Глюки и баги московского благоустройства: подборка «Архитектурных излишеств»

Тверской бульвар сейчас находится в непонятной эпохе. Во время реконструкции Бульварного кольца в 1947 году здесь поставили массивные фонари, в дальнейшем при переделке Пушкинской площади даже эскизы рисовали именитые архитекторы — например, автор здания МИДа Минкус. Но сейчас на постаментах 1940-х годов стоят тонконогие фонари, отсылающие нас в XIX век и при этом непропорциональные.

Ляп, который жив с 2011 года и не исправлен до сих пор. Сталинские вазоны раньше украшались тяжеловесными орнаментами с изображением растительного декора. То, что было потеряно за 60 лет, решили восстановить, но очень грубо и по-своему: нанесли похожие полоски, которые эпохе послевоенного строительства соответствуют очень отдаленно. А любовь к городу кроется в деталях: мы хотим, чтобы вернули, например, статую балерины на ротонду мордвиновского (Дома под юбкой) и выяснили судьбу камня «Здесь стоял памятник Пушкину».

Хитровская площадь — история из 2014 года и пример стандартного благоустройства, когда стоило бы проявить чуть больше знания истории и любви к конкретному месту. По всем источникам известно, что площадь шла вниз с некоторым уклоном: даже у Гиляровского возникает ощущение, что ты спускаешься в «яму». Уровень современной Хитровской площади немного приподняли, а она должна кубарем катиться к пересечению Подколокольного, Певческого и Петропавловского.

Гиляровский, как известно, довольно прохладно относился к конкретным топографическим особенностям местности, но принято считать, что описанный им трактир «Каторга» находился именно в доме Ярошенко. Во время работ непосредственно рядом со зданием открывались элементы старинных полуподвальных построек, их нужно было бы исследовать, но в итоге все забетонировали, и мы опять существуем в мире неточных легенд и абстракций. Раз уж у общественности на Хитровку появился спрос в последние пятнадцать-двадцать лет, то зачем его намеренно или по невежеству уничтожать? Нам хочется, чтобы слово «благоустройство» занимало меньше места, чем слова «архитектура» или «реставрация».

То, что в Москве мало создавалось зеленых зон после разбитого в конце 1950-х годов парка Дружбы, — относительная правда. Озеленение новых районов запаздывало, и только в 2017 году открылось «Зарядье» и были облагорожены многие окраинные парки. Но есть и обратная тенденция: вот вам пример — в центре города появляются «парковые топонимы», но деревьев от этого не прибавляется. В районе Патриарших можно встретить, например, аллею архитектора Шехтеля на месте безымянного сквера, которая возникла после уничтожения церкви на этом месте (бывший муниципальный депутат Елена Ткач, заявляла, что храм Святого Ермолая тут собираются восстановить. — Прим. ред.).

Некоторые дома на Петровском бульваре во время проведения работ по благоустройству покрасили излишне контрастно. Бирюзовый дом, например, сейчас стал живым пособием по геологии в городской среде: чуть ниже течет Неглинка, ее берега традиционно идут с некоторым наклоном (здесь стояло село Высокое) — и некоторые элементы старой застройки просто повело. Такие детали, наоборот, нужно приглушать, а не подчеркивать кричащими красками. Москвичи любили в XIX веке красить дома в различные цвета, но не подобной вырвиглазной пестроты.

Дома, выстроенные в районе Беговой, «Аэропорта», Октябрьского Поля, чаще имели облицовку из кирпича и натурального камня. Даже спустя шестьдесят лет это выглядит весьма эффектно — никому ведь не придет в голову, скажем, покрасить здание МГУ? Но уже второй год в районе ТТК и Ленинградского проспекта предпринимаются попытки облагородить сталинские дома. Чаще всего используется бежевая или серая краска — спасибо, что не персиковая. В других частях города на это мало обращают внимание, а на Соколе часто останавливали работы из-за существования прекрасной фейсбук-группы airport/sokol da neighborhood.

Человек с ведерком краски, появляющийся с наступлением весны в разных частях города, является одним из главных врагов городской среды. В 2010-е годы красили все: натуральный камень на Покровском бульваре, барельефы на станциях метро, шары на ВДНХ, бордюры. После шума в СМИ работы затихали, но по весне человек с краской опять занимает исходную позицию. Реставрация и наследие часто не имеют никакого отношения к сфере ЖКХ.

Искусствовед Павел Муратов писал еще в 1909 году: «Для красоты Москвы губительны всякие неопределенные, тусклые и грязноватые оттенки. На московской палитре должны быть только простые и чистые краски: охра, белая, красная и синяя. И примеров такой бодрой, ясной и милой окраски еще много в московских домах и церквях. Но как не берегут ее, как варварски замазывают какими-то невозможными красками: шоколадной, аспидной, мутно-зеленой, «под мрамор» и проч. и проч.». Его слова актуальности не потеряли.

Главное слово в современной теории наследия — подлинность. Горожанин и путешественник должны понимать, сколько в конкретном здании от XVIII века, а сколько от XX века. Высотка на Красных Воротах недавно прошла через тяжелые испытания: ее оригинальные пандусы из кирпичной кладки заменил железобетон. Работы велись крайне грубо и вызвали замечания «Архнадзора». В итоге подрядчику были «даны разъяснения о необходимости проведения работ в соответствии с законодательством об объектах культурного наследия и бережного отношения к Объекту при проведении указанных работ». Семь сестер, семь башен — такого мало в мире. Так давайте не рушить то, что досталось, и доведем их до списка ЮНЕСКО.

Александр Сергеевич чрезвычайно позеленел после проведения последней очереди реставрационных работ, чем породил множество шуток про «обливание зеленкой». Однако специалисты заверили, что все в порядке: зеленый цвет — это естественная патина, защищающая бронзу от воздействия окружающей среды. Пушкину многое пришлось пережить: переезд, почти полный снос и переименование площади вокруг. Вот и смотрит на всех несколько отстраненно.

Мы очень-очень переживали за усадьбу Поливановых на Пречистенке, во дворе которой благодаря местным жителям и градозащитному сообществу удалось добиться корректировки первоначального проекта и заменить стандартную плитку на брусчатку. Здесь хочется признать, что мы, кажется, научились работать с пресловутой атмосферой и духом, пусть и на единичном примере. Он не лишился мощения, сохранил поленницу, по-прежнему лежащую у входа, и в итоге место можно провозгласить самым уютным двором Москвы — у него даже своя страничка в фейсбуке есть. А если вспомнить еще про отреставрированную вывеску «Хлебопек», то можно сказать, что Пречистенка обретает аккуратное историческое обаяние.

Возможно, это покажется вкусовщиной, но высотке на Котельнической набережной, вылизанной и зареставрированной сверх меры, не очень подходит новая подсветка. Теперь высотка стала похожа на турецкий отель, обесцвеченный огнями. Особенно большие вопросы вызывает бутылочно-зеленый.

У памятника Тимирязеву сложная история. В годы Великой Отечественной фигура пострадал от бомбежки, рядом погиб зенитный расчет, а памятник пришлось восстанавливать. Но при этом на пьедестале специально оставили следы от осколка — таких мест, где можно было прикоснуться к войне, в центре Москвы практически не было. После очередных работ на Тверском бульваре мы заметили только ровный постамент. Хочется еще раз повторить: детали — это главное! А.Уваров, глава Московского археологического общества, сокрушался: «Мы так мало дорожим нашим прошедшим, что походим на народ, начавший жить только с прошлого столетия». Дореволюционные люки, дверные ручки, старая столярка — все это убывает стремительными темпами и заменяется новоделами.