Два года назад в Департаменте культуры Москвы решили объединить под одной общей дирекцией пять площадок: «Открытую сцену» на Поварской, экспериментальный театр «АРТО» на Сретенском бульваре, никому неизвестный доселе театр «Киноспектакль» на Патриарших и обе сцены Центра драматургии и режиссуры — на «Беговой» и на «Соколе». Директором всего этого назначили экономиста Дмитрия Палагуту. Все театры при новом руководстве пришли в упадок, проект реорганизации провалился с грохотом и закончился уголовным делом по подозрению Палагуты в мошенничестве.
На этой неделе стало известно имя нового директора Центра драматургии и режиссуры и всех присоединенных учреждений тоже — им стал режиссер Владимир Панков. Основателю коллектива Soundrama, соучастнику спектаклей Кирилла Серебренникова и Михаила Угарова в первые годы существования Центра драматургии и режиссуры, резиденту «Гоголь-центра» и вообще одному из фронтменов российского современного театра уже давно пророчили должность худрука в том или ином театре Москвы, нуждающемся в обновлении. Другое дело, что назначение в ЦДР в его нынешнем состоянии и не худруком, а директором, не совсем то же самое.
— Это у вас какое по счету интервью сегодня?
— Не считал, ничего уже не соображаю. Очень много обязательств свалилось. Меня, конечно, все поздравляют, вот, мол, наконец театр свой. И я действительно этому рад. Но чтобы начать что-то делать и ставить, нужно наладить весь механизм.
— Вы заступаете на место опального Дмитрия Палагуты, провалившего процесс объединения Центра драматургии и режиссуры, театров «АРТО», «Киноспектакль» и «Открытая сцена». Вам самому вся эта затея с объединением не кажется абсурдистской?
— Вообще, если абстрагироваться от неудачного опыта, сама идея слияния нескольких очень разных маленьких театров под одной головой кажется мне хорошей и правильной. В случае если голова разумная и дает абсолютно разным театрам развиваться в собственных направлениях.
— Художественный руководитель и директор — это ведь совсем не одно и то же. Или вы планируете совмещать управление организацией и разработку художественной стратегии?
— Сейчас я вступил в должность директора всего этого объединения. Но в процессе я перейду на должность художественного руководителя. На сегодняшний день на помощь пришла Анна Волк (театральный менеджер, работала техническим директором и руководителем фестивального штаба «Золотой маски» и исполнительным директором Театра им. Пушкина. — Прим. ред.), она сейчас замдиректора, а продюсер Ника Гаркалина (директор студии Soundrama. — Прим. ред.) будет заместителем директора по художественным вопросам.
— Главный вопрос на сегодня. Как в новой ситуации сложится судьба у художественных руководителей вверенных вам театров? Я имею в виду Клима, как будто тайком выпускающего ритуальные поэтические шедевры в ЦДР, и Николая Рощина, чьи экспериментаторские поиски в «АРТО» прекратились как раз с началом слияния театров.
— Ну Клим на самом деле никогда не числился в ЦДР художественным руководителем. По бумагам он числится штатным режиссером. Мы уже созвонились, договорились о встрече, будем обсуждать планы. Про «АРТО» пока не могу ничего сказать, этот вопрос решается. Потому что «АРТО» фактически не был присоединен к ЦДР.
— А что будет со студиями на Поварской, где родилась «Школа драматического искусства» Анатолия Васильева? Сейчас здесь по инерции базируется разваленная Палагутой «Открытая сцена», но ведь Департамент культуры недавно сообщил, что здание наконец передадут вернувшемуся в Россию Васильеву для создания здесь его «Кафедры лабораторных исследований теории и техник театра».
— Ждем, пока Министерство культуры, Департамент культуры и СТД решат этот вопрос по поводу передачи помещения Анатолию Васильеву. Со своей стороны я обеими руками за, тут и обсуждать нечего. Васильев — мастер, легенда, и Поварская, разумеется, его вотчина, его театр.
— А в театре «Киноспектакль» уже побывали? Что там вообще?
— Да, были. Это маленькая площадка на Патриарших, там еще не завершен ремонт. Надеюсь, мы там откроем поэтический театр.
— Ваше назначение в Центр драматургии означает, что у команды Soundrama теперь появился свой дом?
— Безусловно. Но только в том случае, если получится интеграция с труппой. Я не намерен никаких репрессий устраивать. Наверняка ведь все думают, мол, сейчас Панков придет, своих приведет и будет с ними работать. Нет, мне очень важно попробовать интегрироваться. Когда приливается новая кровь, возникает химия и возможен интересный результат. Безусловно, будут восстановлены те спектакли «Саундрамы», которые уже нигде не играются, поскольку не было площадки.
— Но спектакли «Саундрамы» — это ведь почти всегда многолюдные шоу, большая форма. Как они поместятся на скромной сцене ЦДР?
— «Док.Тор» прекрасно может встать, «Я, пулеметчик» — тоже. И все части «Гоголь. Вечера» тоже. Понятно, что поставленная совместно с чеховским фестивалем «Война» никак в ЦДР не поместится. А все остальные спектакли «Саундрамы» очень хорошо встанут. «Док.Тор», сделанный в «Театр.doc» на 50 мест, мы играли в Бельгии на тысячный зал, отлично прошло. Все эти спектакли удивительно легко поддаются масштабированию.
— А кроме спектаклей что-то еще будет в ЦДР?
— И концерты, и выставки в фойе, студия звукозаписи, и, может быть, еще будем снимать кино по ночам. И еще — у театроведа Кати Костриковой и ее журнала «Замыслы» может появиться свое помещение, своя типография в ЦДР. Этот журнал — событие, люди взяли и сами что-то сделали. Моя задача — дать дорогу талантливым, в хорошем смысле сумасшедшим людям, которые болеют своим делом. Как мне когда-то дали дорогу — Кудряшов, Казанцев, Шадрин, Калягин. Очень важно быть благодарным. Я заметил, как само слово «благодарность» уходит из нашего обихода. Многие забывают, что оно вообще существует. Понятно, что сейчас только-только все начинается, но я уже, например, позвонил Олегу Львовичу Кудряшову (профессор режиссерского факультета в РАТИ/ГИТИС. — Прим. ред.), спросил, какие интересные молодые режиссеры выпускаются. Я бы хотел сделать режиссерскую стажерскую группу сразу же. Привлечь их к спектаклю «Москва — открытый город. Переход».
— «Москва — открытый город» — это был такой проект в Центре драматургии и режиссуры лет десять назад, да? По коротким пьесам о Москве?
— Да. Это отчасти и дань памяти Алексею Николаевичу Казанцеву. И здесь же — давний спектакль Soundrama «Переход», идея и название которого на самом деле принадлежат Олегу Львовичу Кудряшову. И я подумал, если состыковать два названия — «Москва — открытый город. Переход», — получится символично. Это и наш переход в ЦДР, и совместный переход уже в какое-то новое качество. Самое для меня в этом проекте важное — чтобы в нем участвовали молодые драматурги и режиссеры.
— Вы в этом году впервые набрали курс в ГИТИСе на факультете эстрады. Принято считать, что там людей учат жонглировать и исполнять комические куплеты.
— На самом деле эстрадный факультет давно ищет адекватное времени название. Потому что действительно эстрада умерла. Жанра этого не существует больше, он себя изжил.
— Какими навыками должен владеть выпускник факультета эстрады?
— Сейчас театр идет по пути объединения всего со всем. Вот как учреждения объединяются, так и направления. Танец совмещается с драматическим театром, опера с цирком, жанры начинают интегрировать друг в друга. В Европе это выражено очень ярко, в Москве — пока не настолько. Отвечая на ваш вопрос, можно отделаться словосочетанием «синтетический артист». Но что это такое? Артист должен одинаково уверенно чувствовать себя в условиях и музыкального, и танцевального, и психологического театра. В первую очередь для мня важно, чтобы все на курсе были людьми, слышащими музыку. Вы могли заметить, старые мастера советского театра и кино — они все поющие, все музыкальные. Попробуй одновременно петь и проживать, разложить свой текст на квадрат музыки и остаться живым человеком. Иногда я вижу, когда артист летает в буквальном смысле слова. Он не бежит с репетиции и не выпендривается, а фонтанирует. А если он не один, а их таких десять-пятнадцать человек одновременно двигаются, это ансамбль. Вот это я понимаю! Тебе может понравиться или не понравиться такой спектакль, но уважать его ты будешь. Этому меня учили в ГИТИСе на курсе Кудряшова. Собственно, сумма этих знаний и полученного за 15 лет опыта в «Саундраме» — это и есть то, чему я буду пробовать научить. И возможно, кто-то из студентов захочет заниматься режиссурой вот такого типа театра, было бы очень хорошо.
— Вы сказали про студию звукозаписи в ЦДР. Откуда такая идея?
— Плачевна ситуация с традиционной русской музыкой. Я знаком со множеством фольклористов с богатейшими фондами, которые сидят с этим материалом и не могут его издать. Когда вы забиваете в поисковике «русская народная музыка», вы что получаете?
— «Валенки»?
— «Валенки», «Конфетки-бараночки» и женщины в кокошниках. Беда, в общем. Набираешь «африканская традиционная музыка» и получаешь аутентичные записи. Странно, да? И этим надо заниматься. Надо в первую очередь издавать архивы традиционной русской музыки. Их очень много, и у меня самого большой архив. Это очень важно. Надеюсь, мы откроем студию звукозаписи и музыкальное издательство. И здесь же, в театре, смогут выступать и записываться интересные андеграундные коллективы.
— К вопросу об андеграунде и экспериментальной культуре. Где для вас находится грань дозволенного в театре?
— Есть очень хорошее слово — мера. Понятно, что чувство меры индивидуально. Но есть еще этика и воспитание, есть вкус, в конце концов. Кроме того, театр, как ни крути, это еще и воспитательный процесс, основанный на взаимном уважении внутри коллектива. Ты можешь говорить на острые темы, но это не отменяет взаимное уважение. Можно и нужно пойти по лезвию. Но при этом отдавать себе отчет, где ты разрушаешь, а где созидаешь. По моим наблюдениям, к быстрому результату приходят через разрушение. Мне интереснее путь созидания, хоть он и долог.
— Каким вы видите Центр драматургии и режиссуры через год?
Это очень опасная штука. Мысль высказанная вслух моментально сгинет. Ведь для того, чтобы здесь, в ЦДР, что-то сдвинулось, надо потратить не один год кропотливой работы. Ошибаться в чем-то, исправляться. Вот мы заходим в помещение, а здесь что-то треснуло, там подтекает, артисты не могу выйти на сцену, потому что сцена проваливается. Вот с решения всех этих проблем и начнем.