Астрофизик, популяризатор науки, директор планетария Хейдена
Один из немногих путей движения вперед, к безопасности — дипломатия. Каким бы произвольным ни казался выбор даты и места рождения космической дипломатии, начнем с 4 октября 1954 года, с организационного заседания Международного совета научных союзов в Риме, на котором был предложен и спланирован первый (и оставшийся единственным) Международный геофизический год. Забавно, что продолжался он полтора года, с июля 1957 по декабрь 1958 года. МГГ стал оттепелью в холодной войне: «оттаяли» замороженные научные контакты в области океанoграфии, сейсмологии, гляциологии, метеорологии, изучения солнечной активности и смежных наук. В МГГ приняли участие 67 стран, включая Соединенные Штаты и Советский Союз.
На том совещании представители США предложили, чтобы в ходе МГГ были запущены спутники, несущие научную наблюдательную аппаратуру. Историк Уолтер A.МакДугал пишет, что вскоре после того, как закончилась Вторая мировая война, спутники наблюдения и разведки шли первым номером в списке запросов американских инициаторов космической экспансии, но что такие спутники «представлялись крайне щекотливым вопросом с точки зрения международного права, дипломатии и стратегии». Только чисто научный спутник мог воплотить принцип свободы космического пространства — американцы называли его принципом «открытого неба». Таким образом, предложение, сделанное в рамках МГГ в международном контексте, оказалось счастливой возможностью реализовать назревшую необходимость. И хотя советские представители никак не комментировали американское предложение, комитет в целом единодушно приветствовал его.
И американские, и советские ученые уже почти десять лет разрабатывали искусственный спутник Земли и ракету или ракетный комплекс для его запуска. В начале октября 1945 года, спустя месяц после формального окончания Второй мировой войны, в ВМФ США был создан Комитет по оценке осуществимости космической ракеты. В том же 1945 году и с той же целью — определить степень реальности новой технической идеи — был учрежден объединенный Комитет армии и флота по управляемым ракетам. В ходе двух сверхсекретных операций, «Оверкаст» и «Скрепка», в Соединенные Штаты были доставлены из Германии сотни тонн оборудования, огромное количество технической документации и десятки вымытых и накормленных нацистских ученых и инженеров в области ракетной техники, в том числе сами Вернер фон Браун и Артур Рудольф (создатели ракеты «Фау-2», а впоследствии — пионеры космической программы США. — Прим. ред.). К 1946 году новые консультативные структуры, такие как Проект RAND авиакомпании «Дуглас» и Комиссия по воздушной политике при президенте Трумэне, были завалены работой (вспомним, что в первом докладе корпорации RAND был представлен предварительный проект спутника). В том же году астрофизик из Йельского университета Лайман Спитцер представил в RAND доклад «Астрономические преимущества внеземной обсерватории». Установленный в космосе телескоп, свободный от влияния атмосферы, искажающего изображения, мог бы лучше любого наземного телескопа регистрировать видимый свет, приходящий из Вселенной, и, кроме того, мог бы принимать излучение в полосах спектра, почти полностью задерживаемых атмосферой, таких как ультрафиолетовое и инфракрасное. Космический телескоп Хаббла — это осуществление идей Спитцера.
Вскоре за первенство в военных научно-технических космических разработках началась внутренняя конкуренция между новообразоваными ВВС США (до 1947 года они входили в состав армии), армией и ВМФ. ВВС и RAND сосредоточились на возможности реализации идеи самого спутника, тогда как армия и флот — на ракете, которая вывела бы спутник на орбиту. У различных лагерей были и различные приоритеты. К началу 1949 года потенциал спутника в смысле престижа и как средства разведки явно перевешивал его предполагаемое значение как платформы для размещения оружия. Возникла и мысль, что спутник мог бы стать прекрасным метеорологическим инструментом. К тому времени, как в январе 1953 года Гарри Трумэн покинул Овальный кабинет, был уже заложен фундамент американской космической программы: она должна была дать Америке политические и военные преимущества, но разрабатывать новые поколения вооружений в ее рамках не планировалось.
Сталин — для которого «опасность заключалась не в самой атомной бомбе, но в американской монополии на бомбу» — спустя несколько дней после Хиросимы дал команду предельно ускорить работы по созданию советской бомбы. С 1947 по 1949 год на это было выделено в семь раз больше средств, чем в тот же период было выделено на разработку ракеты, способной доставить эту бомбу к любой цели на поверхности Земли. Первые советские ядерные испытания атомной бомбы с плутониевым сердечником (похожей на ту, что Соединенные Штаты сбросили на Нагасаки) состоялись в августе 1949 года. Через четыре года прошли первые советские испытания водородной бомбы с тротиловым эквивалентом почти в двадцать раз выше, чем у атомной. Теперь вопрос доставки вышел на первый план.
Несмотря на то, что поначалу Сталин не проявлял большого интереса к ракетной программе в своей стране, советский прогресс в этой области был быстрым и существенным. Советские трофейные бригадыТрофейные бригадыСпециальные подразделения, осуществлявшие сбор различного рода трофеев противника (как военного, так и не военного значения: техника, вооружение, снаряжение, боеприпасы, продовольствие, медикаменты, драгоценности, материальные ценности, предметы искусства), оставшихся после оставления противоборствующей стороной занимаемой ей территории. В СССР начали создаваться в феврале 1943 года согласно постановлению ГКО «О сборе и вывозе трофейного имущества и обеспечении его хранения». — Прим. перев., которые весной и в начале лета 1945 года прочесали немецкие объекты по производству ракет «Фау-2», вначале характеризовали эту огромную ракету как «не более чем обыкновенный широко разрекламированный артиллерийский снаряд». Но к 1947 году советские проектировщики ракет под руководством неутомимого Сергея Королева и с помощью захваченных в Германии ученых не только разобрались в конструкции самой «Фау-2», но и убедили нарождающуюся ракетостроительную промышленность разработать МБР с радиусом действия почти в две тысячи миль — вдесятеро больше, чем у «Фау-2». Через несколько лет первый зам Королева предложил увеличить эту дальность еще как минимум в два раза. К концу 1953 года конструкторам ракет было поручено спроектировать МБР, способную нести шеститонную полезную нагрузку. Это вдвое превышало массу, под которую первоначально рассчитывали свою ракету Королев и его группа. Но неожиданная задача обернулась для СССР положительной стороной: ракета, достаточно мощная, чтобы нести тяжелую бомбу, могла бы также вывести спутник на орбиту вокруг Земли.
Пока одни работники военно-промышленного комплекса сосредоточились на создании советской бомбы, а другие — советской ракеты, несколько человек возродили идеи своего соотечественника Константина Циолковского, который за несколько десятилетий до этого додумался до идеи многоступенчатой ракеты, способной доставить в космос спутник. Несколько высокопоставленных последователей Циолковского вместе с множеством гражданских энтузиастов и популяризаторов его идей мечтали о завоевании космоса Советской страной. Главным среди них был авиационный инженер Михаил Тихонравов, друг Сергея Королева, работавший в аналитическом центре НИИ-4, советском аналоге корпорации RAND: этот НИИ сыграл ключевую роль в космической программе СССР от первого спутника до полета Гагарина. В 1951 году Тихонравов создал в НИИ-4 маленькую исследовательскую группу, занимавшуюся разработкой идеи спутника; осенью 1953 года, через полгода после смерти Сталина, эта группа разрослась в полномасштабный секретный проект «Исследования по вопросам создания искусственного спутника Земли» под кодовым обозначением «Тема № 72». «Вопросы» были разные: от вывода спутника на орбиту до использования его в качестве бомбовой платформы.
Итак, к концу 1953 года — менее, чем через год после того, как и Сталин, и Трумэн исчезли с политической сцены, — обе противоборствующие стороны в холодной войне определились со своими космическими планами и персоналом для их осуществления. Принятая в следующем году резолюция о МГГ подстегнула развитие событий. Соревнование приобрело определенные формы. Родившийся в рамках МГГ проект искусственного спутника Земли вскоре превратился из идеалистического наднационального сотрудничества стремящихся к познанию ученых (неважно, до какой степени он таковым действительно был) в борьбу за доминирование между «американскими империалистами» и «красными».
Японские ученые в области ракетостроения воспользовались предстоящим МГГ как предлогом для разработки собственных ракет для исследований атмосферы. Маоистский Китай готовился приветствовать возвращающегося на родину человека, который должен был возглавить и резко ускорить отечественную космическую программу: Цянь Сюэсэня, родившегося в Китае профессора аэронавтики в Калтехе и MIT, одного из основателей Лаборатории реактивного движения, члена элитарной научно-консультативной группы, учрежденной во время Второй мировой войны, чтобы консультировать высший генералитет США о возможностях усиления военной мощи в воздухе. Цянь имел такую ценность для американских ракетных исследований, что в апреле 1945 года, несмотря на отсутствие у него американского гражданства, получил титул эксперта-консультанта и временное звание полковника ВВС США. В этом качестве он был доставлен в Германию и там допрашивал только что сдавшихся в плен американцам ученых — создателей «Фау-2», включая и самого Вернера фон Брауна. Однако в 1950 году, в разгар охватившего Америку страха перед «красной угрозой», Цянь был обвинен (безосновательно) в принадлежности к коммунистической партии, а вскоре после этого лишен допуска к секретным материалам и возможности работать по специальности. В 1955 году без документов и личных вещей он был депортирован в Китай. Широко известна реплика бывшего заместителя командующего ВМФ США по этому поводу: он сказал, что его депортация была «самой большой глупостью, которую когда‑либо совершала эта страна». За несколько лет Цянь Сюэсэнь стал в Китае тем же, кем Сергей Королев был в России.
27 февраля в Московском планетарии пройдет паблик-ток с участием астрономов Николая Самуся и Владимира Сурдина «Астрофизика и оружие», посвященный выходу книги «На службе у войны».
Издательство
«Бомбора», перевод К.Масленникова