«Где ты был, когда убили Леннона?» — на этот вопрос легко ответит любой британец за шестьдесят. Каждый американец, живший в 1963 году, вспомнит, что делал, когда Ли Харви Освальд застрелил Джона Кеннеди. Если вы старше тридцати, то наверняка помните тот час, когда рухнули башни-близнецы в Нью-Йорке. У меня к этим датам добавилась еще одна: я вряд ли забуду, что делал в минувшую пятницу в тот момент, когда раздались первые выстрелы в «Крокус Сити Холле».
Тем вечером мы сидели с друзьями, разговаривая о книгах. Я завел речь о том, что впервые за полвека у нас, кажется, появилось новое поколение писателей — не просто группа людей похожего возраста, но авторы, крепко связанные общим опытом и часто, хотя и не всегда, общими ценностями. Речь о миллениалах: еще совсем недавно о них (о нас) без иронии и говорить не удавалось, а теперь каждый третий роман, написанный молодыми людьми от тридцати до сорока, становится большим событием.
Почему именно эта группа писателей заслуживает право называться поколением с большой буквы, что их объединяет? Это люди, которые пошли в школу, а часто и родились в ельцинской России. Их детство пришлось на девяностые — десятилетие свободы, нищеты, несправедливости и возможностей. Взрослыми они стали в феврале 2014 года, когда кадры закрытия Олимпиады сменились мутными новостями о появлении «вежливых» людей без опознавательных знаков в Крыму. А их юность, самые важные годы, пришлись на нулевые — в официальной риторике эпоху роста стабильности, в реальности эпоху, когда теракты стали частью нашей повседневной жизни.
Мы вспоминали эту череду трагедий: захват заложников на Дубровке в 2002 году, взрыв в московском метро в феврале 2004 года, Беслан в сентябре, — которая была постоянным фоном нашей юности. Через две минуты мы открыли новостную ленту и еще раз убедились, что и двадцать лет спустя новое поколение россиян продолжает жить в мире страха.
В 2017 году Алексей Поляринов читал на Красноярской ярмарке книжной культуры лекцию о том, как культура работает с трагедией в США и России. «Американская культура реагирует почти мгновенно, русская реагирует с очень сильной задержкой — в среднем лет двадцать, иногда, очень часто, даже больше — лет пятьдесят. Наша культура начинает тянуться к трагедиям только после того, как сменяется власть», — говорил тогда Поляринов. И выносил в финале горький вердикт: «…уже заканчиваются десятые годы, а мы еще даже не начали осваивать нулевые, ни я, ни мои сверстники: мы ни черта не знаем о времени, в котором жили; оно не освоено, не осмыслено — у нас нет точек входа в это время».
Прошли годы — ситуация не слишком поменялась. Если теракт 11 сентября породил немыслимое количество книг и фильмов, то в России даже двадцать лет спустя из книг (не то что хороших — любых), хоть как‑то рассказывающих о трагедиях Беслана и «Норд-Оста», о том, как они изменили Россию, не собрать приличную книжную полку.
При этом переосмысление событий современности стало ключевым для нового поколения писателей. Стереотип о миллениалах как о поколении, которое зациклено на врачевании личных душевных травм и оторвано от реальности, мягко говоря, не соответствует действительности. По следам дела «Седьмой студии» появился роман Сергея Лебеденко «(не)свобода»; история сестер Хачатурян стала одним из источников вдохновения для второй книги Екатерины Манойло. Одна из немногих книг, переосмысляющих властный кризис 1993 года, — повесть «Visitation» Ольги Брейнингер. Но теракты нулевых и десятых едва начали выходить из слепого пятна — не помогает и закручивание законодательных гаек, из‑за которого каждый год честно говорить на тяжелые темы становится все сложнее.
В 2019 году вышла пускай не первая, но самая важная полновесная нон-фикшн-книга о Беслане на русском языкеСписок англоязычных текстов о бесланской трагедии куда длиннее: среди прочих это книги «After Violence: Russia’s Beslan School Massacre and the Peace that Followed» Дебры Джавелин, «Terror at Beslan: A Russian Tragedy with Lessons for America’s Schools» Джона Гайдука, «Beslan: The Tragedy of School No. 1» Тимоти Филлипса и большая статья «The School» Кристофера Чиверса в журнале Esquire — «Форпост» Ольги Алленовой. В том же году Светлана Петрийчук написала пьесу «Финист ясный сокол» — о российских женщинах, которые бегут в Сирию, чтобы там стать женами террористов ИГИЛВ 2024 году именно ИГИЛ* взяло на себя ответственность за нападение на «Крокус Сити Холл»*. Постановка была отмечена двумя премиями «Золотая маска» и уголовным делом в отношении создательниц. За пределами литературы тоже началось движение: в 2020 году вышел фильм «Конференция» о последствиях террористического акта на Дубровке — в нем снялись Роман Шмаков и Филипп Авдеев, которые были заложниками «Норд-Оста». В 2021 году вышла мало кем замеченная книга Влады Харебовой «Я знаю каждую минуту…» — девушка главного героя была заложницей бесланской школы. В 2022-м появился «Сезон отравленных плодов» Веры Богдановой, герои которого живут в постоянном ожидании теракта, а то и чего похуже:
Ну а потом так непроработанные толком трагедии нулевых перекрылись трагедией куда более масштабной, и воображаемая полка так и осталась полупустой. А вечером 22 марта, в те самые минуты, когда мы обсуждали, как за двадцать лет мы не смогли осмыслить опыт «Норд-Оста», в «Крокусе» уже погибали люди. Избитая максима Ключевского: история ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков. Учиться надо самим.
Я не так наивен, чтобы полагать, что десять, двадцать, сто книг о терактах прошлого могли бы предотвратить теракты новые. Тысячи книг о войнах, геноцидах и преступлениях не смогли предотвратить новые войны и не смогут впредь. Но нам нужно учиться говорить о трагедии — хотя бы для того, чтобы не чувствовать металлический вкус немоты, когда трагедия повторяется. И нашему поколению придется делать это самим. Поляринов заканчивал лекцию словами, которые за семь лет не стали менее верными: «Взрослые — это мы, и, кроме нас самих, нам никто никогда ничего не объяснит».
Осенью 2001 года, когда рухнули башни-близнецы в Нью-Йорке, Борис Борисович Гребенщиков** констатировал наступление новой эпохи:
Так и вышло: поколение, чья юность пришлась на эпоху падающих башен, забаррикадированных концертных залов, взрывающихся поездов и танков, стреляющих по школе, выросло без фантазий о невинности. У кого‑то ее место в душе занял цинизм, у других — повышенная жажда справедливости, но сам этот общий опыт сковал нас в одно поколение. И опыт этот придется осмыслять нам.
В том же эссе Гребенщиков** вспоминал слова какого‑то восточного старца: «И знаете, у кого‑то то ли из древних китайцев, то ли из древних японцев было замечательно сказано: „Ни крыши над головой,/Ни пола под ногами“. Это он так описывал идеальное состояние сознания совершенно мудpoгo человека». И если нулевые нас очень сильно пошатнули, то последние два года точно выбили из‑под ног почву (подчас в прямом смысле — не зря ведь одной из главных тем новой литературы стал опыт вынужденной эмиграции). Если верить Гребенщикову**, такой ужасный опыт дарит мудрость — хочется надеяться, что она сможет конвертироваться в творчество. А это творчество поможет нам глубже осмыслить реальность.
* «Исламское государство» — террористическая и экстремистская организация, ее деятельность в России запрещена.
** Борис Гребенщиков внесен Минюстом РФ в реестр иностранных агентов.
