Муж жены художника: Эмилия и Илья Кабаковы как соавторы

Не стало, возможно, самого известного из российских художников (точнее — художников российского происхождения) — Ильи Кабакова. О его вкладе в современное искусство немало сказано: как отметил критик New Yorker, Кабаков удачно заполнил собой запрос Запада на освобожденного советского гения — со своим фирменным мотивом побега из душного коммунистического быта и ставшими классическими инсталляциями, посвященными коммунальной квартире, ее бесконечному шуму и ругани, а также точно пойманной абсурдной и отчужденной манере общаться своего времени. Последние четверть века, уже живя не в России, Илья работал в соавторстве со своей женой Эмилией — и об этих отношениях, размышляя об ушедшем художнике, сегодня хочется вспомнить отдельно.

Роль жены гения, часто незавидная и недооцененная, за последние десять лет становилась важной темой дискуссий, исследований и произведений поп-культуры в диапазоне от Кирилла Серебренникова («Жена Чайковского») до Тима Бертона («Большие глаза»). Если первый полюс фильмов рассказывает о непростой эмоциональной подоплеке творческого союза, то второй ставит под вопрос уже интеллектуальную собственность гения. Акт создания по природе своей загадочен — и оттого вызывает трепет и восхищение. Редкий гений творил в одиночку и в затворничестве; что за роль отводилась каждый раз его жене, и какой вклад в наследие творца стоит справедливо признать за ней?

Здесь следует оговориться, что слово «жена» в этом случае употребляется, конечно же, не как маркер гендерной позиции в семье, а как отметка статусного распределения ролей. Условно, Улай в паре с Мариной Абрамович вполне мог бы считаться ровно такой же женой. Когда они познакомились, Марина была уже известной художницей. Но корпус своих знаменитых работ 1975–1988 годов она создала вместе с Улаем, и вполне можно допустить, что без его вклада Абрамович могла бы иметь совсем другой вес, чем сейчас. При этом в истории искусства последнему отводилось куда более скромное место. Не только в смысле популярности, но и в вопросах доходов: в 1999 году художники заключили договор о разделе процентов продаж совместно созданных произведений; впоследствии Улай подавал на Марину в суд, обвиняя ее в сокрытии доходов, и этот суд выиграл.

Тем примечательнее история Ильи и Эмилии Кабаковых, или Kаbakovs, как их часто подписывают в западной прессе. Илья и Эмилия встретились в Цюрихе в 1988 году, когда пятидесятичетырехлетний Илья был уже более чем известен в Европе — в 1982 году «Жук» был продан в Лондоне за $5,8 млн. Илья и Эмилия быстро начали жить и творить вместе. И работы почти сразу же стали отмечаться двумя фамилиями — как культовая инсталляция «На коммунальной кухне» 1991 года или «Туалет» на фестивале «Документа» 1992 года.

Главный фокус внимания публики и медиа, конечно, с самого начала был и продолжает быть направлен на Илью. И Эмилия не называет себя независимым художником, а работает с ним «бок о бок с 1989 года», как постулирует официальная биография. При этом отчетливо кажется, что Эмилии внимания достается ровно столько, сколько ей нужно: в фильмах о творчестве пары она выступает как равноправный рассказчик. А некоторые журналисты и вовсе ставят ее на первое место и то ли шутливо, то ли всерьез пишут, например, что «одной из первых женщин, приглашенных к участию в 6-й «Монументе» стала Эмилия Кабакова вместе со своим мужем Ильей».

Автор фильма «Бедные люди» Антон Желнов спрашивал Эмилию и Илью о том, как сложился их союз и как они работают сегодня, но это ровно тот вопрос, который они не комментируют ни в одном из интервью. «Я понял, что она соавтор, но не в cоздании картин, а в cоздании инсталляций. У меня создалось ощущение, что Илье сейчас интересны больше картины, а Эмилии — работа с пространством», — отмечает Желнов в интервью. О природе их совместного творческого процесса действительно известно немного: «Илья рисует и пишет. Я делаю все остальное» — так, например, отвечает на этот вопрос Эмилия в одном из интервью. Или рассказывает более метафизично: «Жизнь и работа Ильи основана на фантазии и истории искусства» <…> Мой фантазийный мир всегда очень близок к реальности. Наша жизнь сильно основана на этой комбинации: я стараюсь сделать реальность похожей на реализацию или продолжение фантазии, где нет места реальным и повседневным ситуациям и проблемам. Наша жизнь состоит из нашей работы, фантазии и дискуссий».

Действительно, весомый вклад Эмилии — создание инсталляций, работа с общими концепциями, отдельными проектами («Корабль толерантности», например, в прессе куда чаще комментировала она). Также Эмилия считается проводником Ильи в большом мире, начиная со всех внешних коммуникаций по вопросам искусства, разработке выставок и вплоть до банковских и рутинных дел.

В каждой паре дела и творчество распределены по-своему — и о вкладе своего партнера каждый художник рассказывает по-разному. Есть много примеров тому, как супруг становится официальным или неофициальным агентом или пресс-атташе художника. Иногда, как в случае Билла Виолы, партнер не значится в кредите работ, зато его вклад признается публично как равноправного спикера в журналистских интервью.

Индустрия искусства сегодня достигла небывалых размахов: галереи могут открывать до нескольких десятков филиалов по всему миру, творцы превращаются в фабрики (у одного только Аниша Капура работают двадцать пять ассистентов), а книги о том, как художнику в этом мире преуспеть, начинаются с важности создания стратегии и бизнес-плана. С одной стороны, мир становится более внимательным к несправедливости, с другой — добиться успеха в этой отлаженной системе может художник с отлаженными рабочими процессами, в том числе и в своей команде. Творческое уравнение Kabakovs совершенно точно оказалось взятым в будущее, и одно из составляющей эффективности коллектива, которая может стать примером всем творцам со схожей амбицией, — это уважение и равноправие.