Что происходит с поселком из «Левиафана», который взялся поднимать Борис Акимов

Каждые шесть часов перекрытая плотиной река Териберка из полноводного фьорда превращается в ручеек на дне широкого оврага. Прилив делит сутки на четыре равные части, и ориентироваться по нему проще, чем по солнцу, которое ничего не делит, а только перемещается по небу туда-сюда. Ручей впадает в тихую бухту с амфитеатром песчаного пляжа и галереей невысоких дюн. По случаю фестиваля пляж уставлен палатками до врезающейся в море гранитной скалы. Между бухтой, ручьем и скалой и расположена старая Териберка.

Самая заметная постройка в ней — четырехэтажная школа на несколько сотен учеников, заколоченная лет десять назад. За последние годы в регулярную планировку рыбацких хижин и трехэтажных домов вписали два новых здания — это облицованная плиткой гостиница «Терь» и покрытая серым сайдингом пожарная станция. Отремонтированное здание Дома культуры и построенная на фундаменте бункера гостиница «Норман» выполнены в той же безнадежной эстетике — никакой достойной архитектуры XXI век в Териберку не принес. Поэтому самым современным строением кажется собранная из металлоконструкций сцена — на ней 15–16 июля проходил фестиваль, посвященный новой жизни поселка.

Его открывает Териберский поморский хор в национальных костюмах. «Мы споем вам свои песни, вы — хотите слушайте, хотите нет», — предваряет выступление Ольга Николаевна, руководитель ансамбля, она же — директор местного ДК, краевед и лидер мнений. Хор затягивает, и поют хорошо.

Гости отвлекаются от киосков и шатров, где подают вкусную еду с местным колоритом: семга, треска, оленина — недорого. На пляже кайтеры учат управляться с воздушным змеем, по бухте снуют сапсерферы, под ними — дайверы. По экотропе орнитологи водят экскурсии, от причала в Лодейном отходят рыбацкие катера — экскурсанты ловят рыбу и слушают рассказы морских биологов. За 5000 р. на все это можно посмотреть еще и с вертолета. Полярное солнце зависло в зените, воздух +25°C, вода +7°C. Если для гостей из столицы ничего удивительного в такой фестивальной жизни нет, то для териберцев — это действительно новая жизнь. Больше приезжих поражает, что здесь не холодно, а пожалуй — курорт.

Под хиты Борзова прямо из Баренцева моря на меня выходит Борис Акимов. Это он запустил волну культурной экспансии Териберки в 2015 году, дав старт кампании по спасению «поселка из «Левиафана». Свой проект Акимов определял как «…строительство информационных, идейных, социальных и прочих связей, которые могут разбудить пространство за счет местных жителей, местных традиций, возможностей и желаний». «Афиша» эту инициативу поддерживала, публикуя манифесты самого Бориса, отчеты из териберских экспедиций и хроники подготовки к фестивалю, который к 2017 году достиг ощутимых размахов. Его музыкальную программу курирует основатель легендарной компании Feelee Records и совладелец клуба Yota Space Игорь Тонких — это он привез сюда петь Найка Борзова с Александром Ф.Скляром и ночью собирается устраивать тут полярный рейв.

Я спрашиваю у Акимова, состоялся ли за три года у приезжих активистов контакт с местными жителями. «Правильный местный житель, он как хороший инвестор — радуется перспективам, а не ждет дивидендов, — рассказывает основатель Lavkalavka. — Но таких здесь мало. В обоих поселках не более тысячи человек, треть — пенсионеры, треть — дети, вот и остается 350 работоспособных. Кто-то пьет, кого-то все устраивает, кому-то просто неохота. А кто-то говорит: «Сделайте все как раньше» — причем «раньше» тоже у каждого свое».

Акимов как профессиональный прожектер уже дистанцировался от операционной деятельности, и териберскими проектами вплотную занимается его партнер — Олег Степанов. «Мы много делаем для возрождения Териберки, но нас часто путают с властью, — говорит Боря. — Просят дорогу починить, пенсию повысить. А мы ведь не государственная структура и даже не благотворительная». Акимов считает, что деньги поселок из упадка не вытащат: местный рыбозавод загибается из-за неэффективности, владельцам маломерных судов не по силам покупать квоты на отлов, но помимо экономической целесообразности должна быть социальная логика. «Когда мы сюда приехали, все говорили, что поменять ничего не получится, что здесь такая мафия — о-го-го! — рассказывает он. — Мы ни с кем не боремся — у мафии тоже может быть своя логика. Однако дискуссия о необходимости разрешить прибрежный лов вышла на уровень губернатора, он написал письмо президенту. А раньше все только зубами скрежетали».

В ноябре 2016 года Lavkalavka объявила о создании в Териберке производства по переработке ягод-дикоросов и морской соли. Акимов через фейсбук предлагал всем желающим купить 1% компании за 6 млн р., чтобы впоследствии получать со своей доли до 33% в год. «Инвестиции под ягодный бизнес собраны, — рапортует он, — заказы есть, скоро начнется строительство, будет налаживаться прием сырья у населения». Он утверждает, что уже подписаны семь контрактов с большими пищевыми производствами на поставки; восьмой — экспорт морошки в Европу на 3 млн евро — пока на рассмотрении. На производстве будет 25 рабочих мест, куда планируют пригласить местных жителей. Териберский ветеринар станет заниматься организацией приема ягод — вот вам и контакт с населением.

На сцене А.Ф.Скляр затягивает свою версию песни Леонарда Коэна: «Спасибо вам за все, что вы прислали, спасибо за эмбарго и за Крым. Теперь, как говорил товарищ Сталин, мы возьмем Манхэттен, а потом Берлин». Я в это время укрываюсь в актовом зале ДК, где урбанисты, социологи и архитекторы спорят о будущем Териберки. Публика авторитетная, вопросы серьезные, консенсуса нет. Экологов волнуют сточные воды и неконтролируемая свалка отходов, социологов — вовлеченность местного населения в модернизацию, урбанистов — опыт норвежцев и исландцев.

Архитектор Андрей Чельцов представляет свой проект «Ремонт Териберки»: в прекрасном недалеком будущем автомобильное движение на территории поселка запрещено, жители передвигаются на электрокарах и электровелосипедах, скалы вокруг бухты застроены экологичными виллами для любителей северной природы — они-то и компенсируют убывающее население. Самые заинтересованные и доброжелательные из местных жителей, придя в себя, высказывают сомнения, что на такую недвижимость найдутся покупатели: северный край суров. «Думаете, во всем мире не найдется тысячи полторы таких людей?» — парирует Чельцов. Завязывается дискуссия. Квазиутопический проект заставляет всерьез рассуждать о перспективах ближайших 10–20 лет, и от этих разговоров перспективы становятся почти осязаемыми.

Тем временем концертная программа первого фестивального дня заканчивается — впереди ночной рейв, а разгоряченные гости «Новой жизни» штурмуют единственный на всю Териберку магазин. До его закрытия 20 минут, всех обслужить явно не получится. Возле кассы быстро налаживаются горизонтальные связи, начинает работать ситуативная кооперация — люди активно скидываются. Настроение у всех приподнятое: лавинщики из Хибин приглашают на рейв работниц рыбозавода из Лодейного, служащие мурманской мэрии берут на всех — что-то будет.

До него надо идти мимо заброшенной школы и ухоженного кладбища. Передвижная саунд-система — морской контейнер с диджейкой, колонками и светодиодный экран — встала в изгибе Штокмановской дороги. Техно вырывается из гранитного раструба, гуляет по поселку и, отражаясь от зданий, складывается в замысловатый стереорисунок.

В скальных мхах встречаю знакомых — продюсера Илью Барамию и исполнительницу Айгель Гайсину, выступающих тут с проектом «Аигел». Вместе с ними наблюдаем сверху картину: летают дроны, носятся квадроциклы, топчутся сотни три арктических рейверов, с другой стороны — бархатистая гладь Баренцева моря впитывает рассеянный свет незаходящего солнца. На песчаном берегу рейв почти не слышен, но там тоже танцуют — из открытого автомобиля несется «О, боже, какой мужчина».

Во второй день выступает проект Евгения Федорова Zorge с «Аигел», и зрителей значительно меньше. Несмотря на малочисленность, публика артистов без биса не отпускает. В перерыве между песнями Айгель говорит, что «…рада выступать в месте, где снимался небезызвестный фильм». «Я хочу передать привет Левиафану, — заявляет она со сцены. — Вы, наверное, заметили, что почти все наши песни посвящены именно ему. Так вот — привет тебе, Левиафан». Действительно, их альбом «1190» — такой же безысходный, как кино Звягинцева. Она посвящена жениху девушки, отбывающему тюремное наказание, и там есть, скажем, песня «Ария судьи».

В том, что в Териберке прозвучала и тревожная лирика Гайсиной, и простые, как топор, номера Александра Ф.Скляра, виноват Игорь Тонких. На вопрос, почему у фестиваля такой пестрый состав, в котором поморский хор, скляровский патриотизм и борзовские радиохиты сочетаются с воспевающим русский мрак артистом Oligarkh, он отвечает — это для посещаемости. «Состав участников должен был быть одновременно интересным и для семейного отдыха, — говорит Тонких, — и достаточно продвинутым для лидеров мнений. Александр Ф.Скляр откликнулся одним из первых, а Евгений Федоров участвует уже второй раз». Лидер Zorge приехал в Териберку с семьей из Петербурга на машине; он закрывает музыкальную программу и собирает аплодисменты от северной публики.

Я отправляюсь в толпу, чтобы расспросить местных жителей о впечатлениях. Игорь Сагитов — в прошлом волонтер фестиваля, а ныне звукорежиссер в ДК, — ругает организацию, но считает «Новую жизнь» долгосрочным вложением. «Нужно показать, что преобразования в шаговой доступности, — стоит только попу поднять, — отвечает он на вопрос о перспективе подъема Териберки. — И фестиваль этому помогает: народ приезжает, катера выходят в море, шоферы возят туристов. Просто у многих раздражение от приезжих все еще превышает ощутимую пользу».

У директора ДК Ольги Николаевны более резкое мнение. «Да, бардак! — говорит она. — Где праздник? Вот у нас был фестиваль «Рыбка-окунек» — люди уходить не хотели!» «Нужно больше фольклорных коллективов, — считает директриса, — потом можно фолк-рок, а к вечеру хоть в хард-рок уходите, хоть в альтернативу. Должна быть какая-то драматургия! Почему на берегу Баренцева моря Найк Борзов должен петь, как привез нам кокаин?»

Благодаря фильму Звягинцева Териберка стала символом русского захолустья —хмурого, безмерно красивого и обреченного на погибель. Фестиваль «Новая жизнь» пытается вытащить поселок из этого сценария, предлагая нашему северу радикальную альтернативу развития по образцу Скандинавии c верой в местную культуру и упором на кооперацию. Но большинство россиян с таким укладом жизни знакомы разве что по шведско-датским детективным сериалам да по магазину Ikea, и, наверное, поэтому фестиваль пока получается во всех смыслах полярным — с гастрономическими изысками и давкой за алкоголем, c рейвом и поморским хором, c утопической архитектурой и серым сайдингом.