артист театра «Июльансамбль», преподаватель Gogol School
— Как ты начал преподавать актерское мастерство в Gogol School?
— Я учился в Школе-студии МХАТ в мастерской Виктора Рыжакова. После окончания мы объединились в театр, который называется «Июльансамбль», и уже пятый год существуем как независимая театральная компания. Gogol School появилась в моей жизни неожиданно и очень кстати. Однажды мне написали: «Степан, мы сейчас ищем мастера. Вам было бы интересно?». У меня тогда была потребность в дополнительной работе и было очень любопытно попробовать что‑то новое. Я ответил: «Мне интересно!». Мы встретились с художественным руководителем Gogol School Ильей Ромашко, потом я провел пробное занятие… Так все началось. Сейчас я веду лабораторию вместе с актером Иваном Фоминовым и режиссером Алексеем Кузминым-Тарасовым.
— Закончив Gogol School или другие курсы актерского мастерства, можно ли стать профессиональным артистом?
— В большинстве своем люди приходят учиться в Gogol School осознанно, имея какие‑то конкретные запросы. Среди них редко, но встречается запрос «хочу стать актером». С таким запросом нужно идти в театральный вуз. Gogol School для меня немножко про другое.
Бывают, конечно, исключения — встречаются самородки, которые не учились в театральном институте, но стали действительно достойными артистами. Такие люди либо обладают уникальнейшим талантом, либо настолько горят этим, что находят себе педагогов (труд которых недешево стоит), много с ними занимаются и каждый день доказывают миру, что могут стать великими артистами: несмотря ни на что, спотыкаясь, они встают и двигаются дальше. Этот внутренний неугасающий огонь — тоже особенное человеческое качество, которым не каждый обладает.
— То есть для того, чтобы стать артистом, все же нужно получить профильное образование в театральном вузе?
— По мне — да. Это очень важно!
— Тогда зачем люди приходят учиться актерскому мастерству?
— В Gogol School запросы максимально разные. Кто‑то приходит с желанием избавиться от телесного или эмоционального зажима, другой боится публичных выступлений и хочет побороть этот страх, а третий просто хочет научиться классно рассказывать истории в компании. Еще от студентов слышал, как одна крупная компания отправила сотрудников учиться актерскому мастерству, чтобы, как я предполагаю, они прокачали навык работы в команде. Ведь театр — это ансамбль, а не просто я как личность.
Однажды ко мне подошел один из студентов и говорит: «Слушай, я все понимаю, что мы тут делаем, но как это может помочь мне в бизнесе?» Я не знаю ответа на этот вопрос. Я вот, будучи актером, стал заниматься йогой — посоветовали старшие коллеги. Тоже долго не понимал, зачем мне это нужно, как это применить к моей профессии. Но спустя время стал ловить себя на мысли: «А, так вот для чего мне это было нужно». То же и с бизнесом — спустя какое‑то время может открыться очень много интересного. Временная дистанция, мне кажется, очень важна в этом случае — чтобы опыт успел перевариться и проявить себя.
— Как строится обучение?
— Начинаем с самого простого — многим сразу хочется каких‑то больших результатов. Это как «Хочу похудеть за неделю». Так не работает. Сперва нужно понять основополагающие принципы, которые обычно заключаются в очень простых вещах — без них ничего не произойдет, театр не случится. Многие, как бы странно это ни звучало, не понимают, что у них есть тело — и здесь нужно учиться осознавать себя в нем. Видеть и слышать своих коллег по лаборатории. Это просто на словах, но на деле сразу никогда не получается. Поэтому я много времени уделяю упражнениям на внимание — они позволяют стать чутче к самому себе и к окружающему миру.
Делаем много игровых упражнений, которые со стороны кажутся просто прикольными, но при этом тренируют важные навыки: воображение, память, помогают понять, что значит взаимодействие с партнером. Студенты приносят разные этюды на простые и понятные ситуации из жизни. И затем уже работаем с материалом — текстом, который предлагает режиссер лаборатории. Студенты приносят этюды уже к конкретному тексту, отталкиваясь от того, что их в нем тронуло. Мы пытаемся их направить, обратить внимание на те сцены, на тот текст, к которым они по-человечески неравнодушны. Затем начинаем разбирать каждый этюды: что это за персонаж, чего он хочет, почему так себя ведет и так далее. И главное — как это все касается их самих. Затем по кусочкам собирается итоговая работа, которую мы в конце курса показываем зрителям. Это именно итог какого‑то небольшого пути — неправильно было бы называть это результатом.
На этом пути у нас всегда есть какой‑то план, но иногда мы с мастерами импровизируем. Вот заходит, например, с утра Леша, режиссер, со словами: «Я вчера придумал одно упражнение, хочу проверить на ребятах». И оно срабатывает. Мы всегда пытаемся создать такие условия, чтобы и нам [мастерам], и студентам было интересно на наших встречах.
— Случалось ли, что люди очень глубоко и эмоционально переживали задания — когда это выходило за рамки театра и затрагивало что‑то очень личное?
— Такое случалось — мы все очень разные, с разным жизненным опытом, взглядами. Психика у нас тоже разная. Бывает, что некоторых эмоционально прорывает на этюдах. Но если человек долго не может с этим справиться и научиться управлять, то ему лучше обратиться к психологу.
У некоторых есть неверное представления об актерской профессии: что я должен всем показать, как остро я переживаю все происходящее — мол, посмотрите как мне не все равно, я плачу, бьюсь в истерике. Поначалу многим кажется, что в этом суть нашей профессии. Нужно понимать, что мы в актерском опыте опираемся на жизнь. Конечно, нельзя поставить знак равенства между театром и жизнью, на сцене все работает по другим правилам. Но все же когда в жизни с нами что‑то происходит, мы что‑то переживаем, это всегда начинается где‑то внутри, и чаще всего мы никому не показываем свои эмоции, пытаемся их скрыть. Бывает, что сцена требует открытой эмоции, но она происходит потому, что сначала внутри нас что‑то случается — я вхожу в такую зону, где уже не могу молчать. И когда я вижу на сцене плачущего, орущего, бьющегося в истерике студента, когда он это именно показывает, я ничего не чувствую, потому что он занят самим собой и своим состоянием. А когда чувства непосредственно и в действительности возникают, то я не смогу этого не почувствовать. Внутри срабатывают какие‑то датчики.
Если на занятия приходят люди с очень глубокими душевными травмами, мы, скорее всего, не сможем помочь. Конечно, все артисты немного психологи, но выстроить правильный диалог нам будет очень сложно.
— А ты как другая сторона процесса учишься чему-то в процессе работы со студентами? Случаются инсайты?
— Случаются. Например, я наблюдаю, как студенты делают какое‑то упражнение, и замечаю, что тоже так делал. Думаю, интересно, почему так устроен человек: я делал такие ошибки, и они делают те же самые. Когда мы разговариваем, вместе пытаемся понять, почему так происходит. Они задают вопросы, я пытаюсь сформулировать ответы — и тогда сам для себя проясняю важные вещи. Нашей профессией нельзя полностью овладеть — ей приходится постоянно учиться.
Записаться на ближайшие актерские интенсивы можно на сайте Gogol School.
