— Что, по вашему мнению, определяет ценность произведения искусства?
— Чего мы ждем от искусства, в чем его ценность? Напрашивается один ответ: наслаждение и удовольствие, которое мы от него получаем. Это удовольствие относится к нашим чувствам. Суждение о хорошем и плохом в искусстве относится только к тому, кто судит. Так что попытка определить, что подлинно прекрасно, а что подлинно безобразно, так же бесплодны, как и поиск того, что доподлинно сладко, а что горько. Эстетические суждения говорят только о вкусе самого зрителя. Что касается моего искусства, то для меня важно, чтобы оно было еще и познавательным и являлось частью воспитательного процесса человека.
— Вы не боялись, что галерея Perrotin подаст на вас в суд за «уничтожение произведения искусства»?
— Вообще, да, я ожидал, что могу быть арестован и попаду под суд. Я к этому основательно подготовился: позвонил своему адвокату, приготовил необходимую сумму денег, чтобы внести залог. И еще нарочно надел старые джинсы, потому что понимал, что если меня арестуют в пятницу, то в тюрьме мне придется просидеть минимум до утра понедельника. В общем, да, я был максимально к этому подготовлен и морально, и материально. Но я не боялся этого суда и точно понимал, что делаю.
— В 2012 году вы создали приложение Viewpoints, которое позволяло создавать картины в вашем стиле, — оно все еще популярно?
— Это приложение было популярным где‑то до 2015 года. Потом появились другие идеи, другие проекты, тоже, кстати, связанные с технологиями. Сейчас мы, например, готовим инсталляцию для чемпионата мира по футболу 2022 года в Катаре. Это будет первая настолько огромная работа, соединяющая искусственный интеллект с современной инсталляцией.
— Считаете ли вы, что искусство должно иметь социальное значение?
— У всего, что я делаю, есть социальный смысл и социальные задачи. Поэтому, конечно, я считаю, что для меня искусство должно иметь социальный смысл. Но должно ли оно иметь социальный смысл для всех художников? Однозначно нет. Каждый сам выбирает, что ему ближе: эстетика, концептуальность, социальность или еще что.
— Как вы решаете сделать портрет того или иного человека?
— Для меня любая работа — портрет, флаг или что‑то еще — это всего лишь зеркальное отображение действительности. Моя последняя работа — это «Всевидящий В.», портрет Владимира Путина (Датуна презентовал эту картину во время визита в Санкт-Петербург. — Прим. ред.). Если говорить о ней, то это не просто портрет человека, это зеркальное отображение всего, что есть в нем сейчас, хорошего и плохого, спорного и неинтересного, страхов, убеждений, и все это в одной форме. Главная моя задача в этой работе — это суметь заставить себя задать вопросы. А вообще в первую очередь я определяю, интересен мне человек или нет, есть ли смысл его изучать или нет.
«Путин — Мона Лиза», еще одна картина Датуны, посвященная Путину.
«Майкл Джексон — увидимся на Луне». На многие работы Датуны зрители смотрят сквозь десятки линз для очков.
«Техас — точки зрения миллионов». По словам художника, использование очков символизирует фрагментарность нашего восприятия окружающего мира.
«И это тоже пройдет» — фамилия Трампа, выложенная на Юнион-сквер из ледяных блоков, которые растаяли в течение нескольких минут. Эта работа — комментарий к скептицизму американского президента относительно климатических изменений.
«Сделаем Америку сильнее вместе» — еще одна политическая работа Датуны. Флаг США собран из газетных вырезок с политическими новостями и колонками.
— Считаете ли вы, что провокация сейчас главная движущая сила коммерции?
— Скандалы и провокации, конечно, помогают пиару. А пиар, в свою очередь, подталкивает своей сильной рукой торговлю. Так что да, вы правы.
— Ваши работы довольно часто покупают коллекционеры из России. Вы это учитываете, делаете ли работы специально с расчетом на российских покупателей?
— Я очень много работаю для коллекционеров из России, Китая, Японии, Соединенных Штатов, Англии, Италии, Франции и Кореи. Я не делаю специально работы для России или для какой‑нибудь другой страны — я делаю работы, которые важны для меня.
— Можете назвать несколько художников, которые оказали на вас наибольшее влияние?
— На меня больше всех повлияли Энди Уорхол, Жан-Мишель Баския, Пабло Пикассо, Дэмьен Херст, Марина Абрамович.
— Насколько мне известно, вы помогли фонду «Обнаженные сердца». С какими другими благотворительными фондами вы сотрудничаете и почему?
— С фондом Натальи Водяновой я работал несколько лет — для меня было важно то, что она делает, и я с удовольствием ей помогал. Еще я участвовал в программе Life Award, где мы наградили компанию Gilead Sciences за ее ни с чем не сравнимую работу в Грузии (Gilead Sciences занимается разработкой лекарств, в основном противовирусных препаратов. Сейчас компания работает над экспериментальной вакциной от коронавируса. — Прим. ред.). У меня 20 февраля будет проходить выставка, и все полученные деньги я переведу в [Нью-йоркский медицинский комплекс] Mount Sinai Hospital, в детское отделение онкологии. Я это делаю потому, что сам уже семь лет воюю с раком.
