Олег Кармунин и Антон Кораблев — о сериале «Ленты.ру» про историю русской попсы и хейтерах

— С чего начался проект «История русской поп-музыки»? Его придумали в «Ленте» и позвали тебя ведущим? Или наоборот: вы пришли к ним с идеей?

— Я пришел с идеей. Первый импульс мне дал подкаст Boom Clap Гриши Пророкова, где основной пафос был в том, что историю мировой музыки хорошо бы пересмотреть. Все мы знаем, что были «Битлз», «Дорз», Джимми Хендрикс, что в 1960-е были главные музыкальные страны — Великобритания и Америка, но никто не помнит, какие исполнители в те же годы пели в Индии или на Ямайке. Есть целый пласт низвергнутой, угнетенной и забытой по тем или иным причинам музыки. И хорошо бы вернуть ее в историю культуры.

Меня восхитила эта мысль, и я начал думать, что под описание угнетенной музыки отлично подходит русская попса. Ее всегда считалось стыдным слушать. Она была музыкой низшего класса, которая играла фоном у метро. И когда люди делали первые шаги меломана, они перешагивали русскую попсу как нулевой уровень и переходили сразу к следующему. Так отечественная попса стала парадоксальной музыкой. Ее все слышали, но никто не слушает всерьез. Но даже на самой элитной вечеринке в самый разгар веселья в ход обязательно идет «Руки вверх!», потому что это ровно то, что всех объединяет.

Конечно, не раз были попытки восстановить попсу в правах. Однако даже сериал «История российского шоу-бизнеса» Корчевникова и Шнурова, с которым нас часто сравнивают, рассматривал попсу как недоразумение. Огромное количество времени там уделяется рокерам, а попса — это так, фигня. Над ней хихикают, потому что это не очень серьезная музыка.

Помнится, в журнале «Афиша», еще в том, бумажном, был даже отдельный автор про попсу. Он был достоянием музыкального раздела. К сожалению, забыл, как его звали.

— Наверное, вы имеете в виду Булата Латыпова…

— Да, точно! И он писал очень кудрявые тексты про всяких банальных попсовых знаменитостей с «Муз-ТВ». И было видно, что человек издевается. (Также в «Афише» был целый и совсем не издевательский номер об истории российской поп-музыки, по мотивам которого в настоящий момент Институт музыкальных инициатив в сотрудничестве с нами готовит большую книгу — Прим. ред.) Потому что очень сложно говорить об этом на серьезных щах.

— То есть цель была — доступно, но нескучно рассказать о главных именах и песнях? Никакого анализа в «Истории…» по сути все равно нет.

— Я все равно старался сделать небанальный взгляд на привычные вещи. То, что у журналистов называется «найти поворот». К примеру, про ту же группу «Руки вверх!» можно рассказать обычно — про песни «18 мне уже» и «Студент». Но мы рассказываем про их несостоявшуюся западную карьеру и историю песни «Песенка». Об этом мало кто знает, и люди в комментариях пишут, что впервые о таком слышат.

А делать вид, что в таком жанре возможен какой‑то анализ, тоже глупо. У меня нет никаких иллюзий на эту тему. Я понимаю, что никого не просветишь развлекательными фильмами. Но вызвать в человеке приятное ностальгическое чувство, которое помирит его с вечно ненавистной музыкой детства, — можно. И такие люди есть, они пишут мне.

А целью было сделать огромный информационный поток из видеоряда, музыки и фактов, который бы оставил харизматичное впечатление эпохи.

— Отсюда отсылки к «Намедни» Парфенова? Разделение по годам, к примеру? Тон?

— Тон у Парфенова совсем безоценочный, надо сказать. Но я с детства очень его люблю, и исторические «Намедни» — это, конечно, то, на чем мы все учились.

С подростковых лет я запомнил передачу «Школа злословия» с его участием, которая не вышла в эфир. Там Татьяна Толстая и Дуня Смирнова битый час пилили Парфенова за то, что он уравнивает в своем фильме XX съезд КПСС и духи «Красная Москва». Они говорили, что в фильме должна быть иерархия и нельзя через запятую называть важные и проходные вещи. Парфенов отвечал, что можно.

И я с ним согласен. Уж тем более про музыкальные явления точно можно говорить вперемешку. Мозг зрителя сам составит все взаимосвязи. И запомнит то, что нужно запомнить.

— Как в таком случае отбирались центральные события для серий? В каждом выпуске «Истории русской поп-музыки» есть магистральные линии, иногда они даже вынесены в некое содержание-анонс, а что‑то обозначено пунктиром, буквально в двух-трех словах. Кто принимал решение о включении или невключении в фильм тех или иных героев, песен, событий?

— Я принимал. И это была серьезная проблема. Смысл в том, что годы шли, а имена в поп-музыке особо не менялись. При этом тебе как сценаристу надо постоянно рассказывать о чем‑то новом, потому что серии не должны проседать по фактуре. Помню, я рисовал каркас сериала, дошел до 1995 года и понял, что почти всех героев уже назвал. Так мне пришлось двигать артистов в угоду драматургии, чтобы серии имели понятный лейтмотив и были равномерными.

— Почему в сериале, по крайней мере, в первой его половине так мало говорят действующие лица, сами артисты? Продюсеры, журналисты — да. А сами исполнители?

— Ну почему? Там есть Валерия, Hi-Fi, Татьяна Буланова, Сергей Жуков, группа «На-на». А вообще, я с удивлением узнал, что многие звезды 90-х, не буду называть их имен, требуют довольно солидный гонорар за интервью. Таким, конечно, мы отказывали.

Ну и надо тоже понимать, что на момент съемок люди не очень понимали, куда их зовут. Какое‑то шоу про девяностые? Не очень интересно. Зато когда сериал вышел, мы отправили ссылку Сергею Жукову, ему понравилось, и он быстро согласился сняться. И мы оперативно вставили его в 1997 и 1998 годы.

— Под первыми сериями много негативных комментариев, прежде всего критика видеоряда в духе «что курил автор» и «пожалейте мои глаза». Впоследствии комментарии меняются на противоположные: «Лучшее шоу на свете, угар, больше склеек, больше треша!» Как вы для себя объясняете такой переход?

— Я знаю, насколько негативно аудитория старого канала воспринимает любые нововведения. Хоть ты котиков ей показывай — все равно задизлайкают. А тут такое жесткое шоу. Конечно, это очень смелый ход.

При этом я давно живу с уверенностью, что люди не знают, чего они хотят. Если спросить у фокус-группы, что она хочет посмотреть, то люди перечислят то, что они уже видели и знают. Они скажут: «Мы хотим Дудя».

— Вы, насколько я понимаю, впервые выступили в роли ведущего, долго пребывал в кадре, каждую серию примеряли на себя образы — то редактора желтой газеты, то Данилы Багрова. Понравилось? И все эти образы кто придумывал?

— Это было самое сложное. Мне гораздо проще писать тексты. Десять лет назад я и в страшном сне не мог представить, что встану перед камерой. Я хотел писать о музыке так, как это было принято, — рецензии на альбом на каком‑нибудь сайте. Но жизнь заставила. Никуда не денешься. Надо сказать, что ютьюб полностью перевернул представления о том, что нужно делать в журналистике.

А все эти образы придумывали совместно. При этом я часто пытался съехать. Например, категорически отказывался садиться в болото в 1996 году. Но продюсер Глеб Урусов доказал мне, что болото — это и есть смысл политики в России. Пришлось сниматься.

— Если бы «Лента» предложила снимать продолжение, второй сезон и вообще как‑то развить тему, ты бы согласился?

— Конечно, потому что в моей первоначальной идее я хотел делать историю до 2019 года. Тогда я еще не знал, каким будет 2020-й. Сегодня очевидно, что началась совсем другая эпоха. Так что правильно запланировал.

— Зачем, кстати, вы постите некоторые такие хвалебные отзывы в свой телеграм-канал («Русский шаффл», на момент написания этого материала у него более 21,5 тыс. подписчиков. — Прим. ред.)?

— Я пощу только те отзывы, где люди пишут, что их представление о мире поменялось. Например, меня очень тронул отзыв металлистов, которые всю жизнь обожали тяжеляк, но при этом с удовольствием посмотрели сериал про попсу. Оказалось, она всегда была рядом. Потому что попса — это то, что нас всех по-настоящему объединяет.

Ну а последний отзыв, который я запостил, перевернул уже мое представление о мире. В нем благодарность за сериал выражала незрячая женщина. Для меня это, наверное, самая сильная рецензия.

— А вам не кажется, что условные двадцатилетние, которые просто не застали 90-е, это все равно воспринимают как набор мемов и развлекалово, такой парад фриков, цирк? Они же не понимают контекст, а сериал его не задает.

А контекст истории молодым людям не объяснишь. Наверное, чтобы разобраться в истории, нужно захотеть. А чтобы захотеть, нужен импульс. Пусть им станет «История русской попсы». Кто‑то точно захочет большего.

(Вторую часть интервью по прошествии некоторого времени взял Николай Овчинников).

— Вас действительно нередко ругали коллеги: это был Павел Борисов из «Альбомов по пятницам», это был Антон Вагин из «Всякой годной попсы», это был и Кулич из «Тихого места», и Горбачев вас тоже критиковал, хоть и книжку прислал, как я знаю, и я сам неоднократно. Откуда, по вашему мнению, весь этот хейт взялся?

— Я хочу сказать, что ни разу в жизни никакого плохого слова я про коллег не говорил. Кроме, по-моему, «Тихого места», о котором я пошутил про рецензию на «Хадн дадн». Я всех коллег люблю и обожаю. Александр Горбачев — господи, я вырос на его текстах. Это кумир моей юности. Я был очень рад, когда он редактировал мой текст для «Медузы» про Гречку.

Я специально не хочу никаких конфликтов провоцировать. Если интересно, можно в целом обсудить какие‑то дела в музыкальной журналистике, устроить какой‑то движ. Мне кажется, это людям может быть интересно. Как и чего, как нужно писать, как не нужно писать. Мне интересно об этом рассуждать.

— Вот история про соавтора Дельфина Александра Петрунина, он же Mewark (Кармунин заявил, что Дельфин якобы игнорирует своего талантливого соавтора, умершего в безвестности. — Прим. ред.), в прошлом году вы обвинили артиста в национализме, покопавшись в его старых выступлениях (речь о песне «Секс-контроль». — Прим. ред.). Зачем вам этот крестовый поход против артиста?

— Ну смотрите. [У меня] в телеграм-канале количество постов перевалило сильно за тысячу. И мне кажется, ваш вопрос — это вопрос читателя, который запоминает что‑то именно про певца Дельфина.

Случилось так, что больше трех лет назад текст про Mewark выстрелил. Я не ожидал, что будет у него такая большая популярность. Это, кстати, доказало, что в телеграме можно писать популярные статьи.

Я свой ранний телеграм перечитывал и, надо сказать, очень жестко прикладывал разных персонажей. Мне читатели некоторые даже писали: «Ты раньше был круче, рок-н-ролл устраивал, давил». На самом деле все меняется. Я бы сейчас даже так не написал про Mewark, как тогда. Тогда я пылал эмоцией. Это древнегреческая трагедия на самом деле, это абсолютный катарсис для меня. Я должен был рассказать об [истории Mewark] людям. И я очень рад, что благодаря этой публикации в его группе, где было 300 человек, стало 5000, а через полгода уже вышло переиздание его музыкальных работ.

Может быть, резонанс был [немного] негативным, кому‑то он не понравился, но результат, безусловно, позитивный, потому что о Mewark узнали.

— Я помню ответку, которая прилетела к вам от журналиста Павла Борисова, он цитировал сестру Саши [Mewark] Евгению: она говорила, мол, «это слишком вольная интерпретация автора, и если бы автор удостоил меня своим вниманием, спросил, даем ли мы согласие на такой текст, то услышал бы отказ».

— Я с ней, безусловно, общался, у нее были разные мнения насчет публикации. Сначала она не хотела разговаривать, потом она увидела какую‑то популярность и движение в группе и стала этому рада. И когда к ней приходили какие‑то люди, которые поддерживали Дельфина, и говорили, что на самом деле это все неправда, она защищала своего брата. Потом, может быть, у нее мнение опять поменялось. Я понимаю, это тяжелая история.

— А что касается обвинений Дельфина в национализме в прошлом, зачем надо было ворошить прошлое? Вот вы сами Кристине [Сарханянц, соавторке материала] говорили, мол, зачем вы вспоминаете пост 4-летней давности, а сами привлекаете музыканта за то, что он делал 22 года назад. Музыканта, который давным-давно изменил уже свое отношение к сущему, так сказать, к реальности. Зачем это надо было делать?

— Не знаю, мне просто интересно, никогда не слышал комментариев на эту тему. Я неграмотный по части истории музыки человек. Я не знал, что в первом альбоме «Мальчишника» есть песня «Секс-контроль». Я не из того поколения. Но надо просто ее послушать, чтобы понять, в чем вообще прикол и в чем соль. А потом бац — в «Акулах пера» спустя 5 лет он в жесткой форме подтверждает тезисы этой песни. Я в абсолютном шоке.

На самом деле могут быть разные у людей взгляды, но вот просто интересно: это с человеком все окей, это он считает, что все нормально, или нет? Поймите, что, на мой взгляд, это абсолютная дикость такая.

— А вообще, в целом еще одна из важных претензий к «Русскому шаффлу» в том, что автор очень много говорит о том, какой он офигенный. Что он вот то предсказал, это предсказал, что ему пишут вот такие и такие вот отзывы. Я такого не встречал действительно у большинства музыкальных журналистов и сам редко пишу о том, когда меня кто‑то благодарит за хлеб-соль. Зачем это? То, что органично, наверное, у Моргенштерна, вызывает понятно какую агрессивную реакцию у общества. И притом не у людей, которые неудачники с 500 подписчиков, а вполне себе адекватных таких ребят со схожим ресурсом.

— Я постил три благодарственных отзыва, они связаны с историями людей, которые поменяли просто свое представление о музыке. Последний отзыв меня просто сразил наповал. Когда мне написала слепая женщина и сказала спасибо за сериалы — это просто очень круто, невероятно. Конечно, такие отзывы грех не запостить. Это действительно производит впечатление. А другого я и не помню.

— А как же знаменитый пост «Как я предсказывал тренды»?

— Я, конечно, рад, что мои мимолетные посты остаются в веках и мне припоминают что‑то из августа 2017-го или когда это было. Просто, понимаете, я даже не знаю, что вам ответить. Люди разные, можно к этому серьезно относиться, можно — нет.

— 5 марта 2018 года.

— Ну 2,5 года назад… Ну откройте фейсбук, посмотрите, что люди пишут! Вот вы запомните, что это, чтоб человек написал 12 сентября 2020 года.

— Кто‑то что‑то обязательно запомнит. Тут смотрите, в чем дело, Олег. Есть тезис по поводу вас и по поводу еще Дани Порнорэпа, почему‑то вас всегда хотелось поставить в один ряд: некоторые посты у вас — это намеренная провокация, чтоб на них реагировали.

— Ну, может быть, я думал раньше, что стоит как‑то усилить какое‑то зрительское впечатление. Но я так уже давно не делаю, если честно. Большую часть того, что я писал 3 года назад, я бы написал сейчас просто по-другому. У меня пропал какой‑то изначальный гнев. Познер так берет интервью: «А вот вы сказали в таком-то году вот это. Отвечайте!» Ты начинаешь спорить с самим собой, выглядишь идиотом.

— По поводу состояния музыкальной критики. Я, опять же, займусь гробокопательством, но в целом вы действительно очень много прикладывали, так сказать, коллег. Самое мое любимое — это «За что я не люблю музыкальных критиков», прошлогодний. Что в целом, конечно, в этом всем узнаются многие мои коллеги, наверное, в том числе и то, что я писал в «Афише». Что, по вашему мнению, сейчас не так с российской музыкальной критикой?

— Вот есть какое‑то странное впечатление, что музыкальными критиками называется очерченный круг людей, которые, условно говоря, кучкуются вокруг «Афиши». А есть, например, замечательный канал на ютьюбе «Лонгплей», который делает совершенно сумасшедшие разборы по семплам.

Музыкальная критика на самом деле процветает на ютьюбе. В последнее время начало появляться большое количество именно видеокритиков, которые делают какие‑то классные вещи. Что касается вот этой вот пишущей движухи, мне кажется, она не замечает вот этих чуваков, которые набирают по 500 тыс. просмотров (Например, канал «Афиша Видео» — Прим. ред.). Люди вашего круга обсуждают проблемы музыкальной критики, не беря в расчет вообще вот эту огромную силу, которая поднимается на ютьюбе. Мне правда горько от этого. Я абсолютно не готов стоять перед камерой. Но жизнь вынуждает меняться, менять формат и думать в другую сторону. Думать о том, как показывать музыку, а не писать о ней.

— О Мукке хочу спросить (Олег Кармунин обвинил исполнителя Мукку в том, что в песне «Девочка с каре» он пропагандирует наркопотребление. — Прим. ред.). Почему вы считаете, что это действительно такой продюсерский проект, который продвигает наркотики?

— Я прошу записать мою фразу точно. Я считаю, что в популярной музыке, в популярной настолько, что она играет в детских бумбоксах на детских площадках, вот в такой музыке, по-настоящему такой детской популярной музыке не должно быть таких приемов. Но в андеграундной музыке можно петь о чем угодно. Я считаю, что запретов быть не должно никаких. Но до андеграундной музыки нужно дорасти. Нужно к ней прийти и нужно делать это, по-моему, осознанно.

— Мукка не дорос до андеграунда, вы считаете?

— Ну это очень такая форматная история.

— Но вы понимаете, этот пост про Мукку, благодаря ему я даже этим артистом заинтересовался, чтобы вы понимали, как это работает.

— Прекрасно. Замечательно. По-моему, прекрасно.

— Да, собственно, и мы ему задали все вопросы, он нам на все ответил, но это интересно. В нашей стране, где главный новостной сайт — это все-таки «Медиазона», это все похоже всегда на донос. Нравится вам это или нет. Как человек, который давно работает в этой сфере, я это воспринял как донос.

— Донос — ну за слова у нас не сажают. У нас сажают за хранение, например. Допустим, если я впечатлительный и послушаю и куплю то, о чем поется, то меня, наверное, лет на 8 посадят. Если бы я был артистом популярным и пел о том, за что сажают на восьмерочку, я бы вообще крепко задумался, все ли я правильно делаю. Господи, ну зачем брать грех на душу! Я удивляюсь этому. Что все так открыто! Не то что «Спасусь таблетками», «Бесконечный стук шагов» (названия песен группы «Психея». — Прим. ред.), знаете ли, всякие вот витиеватости. А вот просто нате вам! А за это конкретно ломаются судьбы, за это конкретно сажают. Я против того, чтобы людей пачками сажали за вот это. Давайте петь про все, но когда у нас не будет такой системы посадок.

— Еще одна, собственно, не то чтобы претензия, но тоже вопрос. Вы писали о критиках: «Журналисты стараются выразиться поинтереснее, вылизывая музыкантскую жопу», — довольно-таки обидно.

— Ну видите как. Иногда бывает и обидно.

— Слушайте, ну это правда не соответствует действительности. Я не понимаю, почему вам кажется, что мы вылизываем…

— Я же не написал: «Николай Овчинников вылизывает жопу».

— К счастью, да.

— Я сказал о некоем общем впечатлении. У меня есть такое убеждение, от которого и происходят, наверное, весь канал и вообще вся моя деятельность. Я убежден, что вот музыкант написал альбом, написал музыку, это ему спасибо за это. Он — молодец. А дальше критик не может просто так сказать: вот музыкальное произведение вышло, оно хорошее-нехорошее, советую-не советую. Я считаю, что человек, который что‑то говорит о музыке, он должен сделать некую добавочную стоимость к своему высказыванию. Чтобы это было «Зе стейтмент». Чтобы это было не дополнение к музыке, которое без музыки теряет всякий смысл, а чтобы это было что‑то, о чем можно вообще говорить в принципе.

— Вы считаете, что ваши высказывания в этом смысле имеют какой‑то дополнительный стейтмент?

— Ой, ну я…

— Ну скажите за себя-то! Ладно — за нас!

— Да я говорю, я отвечаю. В «Истории попсы» я старался всегда найти какой‑то поворот к явлению. Я не говорю, что это какое‑то великое высказывание должно быть или что это тема диссертации. Я говорю, что всегда должно быть что‑то не до конца бессмысленное. Может быть, в каких‑то случаях мне не удавалось, но я старался найти неожиданный какой‑то поворот к музыке, которую я описывал.

— А еще один вопрос: вас обвиняли в том, что вы за деньги рекламируете артистов. Было ли такое у вас когда‑либо?

— Постоянно рекламирую, да, конечно. А что в этом такого?

— Ну есть разные мнения. Например, что нельзя рекламировать артистов за деньги, особенно если, например, вы не указываете, [что это реклама]. Или, например, что в целом культуру рекламировать на канале про культуру — это обесценивать свою, собственно, критическую значимость.

— Слушайте, Николай, вы говорите очень такие серьезные вещи. Я считаю, что вообще не стоит о себе думать, наверное, что ты рекламой что‑то меняешь, земля налетит на небесную ось, если кто‑то это прочитал. На самом деле всем по большому счету наплевать. Можно найти какую‑то перчинку про эту музыку, какой‑то поворотец, дать историю, которая будет людям интересна сама по себе. Или, может быть, это будет просто весело написанный пост. Знаете, мы тут тоже не научные диссертации пишем.

— Окей, просто вы не указывали, что это платные посты, поэтому это особенно смутило.

— Вот, наверное, не указано. Я всегда пишу правду. Был момент, когда у меня группа «Йоп Шоу» купила рекламный пост, я сказал: «Ну я обосру». Они такие: «А давай, обсирай, нам вообще кайфово». Я написал: «Плохая музыка, не надо слушать». Ребятам понравилось, ребята говорили: «Все круто, спасибо».

— Вообще, вот при всем уровне претензий, которые я сейчас произношу, и их на самом деле вагон, я просто не буду всего указывать. Писали ли вам когда‑либо коллеги с предложением поспорить?

— Нет, никогда такого не было, чему я удивлялся, когда до меня что‑то долетало. Никто ничего не пишет. Никто не приходит в личку и не предъявляет ни за что.

— Это, вообще, интересно достаточно. Мне казалось, что в целом вы должны были заметить тот же опрос у Дани Порнорэпа, когда он просил назвать худшего музыкального критика, часто звучала ваша фамилия, причем просто от обычных читателей.

— Ну что на это ответить? Я не знаю. Я скажу так: вот я захожу в интернет, и пока выходит сериал… Конечно, не люблю такие аргументы, но просто вы меня к этому подводите. Я захожу в интернет, и пока идет сериал, на меня просто выливается благоуханный поток из благодарности, любви и обожания. То есть люди только пишут «Спасибо за мое детство», «Спасибо, вы сделали с командой такой сериал».

— Ну и последнее: зачем вообще так резко, однозначно писать?

— Просто у меня такой подход к написательству — нужно хватануть человека и сказать определенные вещи коротко.

— То есть это намеренное заострение ради того, чтобы человек обратил внимание. Цель такая.

— Конечно. Это моя манера.

— Это ваша манера, да, но с позиции условного критика, который пытается и так и этак, и посмотреть с одной стороны и с другой стороны, — это выглядит немного шокирующе, сокрушительно, я не знаю. Давайте найдем еще 10 эпитетов, которые вы не любите.

— Я считаю, что телеграм-пост должен быть про одно. Я могу написать два поста, которые могут друг другу противоречить, но каждый из них будет про что‑то одно, про какую‑то смесь настроения, посыла и эмоции. Это такой концентрированный жанр, который должен работать определенным образом. Я помню, когда я учился на театроведческом факультете СПбГАТИ и на самом деле должен был стать театральным критиком, мне тоже преподы говорили: «Вот Олег, ты там прикладываешь». Да, прикладываю, да. Наверное.

— И еще один вопрос. Вот вы пишете про то, что сериалом восстанавливаете справедливость. Поправьте, если я ваш тезис неправильно считал: то есть русская поп-музыка в девяностых-нулевых куда важнее, чем то, куда давным-давно вгрызались мы? Это касается и «тамтамовской» сцены, это касается и русского рока, и зарубежной музыки. Или они на равных существуют?

— Мне эти тезисы тоже не хочется произносить, но, наверное, надо. Вот как люди из Black Lives Matter делают и вообще как делается такая движуха, восстановление справедливости чего‑то. Да, все важно. Одновременно и равномерно все важно. Но поскольку одно явление долгое время задвигалось, значит, нужно сегодня в два раза громче говорить про него.

— Кто и как придумал визуальный стиль «Истории русской поп-музыки»? Какая задача в первую очередь стояла перед арт-дирекцией проекта?

— Изначально никакой задачи не было. Более того, не было и амбиций примерять вериги арт-директора. Было лишь желание сделать крутой документальный дайджест, который хотелось бы посмотреть самому. Ведь русская попса 90-х до сих пор считается дурным вкусом — даже среди тех, кто последние лет десять топит за ноубрау. С таким материалом как минимум интересно работать. Нравится кому‑то это или нет, но Mr. Credo и группа «Тату» — часть нашего коллективного бессознательного. Это просто данность. Как садовый гном или пластиковый фламинго.

Вообще, это мой первый (и отчасти вынужденный) опыт арт-дирекшена в видео. Когда закончились тестовые съемки, ребята собрали черновик первого эпизода, посмотрев который, я понял, что переделать нужно все. Еще перед стартом было ясно, что без архивных врезок вся эта история просто не работает, но найти видеоклипы или интервью 1991 года в хорошем качестве оказалось задачей нереальной. И как быть, когда в твоем распоряжении не архив, а комок грязи с разрешением в лучшем случае 320 пикселей по ширине?

Поэтому стилистика проекта была продиктована необходимостью. Я взял тайм-аут и вернулся с решением, от которого у команды сначала свело зубы. Но другого выхода я не видел. Ютьюб по-прежнему остается площадкой, где можно найти спиритические сеансы с рассуждениями духа Игоря Талькова о чипизации населения, всратые DIY-сериалы и винил-рипы с японским фьюженом 80-х. И это офигенно! В то же время трудно не заметить засилье одномерных форматов, скроенных по телевизионным канонам. И смотреть на камлания людей в пиджаках совершенно невозможно, потому что выглядит все это как творческая импотенция и паралич воображения, по сравнению с которым даже инструкция от тостера — образец занимательности. Все медленное, тупое и скучное. Но продается этот бородатый театр как новая искренность. В таких условиях ты просто вынужден работать радикально широкими мазками — не уходить в откровенный китч, но и не плодить пораженческую кислятину.

Чего я точно не хотел, так это искать легкие пути и заглядывать кому‑то в рот.

Такой уж у меня пунктик. Я искренне считаю, что форма порой даже важнее содержания. Это вообще глобальная проблема — большинство хороших идей очень плохо оформлены. Если ты работаешь над монографией о Дэвиде Линче, то и структурирована она должна быть соответственно — по законам его универсума. Написана она может быть линейно, но затем расчленена и разбросана в рандомном порядке. Просто нужно нащупать правильную тональность. Вот это и превратилось в задачу — придумать упаковку, которая обернет недостатки в достоинства. И найти прием, который бы красной линией проходил через все выпуски.

— В титрах проекта указана монтажер. Это и правда работа одного человека?

— Нет, над проектом работала группа из пяти монтажеров — разных по подходу, скорости и стилю. Вообще, производство видео — это тяжелая атлетика и коллективный механизм: огромный пласт той же продюсерской работы, когда все время нужно держать руку на пульсе — от возможности визуализировать какие‑то твисты из сценария до финального качества звука.

— Почему концепция именно такая?

— Сам процесс арт-дирекшена чем‑то похож на упаковку чемодана — идей много, пространства мало, и ты крутишь-вертишь, пробуешь разные комбинации, лишь бы уместить все необходимое. Я много думал о насыщенной фактуре постсоветских интерьеров — они были переполнены деталями и всякой шизанутой мелочью, как инсталляции аутсайдер-арта. Такая интенсивность и визуальная избыточность, с которой никакое искусство конкурировать не в состоянии. И это куда более крутой способ понимания красоты, чем древнегреческая идея гармонии — тотального согласования всего со всем.

При этом нужно было как‑то решить проблему композиционного характера, и тут я вспомнил весь этот обязательный набор из стикербуков, постеров и школьных анкет — мудборд тинейджеров 90-х.

Когда эти две идеи наложились друг на друга, появилось много неожиданностей и стало понятно, что направление верное. Вот оно — ожившие страницы журнала Cool, сверстанного поклонниками группы Nirvana, отсюда — гранжевые текстуры, перестроечная кринжуха, кислотная ностальгия, нойз и веб-панк.

Вообще, любые интересные решения рождаются при деконструкции неких устоявшихся правил. Например, когда мне говорили, что по законам жанра титры нужно выводить в левом нижнем углу, я думал: «Fuck that shit, значит, мы будем выводить их в правом верхнем». Это как начавшийся и тут же остановившийся апокалипсис, легкий хаос из упорядоченных структур — словом, плоть от плоти вайб 90-х, дух смутного времени во всей красе.

— Реакция зрителей на «вырвиглазный» монтаж была предсказуема? На это была ставка?

— Последнее, о чем я думал, так это реакция зрителей.

Летящая стрела не может не попасть в цель, потому что фактом своего полета она ее и определяет. Куда‑то да попадет. Кого‑то, возможно, заденет по ошибке.

Меня же интересовала не реакция и просмотры, а сама картинка. Мне хотелось достичь такого уровня интенсивности, чтобы в любую минуту можно было нажать на паузу, сделать скриншот и распечатать. А у зрителя была возможность пересматривать и каждый раз подмечать какие‑то новые штуки.

— Почему, кстати, на ваш взгляд, под первыми видео было много негативных комментариев (в первую очередь реакции именно на визуал), а потом мнение зрителей изменилось чуть ли не на прямо противоположное? (Сейчас под видео комменты в духе: «Автор, хотим еще! Больше дичи!»)

— Модель Кюблер-Росс работает: от хейтспича до принятия за девять эпизодов. Это, знаешь, рассказывать, как устроен анекдот. А медиа-арт — это всегда каламбур. Смысл шутки же невозможно и не нужно объяснять — либо ты понимаешь, видишь подтекст и считываешь иронию, либо пошел дальше.

Что же касается фестиваля «Боль» в комментариях — ну это ничего, кроме улыбки, не вызывает, честное слово. Панкам и меланхоличным асоциалам всегда все не нравится. Не было бы графики, писали бы, «а что картинка лысая, сделали бы повеселее». Много графики — «тяжело смотреть». Наши родители в 90-х были хастлерами и копов гоняли на «Монстрах рока», а тут уже и одно видео осилить сложно — боже, все мигает, двигается! Слабенькое у нас поколение, конечно. Вот Игги Поп до сих пор кокаином зубы чистит.

Вообще, мне нравится, что в русском сегменте ютьюба царит такая токсичная атмосфера — настоящее магнитное поле ненависти. Выкладывая видео, ты как будто заходишь в хату на зоне — в белой шубе, туфлях на платформе и латексных шортах а-ля певец Шура на «Песне года-98». И у тебя всего 30 секунд, чтобы как следует ******* [вдарить] по зубам. Это очень вдохновляет, потому что исход невозможно спрогнозировать — либо тебя запинают ногами, либо дадут перстень, и он на любой зоне вместо прописки будет.