Художник Глеб Астафьев «Они все время меня пытаются либо придурком назвать, либо преступником»

— Ты сейчас где находишься?

— В родном селе, где родился. Это Кетово, Курганская область. 5000 человек.

— Что такое жизнь в селе?

— Жизнь в селе — ну, это … [капец], это не Москва. Сидишь на диване — и все. Тут не меняется ничего изо дня в день: ты можешь выйти за сигаретами в 10 вечера или в 10 утра, все будет одинаково. В Москве ты вышел на улицу, а там или праздник какой-нибудь, или карнавал, то бабки, то коммунисты, а тут ничего нет. Потому я и свалил в Москву в свое время. Но сейчас вот все равно здесь — потому что деньги кончились.

— Ждешь, пока искусство гонорары принесет?

— Искусство мне денег не приносит. Вообще ни копейки не принесло за все время, пока я им занимаюсь, за 2 года. Даже с выставки, которая у меня была на Кузнецком Мосту в сентябреDIY-проект художника, который называет себя Летов Ко., я вообще ничего себе в карман не взял, потому что там вход был за сигареты. Но к весне деньги-то у меня всегда появляются — такая неплохая сумма, на которую можно в Москве потусоваться.

— Откуда они появляются, если не секрет?

— Про это лучше не говорить.

— Почки на ветках распускаются, деньги у Глеба появляются.

— Да, хороший, кстати, слоган для предвыборной кампании.

— Ну вот победа фильма про тебя «Мальчик, который…» в конкурсе «Радио Свобода» сделала тебя заметным персонажем на федеральном уровне. А с чего началась твоя слава?

— С художественной акции в поддержку Павленского. Дело было как. За Павленским я начал следить после акции «Угроза» в ноябре 2015 года (когда он поджег двери здания ФСБ на Лубянской площади. — Прим. ред.). Думаю, многие тоже после этого о нем и узнали — как о человеке, который не боится. И я решил поддержать его каким-то образом — придумал зашить себе рот. Замутил транспарант, вышел на площадь в Кургане. Не было даже людей, которые могли бы это задокументировать, — я тогда еще не понимал, что такие моменты продумывать надо. Было мне тогда 16. Постоял рядом с торговым центром, и мусора меня скрутили — и в дурдом!

— А рот ты зашивал по-настоящему?

— Да, иголкой и ниткой протыкал. Это, кстати говоря, не особо больно — это как пирсинг делать, знаешь. Губы же себе прокалывают, вот и я проколол — только в 8 местах. Причем по трезвяне абсолютно.

— Что в психушке было?

— В психушке дерьмово было. Сначала сидел в палате особого надзора. Там половина дедов ну просто овощи, их кормить надо было и говно выносить, а вторая половина — бесноватые, которые постоянно прыгали, по столу колотили. А потом меня перевели к военкоматчикам — это которые от армии бегают; они меня узнали, давай мне руки жать и греть стали — сигаретами там, в «ВКонтакте» войти давали. Вот я, кстати, интервью «Радио Свобода» так и давал — с телефона военкоматчика одного.

— Тебя-то самого в армию почему не забрали?

— А потому, что я в первый раз закичился до того, как акцию сделать, — то есть я до этого еще лежал в дурдоме. Я приперся в военкомат с крестом и начал этих докторов всех крестить, насвай предлагать психиатру. Меня на Смирнова, 7, отправили — там курганская дурка. Я пролежал 2 недели, и меня комиссовали. Не нужен такой человек российской армии, ну и это хорошо. Перед дагестанцами пусть сами прогибаются и на бутылку садятся.

— Расскажи про твою вторую акцию, когда ты голым валялся на стекле в Челябинске.

— Она символизировала то, как люди относятся к другим: они как осколки, на которых я лежал, как лезвия. Каждая деталь символизировала свое, то есть гвозди — мусоров, осколки — людей непонимающих, а лезвия — СМИ. Я приперся в Челябинск на главную их улицу, которую они Арбатом называют, хотя это далеко не Арбат. Высыпал стекло, лезвия, разделся догола и лег.

— Что прохожие говорили?

— Что-то типа «Ой, сумасшедший». Но они же все время меня пытаются либо придурком назвать, либо преступником, либо фриком из инстаграма. Они понимать не хотят — ну, большинство людей. Потом кто-то просто вызвал мусоров, меня отвезли в общественный сортир, чтобы с глаз убрать, административку оформили, на учет поставили до 18 лет. Такие дела. К сожалению, акция была не замечена крупными изданиями — только «Открыткой» («Открытой Россией». — Прим. ред.), и то она мельком написала.

— То есть в Челябинске ты уже без привязки к Павленскому выступал — как самостоятельный художник?

— Да, сам. И знаешь, какой еще момент очень меня волнует: большинство изданий, когда про меня пишут, пишут «активист», а активист — это не то. Это Ильдар Дадин или Владимир Ионов, который с плакатом «Путин — враг России» на Красной площади стоит (пенсионер, участник «Солидарности», проводивший одиночные пикеты, которого судили за нарушение правил о проведении митингов. — Прим. ред.), а я — художник. Это большая разница на самом деле, и многие не понимают. Никакой я не активист.

— А кроме акционизма какое-то еще искусство возможно в современном мире?

— Возможно. Я сам делаю инсталляции, на холстах маслом пишу. Кто-то, может быть, на холсте напишет что-то с суперхорошим смыслом — например, Путина со свастикой на лбу, как у Чарли Мэнсона, — и это тоже будет круто. А вот когда рисуют натюрморты и говорят, что это, мол, красиво, — это совсем не то.

— Но ты и дальше планируешь членовредительством заниматься? Тебе не кажется, что это выглядит несколько вторично по отношению к тому же Павленскому?

— Ну нет, почему. В России, по сути дела, остался только я. Павленский уехал, сейчас только Катрин Ненашева и я. Но что она делает? В очках виртуальной реальности по улицам ходит — и все. По мне, это тускло.

— Как ты в Москву попал?

— В Москву я первый раз попал с «Кровостоком» в 2015 году. То есть взял кредит и поехал в Ярославль на суд по «Кровостоку», и они решили меня свозить в Москву, чтобы я город посмотрел, — за их счет, естественно. Вот я два дня в Москве и торчал у одного мужика.

— И что тебе Шило с Файном показывали?

— По сути дела, мы с «Кровостоком», когда в Москву приехали, виделись только на Ярославском вокзале и на концерте. А так на Москву я вообще один смотрел, и первое, что увидел, — ВДНХ. Там, кстати, и в последующие мои приезды очень много времени проводил. Когда я в подъездах сплю, то я сплю в подъездах в районе ВДНХ. Одно из самых моих любимых мест в Москве, я к нему очень сильно привязался.

— А кредит вернул?

— Вернул. «Кровосток», когда узнал, что я взял кредит, — они мне сразу дали денег, чтобы я его погасил. Да там и было всего 6000 рублей.

— Москва для тебя что? Движуха, ярмарка, шахта?

— Ты в Москве можешь жить по-разному. Можешь сесть на шею к тетке старой, которая будет с тобой там разными делами заниматься и будет тебя содержать. Ты можешь в Москве в подъездах жить. Ты можешь уже с деньгами в Москву приезжать и отдыхать — вот как я, например. Всякое может быть. И это неправильное мнение, что только на заработки туда надо ехать, — вообще полная туфта. Москва — это мой любимый город из всех, что я повидал. В Питере, правда, не был еще, скоро планирую туда.

— А как ты в Москве со всякими местным знаменитостями познакомился? В фильме «Радио Свобода» ты с Данилой Поляковым тусуешься, моделью у Рубчинского работаешь, в клипе Гуфа в эпизодике снялся.

— А все это благодаря тому, что они меня узнали по фильму «Медиазоны» про «Кровосток». А на кого-то я сам выхожу — на Гуфа, например. Я связался со знакомым пацаном из Краснодара, который рэп делает: мол, если в проекте потребуется участие мое, то вы знаете, где меня найти. Через месяц пишет, что нужен человек сняться в клипе у Гуфа со Слимом. Я подписался, неделю мы с пацанами жили в Подмосковье, мотались на съемки. У меня в клипе голова горит.

— Ты и сам вроде рэп тоже читаешь?

— Ну да, я записываю рэп наподобие Kunteynir, в стиле Паши Техника, — просто рифмы, в которых я могу и смысл какой-то найти. То есть я как Канье Уэст — может быть, это сказано сильно высокомерно, но я как он — человек-оркестр. У меня и коллекция одежды в планах есть, я и художественными акциями занимаюсь, и инсталляциями, и музыкой — и в разных проектах участвую.

— Мечтаешь о славе?

— Ну да, конечно. Чего греха таить.

— Славы хочешь больше, чем денег?

— Конечно. Деньги не очень интересуют меня. Это вообще даже не то, что вторично. Это неважно. Главное — то, насколько ты услышан. Главное, что у меня трибуна есть какая-никакая.

— Но на тряпки деньги нужны, а ты тряпки любишь — сам об этом в фильме рассказываешь.

— На тряпки, естественно, деньги нужны, но вот они у меня и появляются весной. Ну да, а думаешь, на что я Рубчинского покупаю? Чтобы в «КМ20» зайти, нужны деньги. Чтобы в ЦУМ зайти за джинсами Stone Island, тоже нужны деньги. Чтобы жрать, нужны деньги, чтобы хату в Чертаново снимать, тоже нужны деньги. Чтобы «Тройку» пополнить. Все, что есть в Москве, упирается в деньги, но это не значит, что я на работу в Москву должен приезжать. Я в Москве за все время, которое там протусовался, то есть где-то за год, ни дня не работал.

— А представить себе, что нужно на работу ходить, ты можешь?

— Нет, конечно. Я не буду работать. Я и школу поэтому бросил. Все эти гос институции — они … [врут], что это их образование — движуха, а все остальное — кал. Я вот считаю наоборот: самообразование — это крутая движуха, стоящая, а вот эта государственная тема — чисто для галочки. Вот ты будешь с дипломом МГУ стоять в «Макдаке» за 22 тысячи на картошке, а мне это как бы не втарахтело. Поэтому я бросил школу. И не работаю.

— А как ты самообразованием занимаешься?

— Много какими на самом деле путями, книги читаю. Сборник японской поэзии «Бабочки и хризантемы» недавно прочитал. Фильмы смотрю, музыку слушаю, думаю, анализирую. Ну и к советам прислушиваюсь — людей, которых уважаю. Ну например, если мне Шило из «Кровостока» что-то посоветует, я прислушаюсь. А вообще, ко мне много кто пытается клеиться, но это какие-то обыватели. Они учатся в 9-м классе, а я со знаменитостями тусуюсь. Я с ними просто сфоткаюсь, чтобы у них них было что-то на память.

— Это ты в своем селе знаменитость?

— Да меня и в Москве узнают частенько, а в селе все знают про меня. Их спросишь, кто такой Глеб Астафьев, — они скажут. Региональные паблики каждое мое движение отслеживают. А люди сидят в пабликах и про меня читают. Ну ты, наверное, и сам понимаешь, что там в комментариях творится: «Ой, это тот … [идиот], что в 2016 году себе рот зашил! У меня дети его видели, как я им объяснять это буду?» Но мне … [все равно] вообще.

— По поводу Навального что думаешь?

— После акции 26 марта я обрадовался — думал, сейчас начнется что-то. Но ничего так и не началось. Навальный как-то сливается, а сейчас я вообще как бы его ненавижу. Он ничего хорошего не делает.

— В смысле — ничего? Он с коррупцией борется.

— Ну нет, это имитация борьбы. А он чего-то там … [лицом] щелкает — и все. Плюс у него что-то наполеоновское появляется. Что вот раз я не могу участвовать в выборах, то и Ксюше нельзя. Помнишь этот ролик пропагандистский кремлевский, где его с Адольфом сравнивали? Все смеялись, а теперь он уже реально на Гитлера становится похож.

— Если Навальный и Адольф похожи, то что про Путина скажешь?

— Путин вообще тиран. Но и либеральная оппозиция — это черти, дядьки, которые в «Стрелке» сидят круглые сутки с личной охраной. Когда за ними придут, они ничего не смогут сделать.

— Ты за революцию или просто за любую движуху активную?

— Я за любую движуху активную, а за революцию уж тем более. А либеральная оппозиция в России — все клоуны. Как и русский рэп, понимаешь. Тоже все клоуны.

— Как родители к твоей жизни относятся?

— Ну теперь, когда я уже прославился в какой-то степени, они ко мне относятся более-менее. Хотя ну все равно, бабка особенно любит … [фигню] городить, типа «Вот ты лажей занимаешься — иди на огород работать». Полный примитивизм. Мне эти заводы и вообще обывательская тема не сдались. Я тебе сказал, что работать не пойду. Тем более на завод. Чтобы вместо искусства я на заработки поперся на завод за 13 тысяч в месяц? Не будет такого никогда!

— 13 тысяч даже на хорошие штаны не хватит…

— Конечно.

— Но ты же вроде бы все-таки работал — в церкви. Это правда?

— Да. У меня есть монахиня-прабабка, в миру Нина Бетина, ей уже 90 лет. Она живет тут со мной в одной квартире. И она меня с ранних лет пыталась обратить в православие. В какой-то момент в 2014 г. у нее это получилось, и я пошел работать алтарником. И вообще вся эта идея мне нравилась — Боженька простит… Проработал год, понял, что это лажа полная, а через месяц после того, как я бросил, на суд над «Кровостоком» попал.

— А почему понял, что лажа?

— А потому что выжимание бабла с людей. Это коммерция, бизнес.

— И верить тоже перестал?

— И верить естественно тоже. Раньше верил. Прямо очень сильно.

— Прабабка расстроилась?

— Прабабка расстроилась, но мне-то уже насрать было.

— Давай напоследок: Гнойный или Оксимирон?

— Ни тот ни другой. Оба коммерсы. Ну посмотри на Гнойного — это просто смешно. То есть он говорит: «Я антихайп» — а через месяц с Киркоровым на СТС сидит. Это безобидный кролик на самом деле, который ничего не сделает.

— Ну, он же объяснял, что на квартирку хочет заработать. Ты не хочешь квартирку в Москве?

— Хочу, но с Киркоровым я бы тусоваться не стал.