Лето 1993 года. Бывший инженер космических систем Виктор Брянцев (Евгений Цыганов), вместо того чтобы строить луноходы, не вылезает из канализации, где с коллегами из бригады московской аварийной службы разгребает дерьмо. Таким нехитрым образом режиссер Александр Велединский с первых минут показывает, что Россия оказалась в дерьме и что «капитальный ремонт требуется не только всей системе, но и всей стране».
Пока одни поддерживают демократов, а другие топят за сохранение советской модели власти, Брянцев, по его собственным словам, остается наблюдателем. Эта позиция не находит понимания ни у его жены Лены (Екатерина Вилкова), мечтающей открыть свой бизнес (любой, неважно какой!), ни у половозрелой дочери Тани (Анна Цветкова), которая на вопрос «кем работает твой отец?» иронично отвечает «черепашкой-ниндзя, потому что живет в канализации». Не находит Брянцев понимания и у близкого друга Янса (Александр Робак), ушедшего в криминал и поэтому нехило разбогатевшего.
Так, пока Брянцевы, продавшие квартиру в Москве, ютятся на загородной даче, Янс вместе со своей трофейной женой Викой (Александра Ребенок) и дочерями-близняшками (Мария и Виктория Снятковы), у которых все никак не начнутся месячные, живет в соседнем коттедже и собирается эмигрировать: не важно куда — хоть в США, хоть в Израиль. Поскольку фраза про задержку месячных повторится несколько раз, станет понятно, что эта кринжовая метафора нужна Велединскому для того, чтобы показать: скоро кровь прольется не только у девочек, но и у всей страны, ведь грядет «черный октябрь», когда вследствие конституционного кризиса люди у Белого дома встанут по разные стороны баррикад.
В «1993» столько жирного символизма, что ближе к финалу этот не самый короткий, двух с половиной часовой семейный эпос просто начинает в нем захлебываться. Раз дочка Брянцева назвала отца черепашкой-ниндзя, то ждите, что герой Цыганова вместе со своей аварийной бригадой исполнит в канализации сюрреалистический музыкальный номер по мотивам черепашьей песни «Мы не жалкие букашки!». Раз Брянцев мастерил луноход, а перед «черным октябрем», 15 сентября, свой первый концерт в Москве дал Майкл Джексон, то ждите, что в еще более сюрреалистической сцене Цыганов станцует «лунную походку» на Луне. А на протяжении всей картины за кадром будет звучать «Лунная соната» Людвига ван Бетховена.
В общем, главное оружие Велединского — лобовая аллегория, поэтому у него бюро ритуальных услуг называется «Норма» (ну вы поняли), во время штурма Белого дома по телевизору показывают «Чиполлино» (да, тот самый отрывок, когда власть предержащие хотят разнести домик старика Тыквы), а в финале Брянцев буквально из гробов строит домик на своем дачном участке, чтобы все уяснили, что новая Россия после трагических событий 1993 года была построена на костях.
Очевидно, что любой «большой русский художник» (а режиссер «Русского», «Живого», «Географ глобус пропил» и «Обители» Велединский, кажется, считает себя таковым) стремится к универсальным обобщениям. Достаточно вспомнить выброшенную на берег тушу кита как символ современной России у Звягинцева в «Левиафане». Но у Андрея Петровича была не только монструозная метафора, но и политическое высказывание — то, чего совершенно нет в «1993».
Велединский с интересом разглядывает ушедшую эпоху (музыка Егора Летова и Янки Дягилевой в наушниках, баночки «Фанты» на полках, легендарная реклама вентиляторного завода про то, что «пора заключать договора́», и клип на песню «Иду, курю» группы «Ноль»), но, когда дело доходит до демонстрации авторской позиции, откровенно пасует. Брянцев негодует из‑за решения президента РФ Бориса Ельцина переписать конституцию, но непонятно, чья это позиция — Брянцева, Велединского или автора романа-первоисточника «1993» Сергея Шаргунова, по отдаленным мотивам которого снят фильм. Да, режиссер оставил только скелет, саму канву книжки, насытив ее собственными деталями и референсами. Так, в романе Брянцевы — Виктор и Лена — во время октябрьского путча занимали разные позиции. В фильме конфликт между ними спущен на тормозах.
Велединскому не интересно семейное противостояние — куда интересней ему экзистенциальный кризис среднего возраста русского интеллигента, который он уже воспел в экранизации «Географ глобус пропил». Брянцев ведет себя так же, как Служкин, как герой Олега Басилашвили в «Осеннем марафоне» и Олега Янковского в «Полетах во сне и наяву», то есть мается. Мается на работе, мается дома, хочется сказать, мается у любовницы, но у него нет любовницы — это супруга изменяет Виктору с бизнес-коучем. И только оказавшись на баррикадах, в самом пекле, Брянцев начинает чувствовать себя живым, как будто в бурях есть покой.
Но, честно говоря, куда интересней было бы увидеть другой сюжет. На это никто почему‑то не обращает внимания, однако экспозиция «1993» страшно напоминает завязку социального хоррора «Мы» Джордана Пила. Две семьи (в одной, как у Пила, даже есть кубриковские девочки-близняшки!) оказываются за городом, когда над страной сгущаются инфернальные тучи. Тут бы разыграть не расовый, а классовый конфликт между этими семьями.
Или, еще лучше, к героям могли бы прийти их двойники в красных или даже в красно-коричневых комбинезонах, с которыми бы им пришлось схлестнуться не на жизнь, а на смерть. Но нет, Велединскому не хочется играть в жанр, а хочется на баррикады, чтобы там занять центристскую позицию над схваткой. Однако искусство не журналистика факта, а высказывание, на которое едва ли тянет очевидная параллель про разобщенность между близкими людьми, как в 1993-м, так и 2023 году.
И еще хотелось бы сказать вот о чем. Демонизация «лихих девяностых» в российской политике и отечественном кино (а «1993» в этом смысле не исключение) уже давно стало общим местом. Новогодним телеобращением Ельцина к стране, и, следовательно, сильным облегчением заканчиваются и «Нашла коса на камень», и «Бык», и «Ненастье».
Понятно, что у каждого свое отношение к этой непростой эпохе (мне, например, просто в силу возраста, гораздо ближе оптика подростков из сериала «Мир! Дружба! Жвачка!», в котором турбулентное время увидено через «розовые очки» юных миллениалов), однако, может, всем уже пора примириться с девяностыми? Человеческой памяти свойственно приукрашивать детали и ужасы, а рассказы про время, в которое «убивали людей и все бегали абсолютно голые», в российском кино уже похожи не на реконструкцию эпохи, а на сказку или былину, что, кстати, не без остроумия было обыграно в новом сериале «Лада Голд» с ее золотым «жигули», богатырями-милиционерами и разбойниками в кожанках.
Евгения Ткачева
