— В ноябре в лондонской галерее Saatchi Марат Гельман показывает ваши работы вместе с Pussy Riot и Павленским. В вашем искусстве ключевой всегда была тема протеста — от игр с лозунгом «Долой самодержавие», который еще в 2010 году признавали экстремистским, до работ, использующих паттерн программы «Моя улица»
и бомбардировки города гипсовыми хинкалинами в пику активности РПЦ. Вы вообще себя ощущаете революционным художником?
— Так, подожди, против чего я сегодня протестую? А вчера? Из заборов-баннеров «Моей улицы» я делал сибирские флаги, но это же про переработку бесполезного в полезное! Гипсовые хинкалины я расставляю по городу, потому что православным москвичам не хватает гипсовых хинкалин шаговой доступности, — моя программа «#200хинкалин» решит эту проблему. «Долой самодержавие» — это постеры сирийской художницы московской сборки Амалии Затари с ее селфи топлес: она, как самодержец, держит в руках свою грудь. Мы работаем вместе последний год, помогал ей печатать их в своей самодельной шелкографической печатне.
На выставку «Art Riot» Гельмана в Saatchi, приуроченную к годовщине революции, я отправил фотографии моих «Монстраций», свежую икону Кутузова с его знаменитым рецептом спасения России и лайтбокс с «иконой Pussy Riot» — я вскрывал рекламные конструкции в Новосибирске 5 лет назад, когда девчонок только арестовали, и вставлял туда эти иконы, где вместе с призывом к освобождению («СВБД ПСРТ») был и ироничный намек ортодоксам. Дескать, вы превратите «бесовские дрыганья» в героическое мученичество. Намека, как известно, не поняли.
Особо благодарен Октябрьской революции за ее юбилей, ставший поводом для множества зарубежных выставок современного русского искусства, в нескольких из которых участвуют и мои работы. Если объективно смотреть на вклад русских художников в мировую культуру, то все самое важное — русский авангард — было создано в революционные годы. Можно провести аналогию с гражданским подъемом 2011 года, вспомнить широкую волну народного акционизма того времени, разбившуюся о приговор Pussy Riot и сошедшую на нет в последующие годы реакции. Гвоздь в гроб этого периода, видимо, вбил Петр Павленский.
— Почему же точка подведена? Художница Екатерина Ненашева, например, использует акционизм для борьбы с социальной несправедливостью. В рамках проекта, посвященного ужасающей реальности психоневрологических интернатов, она гуляла по городу в очках дополненной реальности и вела сюрреалистические разговоры с полицией.
— Ненашева, конечно, гуляет, но сюрреалистические разговоры с ментами и судьями ведут практически все, кто с ними сталкивается, в этом ничего нового нет — почитайте «Медиазону». Основной канал связи художника-акциониста со зрителем — это медиа, СМИ. Для СМИ событие из сферы искусства — это, как правило, не событие, не инфоповод, рассказывать о нем не нужно. Писать о художнике журналист будет, только если произошло то самое столкновение со стражами порядка — задержали, завели дело, осудили.
Был такой жанр, как исследование границ законного и незаконного, когда ты вроде как делаешь что-то вызывающее, провокативное, но стараешься формально не нарушать УК и КоАП. Лично для меня эти исследования закончились, когда на Манежной задержали людей с «невидимыми плакатами» — они анонсировали акцию в поддержку узников Болотной, но после регулярных претензий пришли без плакатов, встали у памятника и держали в руках воздух — «невидимые плакаты». Были задержаны и осуждены за несогласованную акцию. Все! Вот для меня после этого неинтересно нащупывать законное/незаконное — тебе достаточно маркировать свои действия как протестные, чтобы стать нарушителем и почти гарантированно получить наказание.
— Чем закончилась история с твоими видимыми плакатами? Я имею в виду «Икону Pussy Riot», из-за которой тебя обвинили в оскорблении чувств верующих и оштрафовали на 1000 р. Европейский суд удовлетворил жалобу?
— На днях суд жалобу «коммуницировал» — это значит, он приступил к ее рассмотрению, задал вопросы российским властям и обозначил время на ответ. Судя по настроению юристов «Агоры», которые ведут это дело, российским властям ответить нечего, и мы победим. Было бы круто получить компенсацию — у меня было шесть дел об оскорблении чувств верующих одной и той же картинкой — это я считаю только те, что дошли до суда. Четыре мы с адвокатом выиграли, в двух проиграли по штрафу в 500 рублей. Это выглядит как мелочь, но помимо штрафа из решения суда следует, что картинку вообще никак на территории РФ теперь нельзя показывать. В итоге мой блог Kissmybabushka.com заблокирован Роскомнадзором; «Грани.ру», кстати, тоже заблокированы из-за этой картинки.
Оскорбление чувств верующих теперь стало уголовной статьей с лишением свободы до пяти лет, то есть в Лондоне эта картинка будет висеть в галерее Saatchi, в музее Ludwig Forum в немецком Ахене она будет висеть, а в России за ее публичную демонстрацию уголовку заведут. Я не уверен, что в случае победы в ЕСПЧ удастся отменить запрет на публикацию, но как минимум будет понятно, что в случае возникновения новых подобных претензий их можно будет успешно обжаловать и еще через 5 лет опять получить за это компенсацию. Такой альтернативный пенсионный фонд. Ну и первая судья, когда штраф мне выписывала, говорила, что нет опыта по таким делам — вообще практики никакой нигде не было на тот момент с этой статьей. Вот тебе, дескать, штраф маленький, и иди его обжалуй — там, наверху, пусть разбираются. А все следующие оглядываются на первую и говорят: ну вот же, решение было, в силу вступило. То есть ЕСПЧ может создать прецедент и немножко починить практику рассмотрения дел о чувствах верующих.
— Ты в Москву из Новосибирска переехал четыре года назад. Откуда у тебя такая антимосковская риторика, кстати? И твой знаменитый лозунг «Здесь вам не Москва»
«Монстрация» в Новосибирске в 2016 году , и Кутузов, который предлагает «сжечь Москву, чтобы спасти Россию»?
— Антимосковская риторика — это же не про город, а про Кремль, про центр управления страной, про место, в котором вообще все решения принимаются. Это такая реакция на гиперцентрализованность нашего формально федеративного государства. Выберись из Москвы и поговори с людьми — такая риторика повсюду, это нормально.
А «Здесь вам не Москва» — это мне в Новосибе сотрудник мэрии Полянский так мотивировал отказ согласовать «Монстрацию-2016». Ну типа, вали в свою Москву и там свои шествия проводи. Может, ему кажется, что в Москве их проще согласовать. Но ведь тут, наоборот, ничего невозможно согласовать, а в Новосибирске «Монстрации» в основном нормально по главному проспекту проходят, хотя каждый раз за это битва. Поэтому и «не Москва», поэтому и взял эти слова на главный баннер — такой идиотский стихийный чиновничий сепаратизм, сформулировавший объединяющий лозунг, в общем-то, для всей России.
Рецепт Кутузова «Сжечь Москву — спасти Россию» — это про децентрализацию, про борьбу (мифическую, конечно) московских колоний за самостоятельность, за равноправие, за возможность выбрать себе губернатора, распроряжаться налогами, быть настоящей, а не формальной федерацией. Я про это фильм снимал в 2011-м — «Нефть в обмен на ничего». Про это же была наша акция про национальность «сибиряк» на переписи 2010 года. То, что в стране есть один только город, в котором условия жизни приемлемые, — это же не регионы виноваты. Это политика «федерального центра», тупиковая абсолютно. Я не хочу москвичей сжигать — я хочу, чтобы эта политика изменилась.
— Ты стал работать с девушками в этом году, и какая-то чувствуется фиксация на женской груди. Была история про сиськи с нашей любимой Люсей Штейн, когда вы протестовали против реновации, а она в итоге стала муниципальным депутатом. В проекте с Амалией и самодержавием она тоже сама себя держит за грудь. Эти хинкали в общем тоже понятно, что напоминают…
— В прошлом году был сделан слепок груди Амалии для работы «Денег нет, но вы держитесь». Силиконовая форма осталась, Амалия отливает по ней соски и крепит их на улицах — такая в духе «free the nipple» акция. Ее канал в телеграме, например, заблокирован на устройствах Apple «за распространение порнографического контента». Ну что это за чушь? Трупы, убийства, ненависть — это все нормально, можно распространять, а изображение женской груди, вскормившей каждого из нас, — запрещено. В онлайне запрещено — ну, значит, выходит в офлайн.
Для Люси Штейн я сделал слепки-обереги — мы их крепили на дома, попавшие под реновацию. С посылом, что вот кандидат, который встанет грудью на защиту прав жителей района. Сработало: Люся выиграла выборы, и теперь она депутат.
Хинкали я сам по себе делаю — они мне просто нравятся. Как и грудь. Делать то, что тебе нравится, — нормально же! Это абсолютно дадаистский проект: мне не хочется разжевывать его посыл, да и вообще никогда этого не хочется — это же все портит. Есть какая-то реакция — ну вот из нее пусть и складывается объяснение, а мое дело лепить. Ты вот думаешь, что это протест такой, — ну хорошо.
Еще я сейчас с иконами работаю. Был весной в Измайлово, увидел там на развалах старинную икону Николая Чудотворца с содранным ликом — купил под реставрацию. С такой идеей, что старых святых народ позабыл и они Русь покинули — вот даже и с икон сбежали. Нужны какие-то новые. В центре Новосибирска, например, РПЦ собирается памятник Николаю Чудотворцу ставить с огромным мечом в руках — ну что это такое? Какой меч, откуда он у него, алло?
Вот из этой штуки с Божьей помощью получилась икона Кутузова. Еще несколько штук готовы — пока их не показываю, собираю иконостас. Сделал дома из сеток и палок шелкографическую печатню: делаю самодельные постеры, клею их на улице, пока клей не застывает. Тиражирую Кутузовых на холстах: один в питерском Музее стрит-арта, другого увезли под Пермь, третьего в Амстердам, четвертого в Австралию, оригинал на доске в Saatchi уехал. Видишь, тема про «сжечь Москву» везде, кроме Москвы, понятна, и люди одинаковые чувства испытывают. Это такая объединяющая попытка — собрать нашу потерянную и разрозненную русскую нацию вокруг хоть чего-нибудь.
— Как ваша мама к этому относится?
— У нее произошла переоценка ценностей, когда меня посадили в 2009-м и она увидела, что всю мою сомнительную деятельность люди поддерживают, — митинги все эти, подписи, толпу у суда. Ходит на «Монстрацию» теперь тоже, смотрит «Дождь», ищет в интернете новости про меня. Конечно, переживает и не хочет, чтобы у меня снова были проблемы с ментами. Ну так я и сам не хочу.
— Ты написал в «Новую газету» колонку о том, что художникам надо быть партизанами и не брать деньги у государства. Но при этом Серебренникова ты активно поддерживаешь. Как эти две позиции у тебя этически согласованы?
— Я не беру денег у государства, но если ЕСПЧ присудит компенсацию, то возьму. Не хочу лезть в финансовую сторону дела Серебренникова — оно не про это вообще. Я посмотрел его последний фильм «Ученик», и мне стало понятно, за что его судят. Мне очень близка история из фильма — в Новосибирске был такой же «православный активист» Задоя, на меня бесконечно жалобы ментам писал, а кончилось все, как и в фильме, трагично. Он замучил собственного сына — тот повесился. И, как и в фильме, практически никто этого Задою не пытался тормозить — ну он же за Бога, нормально все. Дело Серебренникова — это борьба за культурное влияние. Попы и консерваторы его выдавливают из театра, кино, просто затыкают его. Я художник, я так вижу.
— Немного грязи в финале: что была за странная история с вашим участием в Триеннале музея «Гараж»? Тогда художницы-феминистки отказались висеть рядом с вашими работами, обвиняя вас в шовинизме. При этом в медиаполе выползла история про каких-то #легендарныекоты, которых вы с кем-то делили.
— Во-первых, не все художницы, а половина, во-вторых, не отказались, а написали письмо в «Гараж», что им неприятно висеть со мной в одном зале из-за моего сексистского твита. Но работы снимать они почему-то так и не решились, намекнув музею, что ему нужно снять мои. «Гараж» в ответ предложил обсудить конфликт на дискуссии, но феминистки меня туда звать не стали. Я написал пост, тегнув всех возмущенных, пояснил, что твит мой вырван из контекста, ироничен и вообще цитата, что никакой я не сексист, а такой же, как вы, феминист, и давайте жить дружно, нашли с кем воевать. Трое из обвинительниц извинились в личку, правда, постов своих с обвинениями удалять не стали, и ну как бы вот, проехали. А с котятами все хорошо — живут со мной, лоснятся.