Западные архитекторы хвалят и критикуют московское благоустройство

Гарофало: «Могу понять вашу потребность в граните. Москва его любит, у вас этот материал — практически национальное достояние: тут он разнотипный, дизайнеры часто используют в различных формах и текстурах. Здорово, что вы создаете безумное разнообразие работы с плиткой — такое уже московское ноу-хау».

Хампсон: «Люди на улицах улыбаются и расслаблены — я удивлен. Хорошо, что новые пространства предполагают разное использование: могу представить и киоски с сезонной едой, и музыкальные перформансы. Жаль, что многим пространствам не хватает интимности. Да, Москва изначально живет в масштабе проспектов — просторных и широких. Тут нет ощущения сомасштабности человеку, которое больше характерно для европейских городов — Амстердама или, например, 6-го округа Парижа».

Прикс: «Москву я не могу сравнить ни с одним другим городом. Она огромна и будто лишена организации. Здесь непросто разобраться, считать городской план и архитектуру. Ближайшие годы вам нужно будет посвятить тому, чтобы создавать пространства для людей. Мне кажется, Барселона могла бы быть хорошим примером для Москвы — в ней мне нравится почти все. А худшие пространства, которые я видел в своей жизни, как будто нарисовали военные для парадов. Это Париж, Мадрид и Москва».

Прикс: «То, что я вижу, не публичное пространство. Это пространство для машин. Здорово, что на Пушкинской площади появился зеленый участок, но если вы хотите устраивать пространство для людей, то такие маленькие парки должны быть повсюду. Хорошо, что посадили деревья и цветники, — все города в мире сейчас добавляют больше зелени на улицы и площади. Но зелень не панацея. Думать, что можно посадить три дерева — и тут-то начнется жизнь, неправильно».

Гарофало: «Размах улицы и ее первоначальное ощущение — она ведь предназначалась для парадов — никуда не ушли. Дизайнеры могли бы выступить на контрасте с оригинальным назначением, но здесь они скорее работали с ее наследием — как места силы и сосредоточия власти. Широкие тротуары образуют рифму с зоной возле Кремля — мне кажется, появилась связность с Красной площадью».

Прикс: «Я тут вижу просто красивую мостовую. Мне нравится испанский подход к созданию публичных пространств — во многих аспектах, но сейчас я расскажу об одном. В Барселоне вы можете услышать музыку повсюду. Каждый парк звучит по-своему. А знаете почему? Там устроены павильоны для музыкантов. Люди слушают музыку, пьют кофе. Это настоящая городская жизнь. А здесь? Нет никаких сомнений, что получилось скучно. Если хочешь сделать площадь живой, нужно создать различные зоны, проработать границы и только в последнюю очередь заниматься графическим дизайном».

Гарофало: «Несмотря на внешнюю простоту, здесь так много разных элементов! Мне нравится идея сделать двухуровневый амфитеатр с линейной стеной и большим количеством зелени. Дизайн сильный и четкий. Но я могу представить, что москвичей расстраивает отсутствие зелени. Я большой фанат культурных программ в публичных пространствах, и здесь это просто напрашивается: можно поболтать с соседом, посидеть на ступенях и параллельно посмотреть концерт или шоу. Было бы здорово, чтобы пространство пустовало пять дней, например, но все выходные тут происходили бы интересные события».

Хампсон: «На Хохловской площади город выглядит более пассивным и созерцательным, если сравнивать его с Тверской или Арбатом. Хотя это место не менее популярно у москвичей — рад был видеть, как они вовсю там ели местную пиццу».

Прикс: «Архитекторы сегодня будто не знают, что такое жизнь: они часто предпочитают заниматься графическим дизайном. Лучше бы поехали в Италию и Испанию, чтобы разобраться с тем, как работают живые пространства. Конкретно эта маленькая площадь слишком уж пустая. Здесь нет даже тени! Испанцы, например, знают, как создавать красивые скверы с трибунами, тенями, лестницами».

Прикс: «Прежде всего, здесь две зеленые зоны — сквер с памятником и газоны у моста — должны быть лучше связаны друг с другом. И темы каждой из них должны быть созвучны. Вот вы говорите, там есть памятник, — почему бы не поставить поближе к площади еще один памятник? Тогда люди чувствовали бы эту диагональ более интенсивно. Парковка тут просто ужасна».

Гарофало: «Это сугубо транспортное пространство. Хотя картина противоречивая: половина площади заставлена машинами, на другой половине бродят люди и выглядят счастливыми, хотя фактически находятся на острове. Дизайнеров публичных пространств часто просят заниматься украшательством, а ведь хорошее публичное пространство невозможно создать, если не решить проблему с транспортом и не продумать сценарии поведения людей. Мне кажется, из трех рядов парковки стоило больше выделить пешеходам, чтобы им было легче попасть на этот чудесный остров с памятником. И тогда он стал хотя бы полуостровом».

Прикс: «Болотную мне совсем трудно оценивать: я не знаю истории этого места. Но вообще, я бы предложил поставить несколько барж, которые бы плавали туда-сюда, а внутри их организовать бассейны — подобные проекты есть на реках во многих европейских городах. Вот было бы здорово, если бы летом люди могли в них плавать».

Гарофало: «Масштаб просто головокружительный. Улице повезло, что дома расставлены несимметрично, и я могу только похвалить авторов проекта благоустройства за то, что они продолжили играть с этой идеей асимметрии. Прогулочная жизнь сосредоточилась на одной стороне, на другой — линейный парк. Здорово, что архитекторы не пытались смягчить масштаб: это как-никак тоже ваше наследие. У нас был подобный проект в Шанхае: мы разрабатывали код проектирования городского пространства и тоже решили, что со слишком большим пространством хорошо сработает асимметрия. А здесь дизайнеры придумали к тому же эту гигантскую скамейку — очень иронично! Не буду комментировать выбор материалов и качество дерева, но это в любом случае аккуратное решение».

Прикс: «Идея широкой улицы для пешеходов не так плоха, и то, как она реализована, — тоже. Но я бы хотел, чтобы здесь было больше свободы для маневра, для движения, чтобы по ней были проложены сложные и, возможно, кривые маршруты. А пока место больше похоже на Восточную Германию, где в городах полным-полно такой советской эстетики. Да, здорово, что появилась зелень. Но деревья и кофейни не заставляют тебя чувствовать менее одиноким в городе. Я бы вот чувствовал себя ужасно одиноким, прогулявшись по Новому Арбату. Здесь нет того, что нравится нам, старомодным романтикам, — средневекового разнообразия, сложного пространства. Все-таки Новый Арбат остался улицей для машин».

Хампсон: «На Новом Арбате было достаточно машин, но это не помешало людям сидеть на лавочках и качелях. Все улыбались, дети играли и казались довольными. Несмотря на адский холод — было 3 градуса тепла, — это все равно было место, которое доставляло удовольствие горожанам».