«Диагностировали всякую ересь»: Карина Истомина рассказала о лечении от зависимости

В начале января у меня был сильный срыв: я [совершила попытку самоубийства]. Я дошла до дна и поняла, что больше так продолжаться не может. Но почему так произошло, я не знаю.

Все эти годы я пыталась скрыть от себя и других, что у меня есть большая проблема с зависимостями, а я не могла признаться в этом ни себе, ни окружающим, ни уж тем более родителям. В интернете можно все что угодно рассказать, а маме с папой в реальной жизни — ничего, такое у меня было мнение. Но в этот раз я рассказала, они меня приняли — и мне стало намного легче.

На программе говорят о том, что она не для тех, кто сейчас не употребляет вещества, а для тех, кто хочет перестать их употреблять, даже если сейчас не получается бросить. Ты можешь приходить на собрания в измененном состоянии сознания, но тогда тебе не разрешают говорить. При этом тебя не стыдят, не говорят, что вот, ты сорвался и теперь тебе нельзя ходить на группы.

Я себя снова почувствовала как в университете — а я окончила журфак, — когда пишешь километровые эссе на сессиях. Тут то же самое. И вот я думаю: ладно, я люблю писать. Но у меня вызывает восхищение, допустим, человек, который работает сантехником, [употреблял наркотики] двадцать лет и не то чтобы часто расписывал свои внутренние переживания на бумаге, а ему надо все шаги записать в тетрадку — это какая сила нужна!

[Я нашла хорошего специалиста] благодаря сарафанному радио. Я прошла через множество некомпетентных врачей, которые мне диагностировали всякую ересь. Надо иметь толстую кожу, чтобы все это выдержать, ведь ты идешь к ним с болезнями нервов и головы, когда тебе уже и так плохо от любого слова… Сначала у меня были мысли о том, что, может быть, со мной что‑то не так. Но потом я стала просто писать негативные отзывы про таких психиатров. Они ведь, как любые другие врачи, тоже бывают плохими — как стоматологи например: год назад я попала в реанимацию из‑за того, что мне плохо удалили зуб мудрости, хотя это вроде рядовая процедура. Разница в том, что стоматологические проблемы, в отличие от психологических, у нас не стигматизируют.

В инстаграме на меня начали жаловаться из‑за постов и сторис о моем состоянии, и из‑за этих жалоб чуть не удалили аккаунт. Слава богу, что не удалили! Я думала, что поседею, потому что инстаграм — это 50% моего дохода. В итоге инстаграм удалил мой пост про селфхарм, который я опубликовала в ноябре. Я там писала по пунктам, как предотвратить ситуацию, когда вы что‑то хотите с собой сделать. Представляешь, люди пожаловались на это. Хотя в этом посте была хорошая памятка, которая и мне помогала.

Мне тогда написало много людей, у которых есть такая же проблема: они ненавидят себя и всю жизнь ходят с длинными рукавами, даже в жару +40 градусов, чтобы скрывать шрамы. Я так сожалею, что они делают это из‑за каких‑то людей, которые решили, что могут кого‑то судить.

«Наркоманка, суицидница, когда ты наконец сдохнешь, все обещаешь сдохнуть, но не сдохла, сумасшедшая, зачем вообще психи находятся с нами в одном обществе, тебе надо быть в изоляторе, какой ты пример подаешь», — вот что пишут. Самый распространенный хейтерский комментарий: «Когда ты наконец сторчишься и умрешь?»

Мне еще часто пишут про эффект Вертера. Но это несусветная глупость, потому что чье-то самоубийство само по себе не может быть основной причиной, чтобы покончить с собой. Вероятно, у человека, который сделал это после того, как узнал о суициде какой‑то знаменитости, уже было много предпосылок. Мне пишут какие‑то женщины, что из‑за меня их дети [совершают попытки суицида]. У меня есть 19-летний брат и 11-летняя сестра, которые видят, что со мной происходит, видят мои руки. И никто из них [попыток суицида не совершает]. При этом мы все росли в одной семье, наши родители воспитывали нас вместе.

Я скоро запущу ютуб-канал про ментальное здоровье вместе со своей коллегой. Он будет называться «Справиться проще». В первом выпуске мы будем разговаривать с клиническим психологом про стигму и про отношение общества к людям с ментальными проблемами, во втором — про тревоги.

Заниматься психоактивизмом для меня — значит говорить: «Давайте не будем бить лежачих, пожалуйста. Начнем с малого, давайте не издеваться над теми, кому и так уже не окей». Надо мной много издеваются, но у меня реакция на это выходит в агрессию, в эпатаж, и меня это спасает. Мне говорят, что я больная, а я: «Да, давайте, говорите еще, и будем дальше на этом кататься», хотя мне часто бывает очень больно. А у многих людей все совсем по-другому. Их ранят, они закрываются, им становится еще хуже. Это очень плохо, я считаю, что так не должно быть.