— Кто такие ретросексуалы?
Артем Ляховский (бас, вокал): На самом деле, в «Википедии» появилась какая‑то такая … [ерунда], которая говорит о том, кто такой ретросексуал, но она немного другое описывает.
В нашем случае под этим словом подразумевается человек, который любит старую музыку.
Федор Денисов (гитара, бэк-вокал): Мне кажется, дело не только в музыке.
Артем: Ну это во всем, безусловно. Винтажные шмотки и все дерьмо. Короче, ретросексуализм — это протест.
— Протест против чего?
Федор: Блин, я только что понял: это протест против прогресса! На хрен прогресс! Скажи «нет» прогрессу! А что, кстати, «Википедия» говорит по поводу ретросексуалов?
Артем: «Википедия» говорит, что это какой‑то чел, типа супербрутальный чувак.
Владимир Оборин (барабаны): Посмотрите, что написано: «Характеристика поведения гетересексуального мужчины, выражающаяся либо в значении «мужик, работяга», либо интеллигент с манерами джентльмена и склонностью в одежде в духе ранних 60-х годов, — маскулинность».
Федор: Я, кстати, до сих пор не знаю, что это за слово — «мас-ку-лин-ность».
Артем: Да … [пофиг]. Пошла на хер эта «Википедия». Короче, это протест против прогресса. Отлично сказано.
— Зачем протестовать против прогресса?
Артем: Ну, блин. Потому что есть стиль, а есть мода. Мода, короче, это прогресс, это уходящее. А стиль — это вечное. Здесь то же самое. На самом деле прогресс — это нормальная штука, но нужно вообще все делать в меру. Как родители учили: здесь надо так, а здесь так не надо.
— Как выдерживать чувство меры?
Артем: Да на самом деле никак (все смеются). Честно говоря, все в этом мире полярно. Ты можешь что‑то засрать, и это же ты можешь возвышать. В принципе, вообще все. Любого человека можно засрать, и в любом человеке можно найти хорошее — вне зависимости от того, какую сторону ты принимаешь. Да даже не важно, какую сторону ты принял. Главное — какой ты человек сам по себе.
— По поводу прогресса и музыки. Если вас послушать неподготовленному слушателю, он может заметить, что как будто вы никакую современную музыку не то что не слушаете, а вовсе не знаете.
Федор: А о какой современной музыке идет речь?
— Если совсем грубо — музыка последних двадцати лет.
Федор: Ну, гитарная музыка же всегда есть. И в нашей стране она есть. Если говорить о Западе, там до хрена групп тоже.
Артем: На самом деле, у меня складывается ощущение, что Россия (хотя, может, и во всем мире так) — очень стереотипная страна пока что. И она не отделается от этих стереотипов в ближайшие лет десять. Вот в Америке есть группы, которые играют рок и собирают большие залы.
Федя: Мне кажется, в Америке культура гитарной музыки — очень далекая и глубокая.
Артем: Не в этом дело. К этому же все равно все и придет. Я и говорю, у нас нет ни культуры, ни ее понимания. Ты соглашаешься сыграть на «Нашествии», а тебе говорят: чуваки, там, на хрен, танки спонсируют все это дерьмо. Но тогда, например, в парке Горького всем известные мероприятия проходят под эгидой правительства Москвы, а правительство Москвы тоже под государством ходит. Просто люди как‑то мыслят очень странно, стереотипно и озлобленно.
Хотя я очень люблю Россию. И вообще, мне кажется, Россия — это лучшая страна, за которой будущее и прогресс. Все остальное рано или поздно сдуется.
— Почему?
Артем: Да потому что мы живем в таких … [хреновых] условиях. Ну мы сами нет — а большинство людей реально живут в таких условиях. Ну типа, понимаешь, голод и холод. Он типа заставляет мозги работать.
А вот южане — более расслабленные. У них типа другие порядки немножечко. У них даже гэкание дает больше свободы языку. И это правда. А у нас — голод и холод, и поэтому мы включаем мозги и интеллект. Мы видим побольше жести, а когда мы видим побольше жести, мы становимся более добрыми.
Владимир: Почему в России так много писателей было? Я разговаривал с другими ребятами из других стран: по сути, в России самые лучшие писатели. Кто знает тайского писателя?
— Ну, в Таиланде знают!
Владимир: Я к тому, что есть о чем писать у нас.
Артем: Ну потому что страна такая.
— Логоцентричная?
Артем: Мне кажется, у нас литература — самая лучшая в мире, правда. Англия — музыкальная страна, в России самое важное — проза.
— Русская литература как‑нибудь повлияла на творчество группы «Казускома»?
Артем: Да, она всегда влияла.
Владимир: Лучший поэт современности — это наш Артем. Мне кажется, его стихи очень крутые. А вообще, если говорить о русской музыке, то самое важное в ней — текст.
— Без текста в русской музыке вообще никак?
— (Все хором.) Да.
Владимир: У нас музыка находит отклик за идею в большинстве случаев. Нет такого чиллового момента. Кто‑то может чиллить, слушать джаз. У нас нет такого.
— И все-таки, Артем, ты сказал, что Россия — это стереотипная страна. Почему она стереотипна?
Артем: Я не говорил об этом в плохом ключе. Когда ты задаешь вопрос, почему Россия стереотипная страна, возникает ощущение, что я как будто бы ее в этом обвиняю. Я ее не обвиняю в этом.
— Поясни, пожалуйста, о чем идет речь?
Артем: Из‑за коммунизма, девяностых, грез об Америке и всей этой … [ерунде], потом нулевые, десятые.
Владимир: У нас, мне кажется, нет фундаментальности в рок-музыке. Я себя могу считать фундаменталистом. Мне кажется, что мы группа фундаменталистов. Я реально вырос на этой музыке с самого детства благодаря отцу. Для меня это не просто является какой‑то музыкой. Для меня это образ жизни. Я прожил жизнь с этим.
— (Остальным участникам группы.) А вы тоже считаете себя фундаменталистами?
Артем: Вообще, я поддерживаю (слова Владимира. — Прим. ред.). Мы все прожили жизнь с этим: наши родители как-никак были причастны к музыке. Не то чтобы они прям напрямую причастны — я видел как‑то очень смешной комментарий, что мы реально сынки каких‑то музыкантов.
Ну, например, у меня дедушка и прадедушка были музыкантами. Папа тоже закончил музыкальную школу по классу гитары. Мы слушали рок с детства. Правда, тогда я пел Элтона Джона в тачке.
Федор: Элтон Джон — это плохо, что ли?
Артем: Не Led Zeppellin в любом случае. Я, правда, долгое время считал, что Элтон Джон — отстой, потому что он … [утомил] меня в детстве. Но Элтон Джон все равно царь. У папы были любимыми певцами Гэри Мур, Элтон Джон и Джо Кокер.
— То есть вы на классическом роке с основном выросли?
Артем: Да, конечно. Но мы любим современный рок.
Федор: В моей жизни даже присутствовала какая‑то доля русского рока.
Артем: У меня вот как‑то не присутствовала в детстве именно. Я как‑то сам к року пришел. Вообще, русский рок — это такая тема, конечно: есть говнорок, а есть русский рок.
— Чем говнорок отличается от русского рока и где проходит грань?
Артем: Эта грань проходит во вкусе.
Федор: А мне кажется, нет этой грани. Возьмем, к примеру, Чижа — у меня батя его слушал во времена моего детства.
Артем: А это не говнорок.
Федор: Ну там есть говнарская … [ерунда], есть … [долбаный] шансон. Грани нет, когда чувак играет блюз и шансон одновременно. Это очень странно, но круто — я понимаю, за что его любят.
— А что такое говнарство в таком случае?
Федор: Это бесвкусица, наверное, какая‑то.
Артем: Это когда человек себя не умеет вести.
— Когда я вас слушаю, у меня возникает ощущение, что посреди исступленного трэша и угара прорезается какое‑то дикое отчаяние и внутреннее беспокойство. Насколько я прав?
Артем: Да, конечно. Если ты проследил за названиями наших альбомов, там вообще все говорится. Первый альбом называется «Издевательство», потому что нас никто не хотел никуда брать. После этого альбома на нас вроде как обратили внимание. Второй альбом — это «Перекрытие», потому что мы немного перекрылись от того, что над нами издеваются. А потом впали в казускому — это третий альбом. А после «Казускомы» нас стали узнавать: следующий альбом, «Загон», — это когда мы уже совсем загнались. И вот он, финал. А о чем вопрос был?
— Об отчаянии и беспокойстве посреди трэша и угара.
Артем: Блин, да конечно неспокойно! … [Черт], все … [утомило]. Ты знаешь, у нас не было выхода, когда мы все начинали это делать. Когда мы закончили институты, на нас все давили, мы на каких‑то … [чертовых] работах работали, хотя любили музыку. Я курьер, он продавец, он продавец, я курьер. Это все не нравилось нам, и эта отчаянность нас все время … [утомляет].
На самом деле мы протестуем, но мы за любовь и не хотим воевать, понимаешь? Мы хотим протестовать против какого‑то дерьма. Но воевать и на войну кого‑то звать — никогда.
— А между протестом и войной есть грань?
Артем: Она заключается в том, что несет личность. Люди нестабильные величины. Для кого‑то ты в один день кажешься плохим, в другой день — хорошим. Но все равно я прихожу к тому, что все это идет от родительского воспитания и окружения. Если ты ведешь людей на войну, то ты это чувствуешь и пытаешься этого не допустить. Хотя может все пойти и не так, и я полный мудак, который несет полную ахинею.
Вообще, ты чувствуешь всегда грань сам. Тебе ничего не запрещено в принципе, но все наказуемо. Ты же можешь все что угодно делать — это в твоей грани, и у тебя нет границ. У тебя есть свои границы, а у общества свои. Если они пересекаются — тебя сажают в тюрьму. Хочешь сесть? Пожалуйста, сядь. Не хочешь — сдерживай себя.
— Справедливо. Вот что хотел спросить: у вас «Афиша» брала интервью три года назад. Что поменялось за это время?
Артем: Во-первых, с нами уже два годы играет Вова. Это наш очень хороший товарищ, друг, единомышленник и очень близкий нам человек. Мы очень сошлись. Буквально через две недели после того интервью Вова пришел к нам.
Что еще? Мы посмотрели Россию, людей.
Владимир: Знаете, мне кажется, никто лучше не знает Россию, чем музыканты, гастролирующие по ней. Кто еще так много ездит по стране и так реально, воочию со всем сталкивается?
— Что запомнилось в поездках?
Артем: Нам как‑то нужно было ночью ехать из Екатеринбурга в Оренбург. Было очень страшно, Уральские горы. А удивили лисы вдоль дороги. Мы чуть не переехали одну — их было просто … [до фига]. Мы сначала думали, что это собаки.
Федор: А, когда мы ехали из Оренбурга, там косули дорогу … [перебегали], помнишь?
Артем: Да. Вот эта прозаическая тема — она и есть. Самое клевое — это красота.
Федор: Самое крутое в том, что мы взяли и поехали сами.
— Прямо сами?
Федор: Да. Не было никакого тур-менеджера. Взяли организаторов, тачку в аренду и просто поехали. Первый тур мы так и сделали. Да и второй тоже.
Артем: Третий уже был получше.
— По ходу первых двух вы решили, что все, хватит самим?
Федор: Нет, все как‑то своим чередом пошло.
Артем: Не-не, мы не задолбались вообще. Дело в том, что мы никому не нужны были. Я вообще воздерживаюсь от всяких советов из комментариев. Я думаю, … [черт], если бы мы слушали вас, то вообще … [ничего] бы не сделали. Чуваки, пошли вы все … [к черту] — ну кто не с нами, конечно. Потому что. Ну зачем кого‑то слушать — мы все сами делали.
До поры до времени, естественно. Просто однажды приходит такой момент, когда появляются помощники, и это классно. Возвращаясь к вопросу: в России просто поражает визуальная красота. Ты едешь и хочешь плакать, не знаю (все смеются).
Федор: Хочется выйти и лечь на траву.
Артем: Это непередаваемое ощущение. И это, кстати, и есть та самая прозаическая тема.
Владимир: А, еще, когда зимой едешь и проезжаешь на юг, а там уже тепло.
Федор: В Перми идет снег, а в Краснодаре +15.
— Насколько все это вдохновляло в творческом смысле?
Артем: Ну нам однажды по пьяни в Ижевске пришла странная идея по поводу песни «Электрический волк».
Федор: Мы, как всегда, над чем‑то угорали, и получилось словосочетание «электрический волк».
Артем: Я вспомнил! Ижевск — очень странный город, и там много электрических вышек.
Федор: Нет, это когда мы с Андреем Ноговицыным (фотографом и предподавателем английского. — Прим. ред.) ездили, придумали.
(В течение следующих трех минут участники группы пытаются выяснить, при каких обстоятельствах было придумано словосочетание «Электрический волк».)
Артем: Короче, это единственное, что мы сделали в туре. Все остальное время мы выпиваем.
— Обывательские стереотипы о турах рок-звезд работают?
Артем: Мне кажется, что 90% стереотипов работает. Но это зависит от уровня твоей популярности. Плюс в России они не работают так, как в Америке. Потому что здесь даже так инфраструктура не налажена, как там. Здесь совсем все по-другому — мне кажется, здесь даже не в каждом городе могут предоставить такие наркотики, какие ты хочешь, потому что в Ижевске вряд ли они есть.
И эти стереотипы будут работать — просто должно пройти время. Все идет периодами. Россия сейчас подходит к моменту 1960-х, когда чуваки начинают делать лейблы, андеграунд начинает вылезать на приемлемый уровень. Нет, их не приглашает Виктор Дробыш или Пугачева. А просто их замечают — эй, чуваки, давайте к нам на лейбл.
А дальше еще лучше будет: у нас еще саунд-продюсеры появятся. В России пока не хватает саунд-продюсирования. Не хватает человека, который научит тебя обращаться со своими же песнями.
— Как думаете, вам лично не хватало этого человека?
Артем: Мне кажется, было бы классно, если бы какой‑то чел нам что‑то подсказал. Но, с другой стороны, в этом наша и сила: мы сами себе саунд-продюсеры, понимаешь? У тебя нет времени расслабиться.
— И вы более свободны творчески, да?
Артем: Наверное. Мы просто не знаем, как там все это устроено. Я думаю, мы дальше будем делать, что хотим, а группы после нас через пять-десять лет уже будут в этой системе, мне кажется.
— В какой системе?
Артем: Ну как в Америке, когда тебя лейбл берет, занимается саунд-продюсированием, оплачивает тебе тур, крутит твою группу и так далее. А группы постарше, которые есть сейчас, наверное, уже сами будут нанимать себе саунд-продюсеров.
— Это хорошо или плохо?
Артем: Это хорошо.
— Насколько свободно могут чувствовать себя рок-звезды в России в 2019 году благодаря стримингам и концертам?
Федор: С каждым годом все лучше и лучше.
Артем: Это правда. Мне кажется, группы, которые образуются сейчас, еще быстрее набирают обороты, потому что все становится отлаженным. Кто пять лет назад в iTunes закачивал музыку? Никто. А сейчас это делают все — потому что ты платишь 169 рублей, а музыканту платят за стриминг. Это же идеально.
— Возвращаясь к тому интервью: вы говорили, что груз славы ложится в основном на «Буерак» и «Пасош». Ситуация изменилась?
Федор: Ну на «Буерак» точно уже не ложится.
Артем: Тоже так думаю. Мне кажется, что «Буерак» не просто так отменил вчера концерт в Перми — причем за сутки. А «Пасош», думаю, плотно удерживает свои позиции.
Владимир: «Пасош» вчера (разговор состоялся 22 марта. — Прим. ред.) на «[Вечернем] Урганте» был.
— Клип «Электрический волк». Насколько он похож на типичный досуг группы?
Артем: На самом деле похож. Да и наше состояние там… Я мало помню, что там происходило — что в первый день, что во второй. Мы уделывались там хорошо.
— Какой самый дикий момент был в турах?
Артем: Ну Федя на меня как‑то опрокидывал шкаф в Казани, я выпрыгнул из окна, бабка за нами гналась, и я застрял в елке.
Федор: Потом мы на следующий день поехали в Самару и не могли оттуда уехать пять дней.
Артем: Да, мы были в запое.
Владимир: Там самое вкусное пиво!
Федор: Мы выпили за три дня бутылок триста. Тема ходил с утра за пивом, покупал по двенадцать бутылок, и мы пили их на завтрак. Потом мы ходили гулять, есть и выпивали еще.
Артем: Обратно в купе нас просто загружали с пакетом пива. Но потом было не очень, когда приехали.
А других каких‑то дикий историй и не было. На самом деле, лучше отыграть концерт, чем набухаться.
Федор: Наверное (вздыхает, а после паузы все смеются).
— У вас есть песня «Никто не понимает нас». Насколько трэшу и угару комфортно посреди русской тоски?
Артем: Да Россия не унылая! А «Никто не понимает нас»… Ну блин, нас мало кто понимает (все смеются).
Просто дело в том, что мы очень много пили, и я забывал в этом альбоме писать вторые куплеты, хотя они были. И в один момент, когда выходил альбом, мне пишет чел: блин, классно, но мало текста. Я хотел сделать его информативным в плане текста, а вышел менее информативным.
А в итоге получились лозунги. Блин, ну нас никто не понимает! Это нормально. Это и про то, что в русской действительности нас кто‑то не понимает. И как бы пошли вы … [к черту]! У нас вообще много отрицания и несогласия в песнях. Здесь — подтверждение: «Ты не сможешь понять меня, не смотри на меня, никто не понимает нас». Поэтому мы много чего отрицаем. Мы нигилисты?
Федор: Нигилист и … [пофигист] — это одно и то же?
Артем: Мы нигилисты-… [пофигисты]!
