внутри альбома, соответствовало вашему личному состоянию? Вы сами как себя чувствовали душевно и духовно, когда его записывали?
Тарасов: Когда жили. Записывать — это скорее техническая часть. А вот написать все — это переработка эмоций, прошлой твоей жизни. Да, совпадает.
Иорданян: Мне было очень тяжело все это время. Я постоянно много волновался, во время всего. Не то чтобы что‑то плохое происходило или хорошее, просто было очень волнительно и тяжело. Сейчас я чувствую себя ******* [прекрасно]. Но для меня это никак не связано с текстами.
— В песне «Шар» есть строчка «Я полечу куда хочу». Это куда?
Тарасов: Я бы хотел в Лос-Анджелес, Японию, Новую Зеландию, на Мадагаскар.
Иорданян: У меня более узкая география, я бы хотел в Будапешт, Ереван, Иорданию и, наверное, в Алжир. Ближний Восток и центр Европы — класс. Крайние точки меня никогда не привлекали: например, полететь в Австралию. Я просто летел, наверное, максимум 4 часа, и мне было тяжко, а там лететь 12 с пересадками.
Тарасов: Но, вообще, «Я полечу куда хочу» — это про то, что ты будто связан, а так ты можешь отвязаться и быть свободным.
— У вас почти на каждом треке есть второй голос (среди прочего в записи участвовали Тимофей Якимов из «Тима Ищет Свет», Антон Брунов из Verbludes и другие — Прим. ред.) Насколько вам уютно впускать в свое творчество посторонних?
Иорданян: Это близкие люди, крайне близкие люди. Ближе, чем друзья в «ВКонтакте».
Тарасов: Вообще, идеей этого альбома было позвать разных людей, которые споют мой текст. Мы позвали многих, и они почему‑то без особой радости отреагировали на то, что надо будет петь мой текст. Хотя я считаю, что они артисты и у них есть свой уникальный голос, они как минимум этим голосом уже облагораживают и добавляют индивидуальности. Они почему‑то хотят быть поэтами.
Иорданян: Но, с другой стороны, их тоже можно понять.
Тарасов: Да. Всех можно понять, поэтому в итоге согласились наши ребята, и получилось, по-моему, шире, потому что они тоже могут что‑то сказать.
— Кем вы были, когда начали записывать альбом, и кем вы стали, когда его закончили?
Тарасов: До записи альбома я был более самоуверенным. Запись альбома показала, что нужно больше работать со временем, больше его уважать и больше работать над своими музыкальными навыками. Потому что, приехав на студию, мы подумали: «Да у нас еще два лишних дня останется». В итоге уезжали мы очень поздно утром и на три дня позже, чем нужно. То, что кажется простым, может оказаться не таким простым.
Думать можно сначала вперед, потом назад, в итоге в какой‑то момент ты просто начинаешь сомневаться, загоняться и откладывать. А если делать чаще, то ты остаешься в тонусе.
Иорданян: Я просто понял, что нужно меньше переживать, быть менее импульсивным и более взрослым.
