«Мы начинаем шарахаться»: Режиссер Алвис Херманис — об этике и цензуре в театре

Херманис рассказывает, что написал «Семь правил этичного поведения» именно сейчас, потому что хотел обозначить границу вокруг своего театра. После обсуждения с актерами он пришел к выводу, что после каждого второго спектакля находятся обиженные зрители. И считает это абсолютно нормальным, а вот попытка делать спектакли политкоретными толкает команду к самоцензуре. «Мы сами начинаем шарахаться», — говорит он.

Например, латвийская публика очень резко отреагировала на спектакль о КГБ. Все из‑за того, что народ до сих пор не может посмотреть на свою историю объективно, считает Херманис, и принять то, что часть латышей стала жертвами ГУЛАГа, но часть из них также активно сотрудничала с властью и была связана с красным террором. «Мы сделали спектакль, чтобы доказать: на историю невозможно смотреть однозначно, — говорит режиссер. — Должен сказать, среди публики нашлось немного людей, которые нас поняли».

Херманис также выступает в защиту служебных романов, потому что у каждого человека должен быть свой моральный компас и он, получая свободу, также несет ответственность. Постоянный внешний контроль в этой ситуации будет излишним. «Если говорить про служебные романы и флирт на работе — за это время у нас в театре родились как минимум двадцать детей, — рассказывает он. — Мама троих моих маленьких детей была актрисой нашего театра. Если бы мы познакомились в театре в 2021 году, я бы не рискнул, не посмел делать никаких романтических намеков своей будущей жене. Значит, трое моих детей не получили бы шанс родиться».

При этом если сотрудник театра переступит границу и злоупотребит властью — будут последствия. «[Когда так произошло], мы от этих людей избавились, или они сами, как сказать, фигурально выпрыгнули из окна», — добавляет режиссер.

Херманис не против поставить что‑нибудь в Москве, хотя в 2014 году обещал не возвращаться в Россию, пока Кремль не изменит внешнюю политику. С тех пор он поставил спектакль «Горбачев» в Театре наций, но в Москву не приезжал: сначала репетировали по Zoom, потом актеры приезжали в Ригу.

Режиссер признается, что не очень понимает системы политической цензуры в России. Он переживал за спектакль о Горбачеве, но тот вышел без проблем, удивил его и фильм «Глубже!». «Скажу откровенно, такой фильм по причинам политической цензуры, по-моему, не прошел бы ни в одной западной стране», — уверен режиссер.

Латвию же он считает одной из самых свободных стран мира, где в искусстве и медиа можно транслировать различные политические взгляды. Иная ситуация происходит в Германии, где допускается лишь одна повестка и столкновения взглядов не происходит, а ведь именно в этом конфликте для режиссера заключается смысл политического театра.

Сегодня искусство работает не на народ, так как для него левые идеи неактуальны, уверен Херманис. Артисты, будто бы в романе Достоевского «Бесы», «соревнуются, кто более левый», чтобы обслужить небольшую маргинальную часть общества. Народ же искусство вообще интересует в очень малых дозах, им гораздо важнее развлечения, поэтому диалог с ними можно считать потерянным. И изменить эту ситуацию невозможно — лишь сопротивляться ей.

Херманис характеризует свой режиссерский стиль как отсутствие стиля. При этом главной особенностью называет заинтересованность в актерском мастерстве. «С актерского перевоплощения вообще начался театр. Все сидели вокруг костра, и шаман на глазах у всех превращался в кого‑то другого, — рассказывает он. — В этом фокус-покусе — концентрат театрального искусства. Это такой магический акт, который до сих пор не утратил силы: люди собираются по вечерам в огромном помещении, потом тушат свет и на сцену выходят какие‑то другие люди, обученные превращаться».

Однако сейчас, по мнению Херманиса, большинство актеров искусством воплощения не владеет. Среди основных причин — неумение западных режиссеров работать с этим. «Режиссеры на Западе редко имеют актерский опыт, их обучают философии, филологии, разным другим вещам, но не актерскому мастерству. Почти все западные режиссеры никогда в жизни сами не были на сцене, — объясняет он. — Они просто не знают, что с актерами можно делать, и используют как какие‑то элементы в своих композициях».

Херманис добавляет, что ему интересна культура прошлых эпох, а современным зрителям — нет, так как они «не имеют классического образования и не понимают классических культурных знаков». Если бы он мог поставить пьесу, не ориентируясь на вкусы аудитории, то это был бы «Атласный башмачок» Поля Клоделя — «самая длинная пьеса в истории (ее исполнение занимает 11 часов. — Прим. ред.) и самая красивая».

После пандемии людям будет все сложнее платить за искусство, считает Херманис, поэтому европейский театр вслед за американским движется к тому, что жизнь театра будет зависеть от небольшого процента образованных и богатых людей. Они будут лоббировать содержание театра на бюджетные деньги. Режиссер считает это справедливым. «Я тоже плачу налоги, и мои налоги идут на многое такое, чего я вообще не использую в своей повседневной жизни, — говорит он. — Многие платят большие налоги и никогда не пользуются социальным здравоохранением. Это негласный уговор общества — мы друг друга поддерживаем своими налогами».