Если у диско есть ангел, то это косматый Дэвид Манкузо, если у этого жанра есть колыбель, то это его клуб Loft. Влиятельней этого заведения не было ни до, ни после. Именно там закладывались основы музыки, под которую вы танцуете сегодня, и всех тех мест, куда вы ходите.
Манкузо нашел и раскопал больше всех классических танцевальных пластинок, он вдохновил целое поколение диджеев, коллекционеров, владельцев клубов и лейблов, установил стандарты клубных звуковых систем, а Loft превратил в место, где любовь и равенство, прославлявшиеся в тысячах танцевальных песен, стали реальностью. Воспитанный на вселенских перспективах поколения хиппи, окрыленный искренней любовью к музыке и волнующими возможностями современности, Дэвид Манкузо заложил краеугольный камень современного клубного движения.
Пока Грассо нащупывал творческий потенциал, скрытый в диджее и стопке пластинок, Манкузо набрасывал прообраз превосходных танцпольных идей, сознательно или бессознательно повторяемых с тех пор клубами и клаберами. Да и Loft продолжает жить. Регулярные вечеринки в Лондоне и Нью-Йорке означают, что клуб Манкузо существует уже без малого тридцать пять лет.
Самого Манкузо, скромного человека, обычно бормочущего себе что‑то под нос, многие считают сумасшедшим музыкальным мистиком из‑за его блеска в глазах и густой бороды. Он требует идеального воспроизведения звука, отказывается сводить пластинки, настаивая на том, что их следует прослушивать целиком и без изменений, а когда рассуждает о музыке, то подбирает такие слова, какие обычно не слышишь от диджея. Но большинство людей, хотя бы раз ощутивших на себе эмоциональный заряд танцпола, инстинктивно начинают понимать те неуловимые чувства, что он пытается выразить.
Всю свою жизнь Манкузо живет с навязчивой идеей, заключающейся в отношениях между музыкой, человеком, который эту музыку ставит, и телами и душами людей, которые эту музыку слушают и под которую танцуют. В качестве диджея он никогда не стремился выставить себя эгоистом, например «отыграть выдающийся сет», для него замечательная вечеринка создается не только музыкой, но и танцорами — она зависит не только от руки того, кто выбирает очередную пластинку, но и от атмосферы радости, разлитой в помещении.
Дэвид Манкузо, родившийся 20 октября 1944 года в Ютике, штат Нью-Йорк, рассказывает о том, как его воспитала доброжелательная монахиня в приюте на двенадцать детей. Он по сей день прекрасно помнит, как она поила детей соком и на большой квадратной радиоле заводила пачку пластинок, под которые они все пели и танцевали. Он убежден, что она оказала глубокое влияние на то, какого типа вечеринки он стал устраивать позднее.
В пятнадцать лет Манкузо уже работал чистильщиком обуви. Переехав в Нью-Йорк во время Кубинского кризиса в 1962 году, он работал в самых разных местах — в том числе делал дизайн для полотенец и работал в отделе кадров, — пока не заскучал, работая «с девяти до пяти».
В городе он начал вести бесцельную жизнь, заводил друзей, изо всех сил пытался заработать денег и еще сильнее пытался хоть как‑то хорошо провести время, пока в 1970 году не начал устраивать вечеринки в лофте, где жил, начинавшиеся примерно после полуночи. И хотя формально это место никогда не старалось плыть по течению, вскоре пространство лофта, заполненное воздушными шариками, стало известно всем посетителям под именем Loft.
В Loft особо не на что было смотреть, да и само помещение было не очень большим. Но зато оно был домашним, там стояла превосходная, изготовленная на заказ стереосистема, а сам Манкузо был музыкальным директором, обладавшим острым слухом ко всему захватывающему, атмосферному и ритмичному. Манкузо, будучи во многом продуктом психоделической эпохи и поклонником музыки чернокожих, задумал Loft как серию вечеринок, приглашения на которые распространялись исключительно среди близких друзей.
«Это же был коммерческий лофт, — вспоминает он. — Там повсюду были противопожарные разбрызгиватели и все такое. Я разослал тридцать шесть приглашений, но потребовалось время, чтобы все раскачалось в полную силу. Спустя шесть месяцев лофт уже работал каждую неделю». Он очень строго подходил к статусу своих гостей, руководствуясь понятными целями и продуманными принципами. «Если вы попадали внутрь, значит, вы становились участником. Вы не были членом клуба. Loft не был клубом. Я совершенно не желал попасть в данную категорию. Для меня это было нечто совсем иное. Я хотел находиться как можно ближе к самой сути вечеринки. Вход обходился в 2,50 доллара, и за эту сумму вы получали гардероб, еду и музыку. В то время бары работали до трех ночи, а если какое‑то из мест работало и дольше, то там или играли на деньги, или продавали спиртное. А я не хотел иметь ни с кем из них ничего общего. Я хотел приватности. И если вы помните, Loft было тем местом, где я спал и где я мечтал. Одним словом, делал все».
С той же внимательностью, с какой Манкузо подходил к отбору приглашенных на свои вечеринки, он уделял внимание музыке. Он понимал, что динамика звучания была так же важна, как и пластинки, которые он ставил. «Я хотел слушать музыку. Если вы слышите звуковую систему, сразу же вы получаете слуховую травму. Поэтому нужно слушать музыку, а не систему».
В 1971 году он познакомился с Алексом Рознером. «Наш общий друг сказал, что мне непременно нужно взглянуть на клуб Дэвида, потому что я бы мог ему пригодиться. Так и вышло. В итоге я перестроил весь клуб под его требования и сделал звук намного лучше. У него стояла обычная домашняя стереосистема. Когда я закончил свою работу с ним, то у него уже стояла полноценная дискосистема».
Точность воспроизведения звуковой системы, созданной Рознером и Манкузо, впоследствии стала общепринятым стандартом для всех ночных клубов в мире. «Это просто вопрос качества, — говорит Рознер. — Понимаете, я был аудиофилом. Я применил аудиофильский подход — высокое качество — под коммерческие звуковые системы, чего прежде никто не делал. Большинство коммерческих звуковых систем звучали паршиво. Я заставил их звучать хорошо, просто задействовав более качественные компоненты. Здесь нет никаких секретов: просто надо убедить владельца, что ему нужно потратить чуть больше денег на более качественные компоненты. Я знал, где установить колонки. Я знал, сколько их требуется и как сделать так, чтобы все грамотно звучало».
Эти двое сформировали грозный союз, в котором Манкузо поставлял смелые идеи практическим экспертным знаниям Рознера. В один из дней он попросил Рознера создать две группы высокочастотных динамиков, твиттеров. «Он попросил меня их создать, на что я ответил ему, что это не очень хорошая идея, — вспоминает Рознер. — Он сказал: «Мне не важно, что ты думаешь, просто сделай, о чем я тебя прошу». Я не то чтобы думал, что это плохая идея, я попросту думал, что это чересчур. Обычно в звуковой системе хватает одного такого динамика на канал. Ему же надо было восемь. Я посчитал, что высоких частот будет слишком много».
Но в этом случае провидец оказался прав, эксперт же ошибся, поскольку, как признается сам Рознер, «частоты были достаточно высокими, но не достигали болевого порога. Не было в них никакой жесткости. Чем больше их было, тем оказалось лучше. То есть идея-то, на самом деле, оказалась потрясающей».
Получившаяся система была несравненной. Как говорит Манкузо, «единственное, что сделал Loft, — установил стандарт: там стояла звуковая система, полностью оправдывавшая свои вложения».
Колонки Klipschorn (разработанные Полом Клипшем в двадцатые годы и ценимые за их простоту и чистоту), комплект пулевидных твиттеров JBL и позднее звукосниматели Koetsu ручной сборки и проигрыватели Mitchell Cotter. «Манкузо установил Klipschorn таким образом, — вспоминает Ники Сиано, — что они излучали и отражали звук, усиливая его и заполняя им все пространство». К тому же Loft был прекрасным местом для экспериментов со звуком. «Его помещение идеально подходило для этих целей. Обычно он выходил на танцпол, гасил свет, по углам светили лишь маленькие настольные лампы, которые затухали, когда в дело вступали твиттеры. Это было необычно, но очень круто».
Посетители, отобранные по принципу дружбы, музыка, невероятный звук и уникальная атмосфера гостеприимства — никому еще не доводилось бывать в подобных местах. Loft был откровением. Его отделяли всего несколько миль от гламурных клубов вроде Arthur, Le Club и Cheetah, но по концепции и исполнению он был как будто из другого мира. Так как многочисленные друзья Манкузо представляли полный спектр контркультуры, его клуб стал убежищем от внешнего мира — тайным сообществом недовольных и бесправных. «Мы выжимали свежий апельсиновый сок и ели органические орехи и изюм, — вспоминает он. — Мы сделали себе логово. Все было очень качественно. Там бывали все: Патти ЛаБелль, Дивайн и многие другие. Никого из себя не строили, потому что приходили туда расслабиться. И, разумеется, попасть туда без приглашения было невозможно».
Безусловно, Манкузо встретился и с триумвиратом Вест-Виллиджа — Грассо, Каппелло и Д’Аквисто. «Я пошел посмотреть на Стива Д’Аквисто в его клубе, — вспоминает он, — и мне понравилось то, что я там увидел. Поэтому я подошел к нему и сказал: «Знаешь, а мне нравится музыка. У меня тут есть местечко в центре. Мое местечко, я там приватные вечеринки устраиваю. Хочешь, приходи с другом». Что он и сделал. Так я познакомился с Майклом Каппелло и Фрэнсисом».
Когда Стив Д’Аквисто открыл для себя Loft, у него возникло такое чувство, словно он обрел дом.
В обмен на такое гостеприимство Грассо с приятелями поделились с Манкузо новыми техниками сведения — плавными переходами, сведением при помощи пальцев и сведением в такт, — показав ему, как создавать целые сеты непрерывной музыки, будоражащие Haven и Sanctuary. На тот момент Манкузо уже экспериментировал со своими идеями и владел внушительной коллекцией пластинок со звуковыми эффектами, которые он использовал в начале и в конце песен (эту идею он скопировал у нью-йоркской радиостанции WNAW). Постепенно Манкузо научился приемчикам, необходимым для сведения пластинок, хотя позднее он совсем отказался от идеи сведения, поскольку был сторонником чистоты песни.
«Когда я с ним познакомился, он не сводил вовсе, — вспоминает Д’Аквисто. — У него было две вертушки, но когда одна останавливалась, начинала крутиться другая. Потом он, правда, сводил и довольно много лет. Пик популярности Loft пришелся как раз на то время, когда он сводил. Я ему говорил: «Не делай так, чтобы музыка прерывалась».
Покойный Ларри Леван, наиболее уважаемый протеже Манкузо, в 1983 году воздал ему должное в интервью журналисту Стивену Харли. «Дэвид Манкузо всегда был очень влиятелен со своей музыкой и миксами. Он не ставил пластинки, если это не была серьезная музыка. Когда я слушаю современных диджеев, то они для меня ничего не значат. Технически некоторые из них превосходны — эмоционально же они никак меня не трогают. А раньше я видел, как люди в Loft плакали под медленную песню просто потому, что она была такой красивой».
Предзаказ книги доступен на сайте издательства.
