Свежих цифр подвезли. «Розничные продажи алкоголя населению за последние два года значительно снизились. За январь — август этого года было продано алкогольной продукции на 10,6% меньше, чем за те же восемь месяцев 2014 года», — говорит нам Росстат устами «Газеты.ру». Далее расшифровывает: 42% продаж обеспечивали водка и всякие коньяки, пиво — 44–45%, вино и винодельческая продукция — 12–13%». И главное утверждение: «Катастрофически снизились продажи водки. За восемь месяцев этого года — минус 13,4%».
Так что же, русские люди стали меньше пить? Судя по цифрам — да. По данным еще одних статистиков — Ipsos Comcon, — в 2006 году 74% россиян потребляли алкоголь хотя бы раз в квартал, а в 2015 году в этом признались только 69%. Пять процентов — вроде немного, миллион с лишним человек при переводе из цифр в головы, приятный, так сказать, пустячок, который вообще не коррелирует с увеличением, по данным того же Росстата, производства водки и снижением объемов выработки коньяка.
Статистика не может не врать, и ей не до деталей, из которых складываются ваши глубоко личные отношения с алкоголем. Куда, скажем, пристроить мизерное с точки зрения социологии, но тем не менее выросшее в шесть раз производство виноградной водки. Замечательно, конечно, что теперь ты можешь найти крепкую дагестанскую бормотуху на полках всех «Ашанов» страны, но ты и твой сосед по лестничной клетке — не то же самое. Скорее всего, ему виноградная водка, которая тебе напоминает о каникулах в Черногории или об итальянской граппе, вообще неинтересна.
Предположим, к коньячным напиткам он холоден и любит виски. Ты, кстати, тоже! Однако если в прежние — уже хорошенько подзабытые — времена ты мог позволить себе что-нибудь односолодовое, то теперь пьешь разлитый в Подмосковье William Lawsonʼs. Который, кстати, стали лить там тоже только в этом году. То есть если раньше его везли бутылками, то теперь везут в бочках — будем надеяться, из Шотландии — и записывают в увеличение российского производства.
Все стало гораздо хуже для потребителя, который в прежние времена был заточен как раз под Lawsonʼs и другие супермаркетные бренды. Импортеры попытались выйти из положения — и что же они предложили? Верно оценив финансовое состояние ваших соседей по лестнице и стояку, они предложили им как бы виски — Rowsonʼs Reserve. Есть еще несколько видов прочей бурды за 700–800 рублей, которая фактически является водкой с добавлением ароматизаторов, для которой изобрели отдельную категорию — «висковый напиток», вечно пьяный родственник сметанкового сыра и прочих шаромыжников на пальмовом масле.
План алкогольщиков, ухватившихся за повышение массового спроса на ром и виски, может быть, и работал, но ровно до тех пор, пока потребитель не вчитался в этикетки на бутылках внимательнее. Сознательность среднестатистического русского выпивохи явно недооценена: при взгляде на такую этикетку у него в мозгу всплывает ярко-красным неоном слово «западло». Ведь это практически та же самая водка, от которой он отказался, чтобы почувствовать себя Маклаудом из Маклаудов (или капитаном Сильвером в случае ромовых напитков), — только стоит эта водка в три раза дороже. Хочется верить, что сегмент русского псевдолакшери останется умеренно смешной шуткой времен разгара кризиса.
Однако у вас есть ощущение, что все на самом деле не так? Ведь столько прекрасных мест, где можно выпить со вкусом, открывается каждый день! Объемы потребления алкоголя в общепите тем временем тоже падают — и это не только вино. Пива, с ростом потребления которого было принято соотносить хипстерскую революцию в индустрии, также стало меньше. И дело не в том, что «Сосна и липа» переехали и люди теперь не знают, где же находится хвост очереди в этот крафтовый бар. В отличие от Штатов, где крафт, поддерживаемый младшими брендами больших корпораций, набирает под 20% от общего пивного рынка, в российской, стабильно падающей пенной экономике доля модного пива не превышает и пары процентов.
Барный сегмент довольно сильно просел также за счет падения претензий в области алкоголя, который принято пить чистым. «Успешные менеджеры больше не берут 21-летний вискарь, — сокрушаясь, рассказывал мне один уважаемый бартендер. — Им приходится заменять его на 8-летний». Если абстрагироваться от трагедий мини-олигархов, то два главных тренда кризиса порождены именно безденежьем. Это уже успевшее задолбать крафтовое пиво и коктейли, которые позволяют держать прибыль, экономя на пропорциях и маскируя дешевое пойло биттерами, взбитыми сливками и зонтиками.
Еще одна тенденция, которую, как шаман духов, вызывает рынок, а она все никак не вызреет и, возможно, умрет в зародыше, — интересные дешевые русские вина. Прошлогодний рост производства на 24,5% тут подморозило падение на 9,5% в этом году (при этом Россия занимает 12-е место в мире, опережая средиземноморскую Грецию и новосветскую Новую Зеландию). Но бума отечественных вин мы не видим, потому что, побывав в руках дистрибьютора, они существенно прибавляют в цене (и не в качестве), а государственная поддержка частных инициатив никак не превратится в осязаемую программу и тонет в фарисействе.
Бедные беднеют, богатые богатеют — в сверхдорогом сегменте в русском алкомире все прекрасно. Сегодня как никогда очевидно, что какой-нибудь «Луи XIII» русские люди покупали не ради столетних коньячных спиртов в бленде и не ради хрустального декантера Baccarat, а ради дешевого, но довольно эпического бахвальства. Спрос на алкоголь за 100 и более тысяч в России остается стабильным (и сравнительно небольшим), потому что это как меряться яхтами, — только в чуть более повседневном режиме.
И последний занимательный факт: авторы исследования Росстата говорят, что самой стремительно падающей в плане потребления водки категорией является молодежь в возрасте до 25 лет. То есть люди, не заставшие водку как русский архетип даже на родительском уровне. Возможно, нация действительно трезвеет — вечно молодой больше не вечно пьяный. С другой стороны, никто еще не проводил сравнительные исследования рынка алкоголя и радикальных технологических изменений, которые произошли в мире наркотиков. Но это уже совсем другая история.